Бен тихо смеется. — Честно, Миа. Я даже подумал, что мы могли бы стать друзьями. Друзьями? Бен и Джей? Эта идея абсурдна точно так же, как продавать солярии в Дубае. Но, если так подумать, у моего мужа, у этого уравновешенного, стеснительного мужчины, чей шарм заметен только при близком знакомстве, толком нет ни одного близкого друга. Есть коллеги по работе, некоторые друзья, которых привела я в нашу семью, и знакомые по спорту, с которыми он может иногда выпить после тренировки. Я вообще не уверена, бывают ли у мужчин лучшие друзья. У Джея никогда не было. Может это нормально среди мужчин? Возможно, им хватает несколько знакомых, потому что они все равно все свои чувства держат в себе и никому не рассказывают, потому что не доверяют? — Раньше ты к нему не сильно хорошо относился, — напоминаю Бену, после того, как поняла, что они никогда не могли бы стать лучшими друзьями. Они слишком разные. — Потому что он тебя обидел. Ты была моей лучшей подругой, и я хотел быть лояльным. Я бы и папу римского обвинил в разврате, если бы ты потребовала. Конечно, я ненавидел человека, который сделал тебе так больно. Ради тебя. Ты ведь понимаешь это, правда? Я резко встаю, иду к нему на диван, сажусь возле него и прижимаюсь к его груди. Глубоко дышу, чтобы успокоиться. Господи, я была так близка к тому, чтобы сломать свое счастье. Мой брак. Сильно ранить моего мужа. Как хорошо, что ничего больше не произошло. Никогда не поздно. — Спасибо, — бормочу я в его футболку. Бен рисует пальцем сердечки на моей спине, и я улыбаюсь. — Возможно, я немного боюсь, — тихо говорит он. — Не стоит, — шепчу я. — Правда. Я так сильно тебя люблю, что в моем сердце нет места ни для кого другого. Даже для Джея. Он целует меня в лоб, потом его взгляд падает на ноутбук. Я выпрямляюсь и заправляю прядь волос за ухо. Я знаю своего мужа. Если он уходит в работу, очень сложно вернуть его обратно на землю. — Занимайся дальше. Я все равно собираюсь спать. Выходные вымотали меня. — Мы могли бы еще… поговорить или… Чего бы ты хотела? Во вторник я на неделю уезжаю, и меня мучает совесть, что я оставляю тебя одну. — Нет, нет, все в порядке. — Я вижу облегчение на лице и радуюсь моему решению прогнать Джея из моей жизни. Навсегда. Это абсолютно правильно, говорю сама с собой, пока готовлюсь ко сну. Лучшее, что ты могла сделать, говорю сама себе, ложась в кровать. Из гостиной доносится музыка. Просто забудь его, шепчу сама себе, когда в темноте закрываю глаза. Забудь его как можно быстрее, как будто он никогда больше не появлялся. Я вся сжимаюсь от звука сообщения на моем мобильном. Почти полночь. Мне понятно, кто может прислать сообщение в это время. Но я не хочу его читать. Просто удалю. Или же напишу, чтобы он прекратил это. Немедленно. Я начинаю потеть. Целых полчаса я ворочаюсь в постели, потом любопытство все–таки побеждает здравый смысл, и я беру телефон в руки. Из–за сообщения, что я читаю, у меня останавливается сердце. — Я люблю тебя, Миа! Я не могу еще раз тебя потерять. — Разве это не прекрасно? — Бет висит на моей руке и улыбается, как маленький ребенок. — Я думала, ты ненавидишь Рождество, — отвечаю я. Сейчас вечер пятницы, я устала, одинока, потому что Бен улетел во вторник в Сиэтл, а вернется только на следующей неделе, за день до Сочельника, и я хочу домой, на мой диван, зарыться в одеяле с книгой и проспать все выходные. Вместо этого я позволяю Бет тащить меня через Виктория–Парк, где развернулась ежегодная Рождественская ярмарка. Только потому, что ей, вдруг, захотелось чего–то красивого. — Рождество – дерьмо, — признается она. — Но здесь все так нарядно, что кажется таким реальным. Правда? И выпал снег! Да, конечно. Спасибо за подсказку. Мои уши болят от холода, так как Бет вытащила меня прямо с офиса, а я не надела сегодня шапку. — Да ладно тебе, Миа, — толкает меня Бет. — Без меня ты бы провела все выходные дома на диване и умерла бы от скуки. С тех пор, как Бен уехал, ты будто в депрессии. — Я просто за ним скучаю, — резко говорю я. — Что в этом такого странного? — Он только на неделю уехал. Во вторник вернется, а там уже и Рождество. Отпуск. Еда. Сладости. До нового года. Я не хочу в отпуск. Я чувствую себя бесполезной без работы, но моя фирма закрывается на праздники, остаются работать только несколько техников, на случай экстренных ситуаций. Все остальные прокляты ничего не делать, и это бесит меня. С некоторых пор, Рождество непростое время для меня. В квартире пахло елкой и корицей, когда полицейские позвонили в дверь, чтобы сообщить, что мои родители погибли в автомобильной катастрофе. Воспоминание до сих пор душит меня. — Посмотри, разве это не чудесно? — Бет указывает пальцем на переодетого Санта Клауса в парке, перед которым выстроилась очередь из детей с их матерями, чтобы десять секунд посидеть на коленях у старого, толстого мужчины и прочитать список с желаниями. Я закатываю глаза. — Если ты сейчас захочешь стать в очередь… — Нет, Боже, упаси! — Бет громко смеется. Я зарываю руки в карманы и вся сжимаюсь, подняв плечи. В воздухе до сих пор танцуют снежинки, но поскольку город достаточно отоплен, это великолепие не остается надолго