– А я-то еще привез сюда детей… – это были последние слова Патрика, прежде чем запись разговора прервалась. – Чтоб я сделал это еще хоть раз – да ни в жизнь! Это я просто так говорю. Эйра перешла к допросам Трюггве Нюдалена, которые лежали отпечатанные у нее на столе. Слышать их она уже слышала, но вот увидеть то же самое на бумаге – совсем другое дело. Здесь не было долгих пауз. И она могла пропустить затянувшуюся часть, где он объяснял, что случилось почти сорок лет назад. Как он то и дело начинал плакать, винил самого себя за то, что втянул в это дело свою семью, за то, что его сыну стало обо всем известно. Он так долго жил в страхе. А потом настал день, когда кто-то окликнул его по имени в магазине скобяных товаров, и он удрал оттуда. И все же бывали моменты, когда он мечтал именно об этом. Теперь ему даже из-за такой мелочи, как винтик или болт, приходится ездить за две мили в Крамфорс. Он не должен был никогда заводить детей, так было бы гораздо лучше. Но Свена Хагстрёма он не убивал. – Я не такой. Я бы никогда. Это вполне понятно, что вы так думаете. Простите. Простите. Я не хотел причинить ей вреда. И он снова вернулся к случаю в Йевредале. Трюггве Нюдален оставил о себе двоякое впечатление. С одной стороны, он как будто говорил искренне, но в то же время казался слишком… Эйра не могла подобрать нужного определения. Чересчур рьяным, раскаявшимся? И настолько ли устраивало Мейан сомнительное прошлое ее мужа, как она утверждала, или здесь налицо классический пример угнетаемой жены, с которой дурно обращается супруг, а она все отрицает да еще вдобавок и защищает его? А еще гнев Патрика – в чем на самом деле крылась его причина? Не был ли он на взводе уже тогда, в тот первый раз, когда она увидела его утром у дома Свена Хагстрёма, когда он сердился на медлительность полицейских? Хотел ли он специально засадить за решетку Улофа Хагстрёма? Подозревал ли он своего отца? Знал ли больше, чем показывал? Эйра сходила налить себе кофе из кофейного автомата. Вообще-то время для кофеина было уже позднее, но сейчас ей все равно было не до сна. Трюггве Нюдалена задержали в обед. У них в запасе всего три дня. Скорее уже два с половиной. Эйра поплескала себе в лицо ледяной водой, прежде чем снова вернуться на свое рабочее место. ГГ посадил ее сюда не ради психологических анализов, она даже на секунду не позволила себе такого вообразить. Основанием задержать Трюггве Нюдалена в первую очередь послужило совпадение отпечатков пальцев. Его большой и указательный оставили довольно свежие следы, которые были обнаружены в доме: на кухне и на косяке двери в прихожей. Задачей Эйры было найти похожие улики, такие, от которых трудно отмахнуться. Она заметила небольшие расхождения между показаниями Трюггве и его жены о том, чем он занимался в то утро. Прочищал слив в ванной или все же прикручивал ножки к кровати? Конечно, они могли забыть или перепутать. При этом оба настаивали на том, что он рубил дрова. Дело это шумное, на весь двор было бы слышно, но, возможно, Мейан на самом деле не видела, чем занимался ее муж в доме, и просто выгораживала его. Если она солгала в такой мелочи, то тогда и все остальные ее показания тоже чистой воды ложь. Дорога через лес. Ее она тоже отметила. Трюггве сказал, что ходил к Хагстрёму, чтобы поговорить с ним о ее негодном состоянии. Эйра нашла имя муниципального служащего, который занимался такими вещами, попутно подумав, что других соседей тоже надо бы об этом спросить. Орудие убийства. Они изъяли у Нюдалена охотничий нож, аккуратно запертый в оружейном шкафу вместе с двумя ружьями. Следов ДНК было, пожалуй, чересчур много, чтобы можно было на что-то надеяться. В охотничьих компаниях люди находятся близко друг к другу, практически бок о бок. Нож был куплен два года назад, но будь у него еще один, старый, выбросил бы он его? – Кажется, денек у тебя выдался тот еще. Эйра крутанулась на стуле. В дверях стоял Август – чуть взъерошенная челка, обычные джинсы и светло-голубая футболка. Чертовски приятный цвет. – Как насчет кружечки пива в «Крамме»? До Эйры только сейчас дошло, что