Я киваю. От этой маленькой лжи мне уже не стыдно. Как подруга Джея я не смогла бы сейчас стоять рядом, поэтому придется жить с этим вынужденным враньем. Мы садимся на деревянных стульях за столом. Мой взгляд опускается на папку с анализами. На этикетке указано имя Джей Штерн, и здесь не может быть совпадений. Врач разложил перед собой рентгеновские снимки и предыдущие анализы. Также новые снимки с сегодняшнего МРТ. От этого вида у меня мурашки по коже. Моя рука так сильно дрожит, что я с трудом могу крепко держать Джея, но я заставляю себя. — Я сравнил новые снимки с теми, что были сделаны коллегами из Лас Вегаса, — начинает врач. Он слегка наклоняется, в чем нет необходимости. Наше внимание и так всецело приковано к нему. — К сожалению, должен сообщить, что за последние месяцы опухоль сильно выросла. Это означает, что мы имеем дело с очень агрессивной глиобластомой, как и предполагал коллега из США после операции. Мне жаль, что я не могу сказать вам ничего утешительного. Мое сердце пропускает несколько ударов. Поскольку Джей ничего не отвечает, а просто таращится на стол, говорю я. — Что это означает для нас? — мой голос охрип. — Возможно, нам нужно сократить наши последние прогнозы. Я имею в виду, время, которое осталось. Ваши жалобы усилились в последнее время? — доктор Мартин отклоняется назад и снимает очки. Потом потирает глаза. — Немного, — отвечает Джей и я бросаю на него косой взгляд. Понятно, что он не будет постоянно жаловаться о том, насколько ему плохо. Но то, что он совершенно не рассказывает о своем самочувствии, ранит меня. — Появились некоторые новые симптомы, но о них меня предупреждали врачи из Вегаса. Ухудшение зрения, усиливающиеся мигрени и частые судороги... Я впиваюсь ногтями в его руку, но он не реагирует, даже если это причиняет боль. Я ощущаю мою грудную клетку так, будто на ней сидит слон. — Да, я так и думал. Мы можем постепенно увеличить дозу медикаментов, чтобы снизить симптомы. Но больше нам ничего не остается, если вы отказываетесь от остального лечения. — Но ведь можно еще что-то сделать? — говорю я, местами уверенным голосом. — Что-то ведь должно быть? — Опухоль сидит глубоко в мозге. Как вы уже знаете, удаление невозможно. Или же только с последствиями, которые я, как врач, не могу предсказать. — Какими последствиями? — Миа, оставь это, — тихо говорит Джей. — При эктомии нам нужно будет удалить много тканей, что ожидается отказ многих мозговых функций. Полный паралич, потеря речи, даже искусственная вентиляция легких или подключение к аппарату жизнеобеспечения... И это не просто риск, а большая вероятность при такой операции. Даже биопсия, которую сделал врач в Лас Вегасе не прошла без последствий. Но удаление опухоли при ее размере и местоположении невозможно. — Спасибо, — говорю безжизненным голосом. — Значит, это не рассматривается. Но какие еще варианты? Химия? Облучение? Медикаменты? Хоть что-нибудь? — Ну, с химиотерапией и облучением возможно мы сможем замедлить рост опухоли. Нереально надеяться на то, что с одними медикаментами рак полностью исчезнет. Для этого он очень большой и пророс в большое количество тканей в обеих частях головного мозга. Но мы попытаемся при помощи химиотерапии и одновременно облучения уменьшить его рост и таким образом продлить немного жизнь мистеру Штерну. Немного. Звучит не очень хорошо, но не безнадежно. Немного может превратиться во много. — На сколько? Мое сердце прыгает как теннисный мячик туда-сюда. Я сжимаю пальцы Джея, так сильно, что побелели костяшки моих собственных, и я, наверняка, причиняю ему боль. Но он не издает ни звука. — К сожалению, это невозможно предсказать. Несколько месяцев, возможно год, в лучшем случае два, таковы примерно мои прогнозы. Конечно, может быть и такое, что опухоль не будет реагировать на медикаменты. Или придется прервать лечение из-за побочных эффектов. — Доктор Мартин пожимает плечами и снова надевает очки. — Вы вообще врач или