лежать на земле, но я должна отдать Бет должное. Все вокруг, и правда, кажется таким нарядным, что Гринч, увидев это, покраснел бы от зависти. — Куда ты вообще хочешь пойти? Кроме бара? — спрашиваю я и смотрю на мое дыхание, вырвавшееся облачком из моего рта. — В бар. А потом в цирк. — Господи, Бет… — стону я. — Я двадцать лет не была в цирке. — Это не такой цирк, — защищается она. — Это – настоящий, с акробатами и прочим. Когда она замолкает, я бросаю на нее взгляд, полный скептицизма, и она закусывает губу. — Ладно, я сдаюсь… мне их подарили. К Рождеству. Вообще–то, я туда не хотела, но они от… — Дай догадаться, — говорю я и останавливаюсь, чтобы создать интригу. Я чешу лоб, смотрю в небо, а потом щелкаю пальцами. — Я знаю! Тебе их подарил Том. Конечно же. Бет кивает. Ее щеки пунцово–красные. — Он тоже точно придет, — шепчет она, как будто боится, что нас подслушивают. В колонках парка играет гадкая версия Santa Claus is coming to town, а люди, которые нас обгоняют, на пути к их персональному Рождественскому чуду. Поразительно, что так много людей выбралось на эту ярмарку прогуляться. — Скорее всего, Том будет сидеть со своей семьей, — предупреждаю я ее. — Бет я не знаю, понимаешь ли ты… — Я все понимаю, — перебивает она меня с поднятыми руками. — Я знаю, не бойся. Но все равно… Я же не увижу его две недели, и мысль о том, что он своей истеричке–жене положит парочку наборов сексуального нижнего белья под елку, сводит меня с ума. Я вздыхаю. — Ну, ладно. Я иду с тобой. С угрозой того, что мы будем сидеть рядом с нашим шефом. Это будет просто прекрасно. — Прекрасно вот это! — Бет улыбается во все лицо. С красными щеками и кудрями, выглядывающими из–под ее вязаной шапки, она выглядит, как темноволосый ангелочек. — Но сначала мы выпьем что–нибудь. Пошли, я угощаю. *** Палатка цирка скудно отоплена, но мне все равно холодно из–за Рождественского пунша со льдом, которым Бет меня угостила. Кроме того, здесь ужасно громко, из–за множества кричащих детей я скоро себя почувствую как Мэри Поппинс. Черта с два это цирк для взрослых. — Он не придет, — шепчет Бет с разочарованным взглядом на пустые места возле нас. — Может они просто опаздывают? — шепчу я в ответ, одновременно спрашивая себя, почему мы, вообще, разговариваем шепотом? Кроме нас никто не заморачивается. Когда свет установлен и арена освещена прожектором, соседние места все еще пусты, и я позволяю Бет, в поисках утешения, прижаться к моей руке, в то время как внизу пантомимы строят разные гримасы. Полчаса спустя, я зеваю, мои веки тяжелеют. Бет подружилась с каким–то мальчиком, который в короткие сроки бросил свое место и пересел к ней. Я рада, что они нашли общий язык и вместе смеются над двумя клоунами, пока я борюсь с желанием достать телефон и немного поиграть. Все меняется в один миг, когда мне, вдруг, кажется, что я слышу одно имя, и у меня моментально повышается давление. Потому что я не совсем уверена, что я правильно расслышала. Но когда Бет толкает меня локтем в бок, с выпученными глазами, я понимаю, что не ослышалась. И это был не сон. Мое сердце бешено стучит о грудную клетку. — Ты знала? — я хватаю Бет за руку, и она поспешно трясет головой. — Правда, Миа, клянусь… Что между вами? — Между нами ничего нет, — говорю я и встаю, что вызывает возмущенный гул, позади меня. Бет тянет меня за руку назад на сиденье и смотрит на меня, но я не могу оторвать взгляд от арены. Там появляется… Джей. На нем черный костюм и он выглядит сногсшибательно. Я тяжело сглатываю и крепко хватаюсь за подлокотники. — Что, к черту, с тобой происходит, Миа? Кто, вообще, этот тип? — Не сейчас… — отмахиваюсь я. Потом сползаю вниз на сиденье, что и так не имеет смысла. Все равно он не увидит меня во всей этой толпе, тем более он не знает, что я здесь. Вчера я была близка к тому, чтобы поменять свой номер телефона. Потому что Джей звонит мне по несколько раз в день, наговаривает сообщения на голосовой автоответчик, шлет короткие сообщения или пишет в WhatsApp. Последней каплей было то, что он попросился в друзья на Фейсбуке, но я сразу же отклонила и заблокировала свой профиль от всех друзей. Я задумалась о том, что нужно просмотреть список своих друзей, на случай, если он добавился под чужим именем, чтобы шпионить за мной. Я только частично слежу за его выступлением, в отличие от Бет, которая не отрывает взгляда от его губ, и так сильно наклонилась вперед, что я переживаю, чтобы она не вывалилась из сиденья. — Ты, правда, спала с ним? — спрашивает она, когда Джей рассказывает какой–то симпатичной блондинке, что она устала и хочет спать. Бет смотрит на меня таким взглядом, который я могу назвать восхищением. Я закатываю глаза. — Это было давным–давно, Бет. Ошибка в молодости. — Блин, я бы тоже хотела совершить такую ошибку в молодости. — Она вздыхает. — Что такое ошибка молодости? — спрашивает мальчик возле нее, дергая за рукав. Я смеюсь. — Это кое–что глупое, что человек сделал только потому, что был слишком молод, чтобы понимать это, — объясняю ему я через Бет. Он хмурит лоб и смотрит на меня своими голубыми глазами. — Это как воровать, когда еще не знаешь, что воровать нельзя?