на ней до сих пор та же одежда, в которой она гуляла по лесу, вся грязная и в еловых иголках, а во рту привкус, явно от несвежего дыхания. – Мне нужно изучить допросы, – сказала она и провела рукой по волосам. Пальцы наткнулись на сломанный сучок. – Что, всю ночь станешь изучать? – не поверил он. – Если потребуется, то да. – О’кей, может, тогда в другой день? В косых лучах вечернего солнца ее тень далеко протянулась на полу. Если она поднимет руку, то коснется его ноги. Надо было что-нибудь сказать, что-нибудь шутливое, чтобы не было похоже, что она вообразила, будто между ними что-то есть, – она, конечно, так не думала, но, прежде чем Эйра успела что-то сказать, зазвонил телефон. Неизвестный номер. Некто был чрезвычайно рад тому, что сумел застать ее на рабочем месте. Эйра успела покинуть участок и бегом вернуться назад за ключами от машины, прежде чем ей удалось связать имя звонившего с лицом одного соседа, который жил ниже по склону, у старой береговой заставы. – Это моя жена ее заметила, она бродила вокруг одного из домов в стороне от нашего, такой синий с белыми углами, в одном домашнем халатике… Ей казалось, что она уже различает аромат августа. До него еще почти целый месяц, но конец лета неумолимо приближался, минута за минутой. Темнота всегда приходит так внезапно, так неожиданно. И следом – осень. Эйра сидела на веранде, закутавшись в одеяло. Было совсем не холодно, но собственные мысли заставляли ее съеживаться. Ночные заморозки, зимние холода. Если Черстин снова выскочит из дома в одних домашних туфлях, как сейчас, да еще в темноте, в которой ни один заботливый сосед не разглядит трепещущего между домами розового шелкового халатика… Когда Эйра вернулась домой, вся компания сидела за столом на кухне и пила чай. Соседи сказали, что Черстин сама позвала их в гости. Суматоха, вызванная ее ночной прогулкой, почти улеглась. Они не знали, сколько времени она пробыла снаружи и почему вообще вышла из дома. – Это трудное решение – отдать человека в дом престарелых, – сказала на прощание жена соседа, которую звали Инес, и похлопала Эйру по руке. Когда Черстин уснула, Эйра все еще была слишком взбудоражена, чтобы пойти и лечь самой. Тело ломило от усталости, и было страшно, что до утра, когда надо вставать, времени остается все меньше. Так больше продолжаться не может. Как давно она это поняла и все же не имела в себе сил что-либо изменить? Черстин постоянно твердила «нет». Не будет она никуда отсюда переезжать. Здесь ее дом, конечный пункт, здесь она знает, где лежат ее вещи, и, кроме того, жить здесь совсем не дорого. Но по мере того как потребность в этом возрастала, мысль переехать становилась все более пугающей. А мамино упрямство все более непробиваемым. – Но ведь я доставляю столько неприятностей, – все же говорила она иногда, и тогда Эйра бросалась уверять ее, что нет, ничуточки, и на этом их разговор заканчивался. Сложное решение – отдать человека. Эйра глядела в ночь. Решать за свою маму, против ее желания, лишив ее этого права. Все внутри нее кричало о том, что это неправильно, и все же каждая разумная мысль приводила ее именно к этому. А вдруг она примет такое решение, а потом ничего хорошего из него не получится? Хотелось свернуться клубочком внутри одеяла, мечтая о том, чтобы это оказались чьи-нибудь объятия. Того, кто смог бы заботиться о ней, давать ей советы, ну или по крайней мере имел бы свое мнение о происходящем. Эйра потянулась за телефоном. Ей даже не нужно было искать его имя. Оно всегда было на виду, и все же она давно ему не звонила. Уже поздно, ночь, но разве для Магнуса это играло какую-то роль? Она ведь и твоя мама тоже, думала она, ты не можешь бросить меня одну, наедине с этим. Раздался щелчок, и в ухе послышался металлический голос: «Набранный вами номер больше не существует». По ГГ тоже было не похоже, что он хорошо провел ночь. Лицо усталое, брови словно еще больше поседели. Эйра заметила у него на рубашке пятно, но ничего ему не сказала, потому что ей не хотелось знать, чем он занимается по ночам. – Мы не будем ругать этих дозорных, следящих за