букмекер? — вдруг говорит Джей. Его губы побледнели, а ноздри зло раздуваются. Врач тихо смеется. — Мне очень жаль, мистер Штерн. Но на самом деле лечение такого рода опухоли выглядит больше как лотерея, чем наука. Мы можем только попробовать и ждать. Я бы с удовольствием сообщил вам новости получше, но, к сожалению... — доктор Мартин поднимает обе руки и позволяет им упасть. Темно-синяя ручка Монблан падает со стола. Он ее не поднимает. — Какова стоимость лечения, если мы будем проводить его здесь? — в конце концов спрашиваю я. Джей поворачивается ко мне, выпучив глаза. Потом сощуривается, вскакивает со стула и спешно идет к двери. — Это даже не обсуждается, Миа! — Сколько стоит пройти лечение? — переспрашиваю я, не обращая внимания на Джея. Мой пульс растет. — Мы предлагаем гамма облучение, которое возможно только в нескольких клиниках. В Лондоне мы единственные. Насколько это облучение эффективнее обычного еще полностью не изучено, но результаты говорят сами за себя. Кроме того, так будет больше сохранено здоровых тканей. Но все же результаты лечения злокачественных глиобластом не такие утешительные, как доброкачественных опухолей. Это нужно учитывать, принимая решение, я не хочу давать вам ложных надежд. Химиотерапию вы можете провести в любой из клиник Лондона, стоимость которой полностью покроет Национальный Центр Здоровья. Нет необходимости, чтобы мы... — Я хочу знать сколько это стоит, доктор Мартин, — спокойно произношу я, несмотря на то, что во мне бушует ураган да так, что аж самой страшно. Джей ходит позади, как тигр, загнанный в клетку, но я игнорирую его. Его отчаяние больно ранит меня, хочется рыдать навзрыд. Но я должна быть сильной. Взять ситуацию в свои руки. — Один сеанс облучения стоит пятнадцать тысяч фунтов. Если опухоль среагирует хорошо, через несколько месяцев можно будет повторить, чтобы закрепить положительный результат. Бывают случаи, что пациенты после года облучения проживали до пяти лет. К этому идет химиотерапия приблизительно за десять тысяч и Авастин, что мы будем параллельно вводить. Шум, подобный грому, перебивает врача, и я в ужасе оборачиваюсь. Джей стоит у двери с закрытыми глазами и потирает свое запястье. Видимо, он ударил кулаком дверь. Мои глаза печет, будто туда налили мыла, но я проглатываю слезы. Я должна сейчас быть сильной. — Мы попытаемся, — говорю я в конце концов, игнорируя ворчание позади меня. — Я... Врач наклоняет голову и мягко улыбается. Я тяжело сглатываю, прежде чем продолжить. — Я беременна. И я очень хочу, чтобы Джей увидел ребенка, прежде чем он... Комок в моем горле лопается, и фонтан слез начинает литься из моих глаз. Врач рутинно берет коробку с носовыми платками и толкает ее по столу в моем направлении. Джей приседает передо мной, кладет руки на мои колени и ищет мой взгляд. — Сокровище, — шепчет он. Я не могу посмотреть на него. Все размывается из-за пелены слез. — Несколько месяцев, Джей, пожалуйста! Даже если это всего лишь пара месяцев, но это время. Такое чертовски ценное время. — Сладкая... — он кладет голову на мои бедра, а я глажу его волосы. — У меня нет таких денег, — бормочет он в мои ноги. — У меня есть деньги, — отвечаю твердым голосом. — Мы возьмем из наших сбережений, этого хватит. Когда мы можем прийти? — я поднимаю голову и смотрю на доктора Мартина. — Пожалуйста, миссис Штерн. Поговорите спокойно обо всем дома и сообщите о том, что решите. Такие вопросы на скорую руку не решаются. Позвоните и мы сможем назначить прием как можно раньше. Что касается химиотерапии, мы можем начать ее в любой момент. Из-за вида опухоли медикаменты будут выдаваться в таблетках, так что нет необходимости в длительной подготовке. Облучение требует предварительного осмотра и сбора анализов, так что нам нужно назначить дату приема. Но в течение следующих трех— четырех недель мы сможем без проблем это сделать. — Хорошо. — Я встаю и тяну за собой Джея. Его губы потеряли всякий цвет, но щеки