порядком в округе, – сказал он, когда они сели в машину, – и сердиться на них за то, что минуло больше суток, прежде чем они нам позвонили, тоже не станем. Эйра могла бы выбрать куда более короткую дорогу через мост Сандёбру и тем самым выиграть несколько минут, но это не был вызов по тревоге, а скорее разговор за чашкой кофе с людьми, которые сотрудничали с полицией, поэтому она решила вместо этого проехаться вдоль русла реки. Пересечь реку по мосту Хаммарсбру и избавиться от необходимости возвращаться той же дорогой, которой они только что проехали. Местная охрана состояла из добровольцев, которые по вечерам колесили по окрестным деревням, смотрели, все ли спокойно, и в случае чего сообщали в полицию, если замечали что-нибудь подозрительное, но сами никогда никого не хватали. Эйре доводилось с ними работать. Благодаря их помощи ей однажды удалось предотвратить преступление и задержать угонщиков машин. – Без их глаз и ушей у нас не было ни малейшего шанса, с такими-то расстояниями, – продолжал ГГ. – Но при этом всегда остается открытым вопрос о восприятии человеком действительности. Что он на самом деле видит, когда за чем-то наблюдает? Они свернули к сложенной из кирпича вилле. Разбитый вокруг сад впечатлял. Цветущий, подстриженный, трогательный в своей ухоженности. С фигурками гномов и эльфов. Небольшая скульптура косули. Здесь живут люди, которые из всех мест на земле избрали своим домом именно это, подумала Эйра. Которых не занесло сюда ветром судьбы, не угораздило родиться и остаться по вине различных обстоятельств. Два маленьких мальчика встали навытяжку в прихожей и серьезно с ними поздоровались, после чего отец услал их прочь, велев заняться чем-нибудь другим. Кофе, этот вечный кофе. – Мы тогда не придали этому значения, – сказал Эрик Улликайнен и сунул в рот порцию снюса. Ему было около тридцати, но под футболкой с рекламой водопроводной компании уже угадывалось растущее пивное брюшко. – Потому что ничего особенного на первый взгляд не произошло. – То, что это необычно, мы уже потом догадались, тогда и позвонили вам, вы уж нас поймите, – добавил его сосед постарше. Его звали Бёрье Столь, и он жил на другой стороне дороги, «вон в том белом домике на краю леса», показал он. Позавчера вечером они отправились на обход вместе. – Так что вы нас обоих должны винить. Тот вечер прежде всего был примечателен ужасной грозой, которая не принесла с собой ни капли дождя. Возможный признак того, что погода меняется. Зловещий знак. – Нам хотя бы повезло, что мы живем высоко. Нам не страшно, когда уровень воды в море поднимается, – сказал Улликайнен. Они первыми забили тревогу, когда молния угодила в лес у озера Сальтшён. Увидели, как над опушкой леса поднимается дым. В течение следующих нескольких часов они были очень заняты. Сначала ждали пожарных, потом показывали им путь по проселочным дорогам. Около полуночи, завершив обычный обход территории, они снова свернули к озеру и убедились, что пожар взят под контроль. Потом они остановились на обочине и пили кофе из термоса, чтобы осилить последние часы, делились взятыми из дома припасами и слушали музыку по ночному радио. На них снизошел покой после той жестокой разрядки, которую преподнесла им гроза. Одновременно с этим на дорогах появилось какое-то движение. – Мы ведь узнали машины, эти парни почти каждый вечер колесят по округе, и порой случается, что и по ночам тоже. В мое время мы тоже этим занимались с того самого дня, когда я смог купить себе первую подержанную тачку… – Мы даже и не подумали об этом докладывать, – вставил второй. – Что заставило вас передумать? – Новость о том, что случилось. Тогда мы и подумали, что все-таки… Мы ведь сотрудничаем с полицией. Мы не хотим, чтобы про нас потом говорили, что мы плохо справляемся со своими обязанностями. Пусть даже то, что мы замечаем, на первый взгляд кажется пустяком. Ведь именно так все и должно работать. Мы докладываем, а вы решаете, какие меры следует предпринять. Нам постоянно твердят об этом. – И что же вы увидели? Мужчины переглянулись. После чего один кивнул другому, и тот взял слово.