и глаза покраснели. Чувствую себя так, будто играю роль в фильме ужасов, когда Джей с опущенной головой покидает комнату, с силой хлопая дверью. — Простите, пожалуйста, — адресую извинения приветливому врачу, потому что мне стыдно за поведение Джея. — Без проблем, я привык. Мои диагнозы в основном неутешительные, и я, конечно же, понимаю подобные реакции. — Доктор выходит из-за стола. — Подумайте в спокойной обстановке еще раз, миссис... Штерн. Я не хочу сказать, чтобы вы не торопились, но... — У вас уже были такие случаи? Чтобы кто-то абсолютно не хотел лечиться? — спрашиваю я. Доктор Мартин мотает головой. — Вообще— то нет. Я постоянно слышу о своей профессии, что именно люди думают. Никакого лечения, лучше уж наслаждаться последними месяцами жизни. Но на самом деле никто еще так не делал. В конце каждый цепляется за жизнь и делает все возможное, чтобы продлить ее еще ненадолго. Поэтому я должен признать, что уважаю реакцию вашего мужа, даже если понимаю, насколько тяжело вам приходится, как его жене. Не поймите меня неправильно, я не одобряю это решение, абсолютно нет. Но оно... храброе. Тон, которым он сказал "жена", дал понять, что мы давно разоблачены в нашей лжи. Я признательна ему, что он все— равно дал всю необходимую информацию, как будто я действительно являлась миссис Штерн. — Спасибо, доктор Мартин, — говорю я, и протягиваю ему руку. — Мне не нужно больше ни о чем думать. Мы будем лечиться. Определенно. На улице меня встречает теплый весенний воздух, но несмотря на это я леденею, когда вижу перед дверью курящего Джея. Он рвет на себе волосы, пока не видит меня и не подходит ближе. — Миа, я не буду этого делать. Я засовываю руки в карманы и с опущенной головой направляюсь в сторону метро, не обращая на него внимания. — Миа! Проклятье! — Джей зовет меня, его кожаная подошва скрипит на асфальте. — Дискуссии исключены, — говорю я и внезапно останавливаюсь, что он почти врезается в меня. — По крайней мере не с тобой. — Я поворачиваюсь к нему и тыкаю пальцем ему в грудь. — Забудь об этом, ладно? Никаких дискуссий! Ты просто будешь делать то, что я требую от тебя. Теперь слово за мной. Он саркастично смеется. — В мечтах, сладкая. Только в твоих мечтах. — Я серьезно. Я даже очень серьезно. Я беру его руку и кладу себе не живот. Конечно, еще невозможно ничего почувствовать, ребенок еще такой крохотный, и не может никак дать о себе знать. Но я чувствую это... движение в моем животе, когда смотрю в темные глаза. Я вижу там страх. Неизмеримый черный страх, от которого становится не по себе. — Здесь... здесь твой ребенок, Джей! Ты ему или ей должен. И мне тоже! Даже если это всего лишь намек на шанс продлить твою жизнь, сделай это. Пожалуйста! Для меня. Для всех нас. Он тяжело сглатывает. Его взгляд опускается вниз, на наши переплетенные руки. Потом он смотрит мне в глаза. — Ты не имеешь понятия, Миа. Я не просто принимаю на несколько таблеток больше и живу дольше. Я буду болен. Действительно болен, не так как сейчас. Конечно, возможно, мне будет дано еще пару месяцев, но какой ценой? Прошу тебя! — Я буду заботиться о тебе. Я возьму больничный, в конце концов, я беременна, так что не будет никаких проблем. И потом я буду с тобой, пока... пока не родится ребенок… — Нет. Конечно, я не буду говорить об этом вслух. Никогда. Такое ощущение, что пока я не скажу этого, оно не произойдет. — И ты же слышал, что сказал доктор Мартин! Бывали случаи, когда после облучения пациенты жили несколько лет, несмотря на опухоль! Годы, Джей! — Только не питай иллюзий и ложных надежд. — Джей отпускает мою руку. Его руки обессиленно падают вниз. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Я не могу... — Я не буду, — спешно перебиваю его, и снова мне не стыдно за мою ложь. Какова цена жизни без надежды? Пустота. И это идет не от меня, а от Джея. — Обещаю. Но я хочу этого. Мне больше ничего от тебя не нужно, Джей. Это мое единственное желание. Пожалуйста!