Эйра смахнула с себя руку, раздраженная, словно подросток, маминым прикосновением. Эти слова и то, как Черстин их произнесла, нежно и одновременно напряженно, – тут даже пяти семестров полицейской школы не хватит, чтобы разобраться. Забыла ты или помнишь, подумала Эйра, но есть что-то такое, от чего ты хочешь меня оградить. – Она призналась. Это ГГ ей позвонил. Он сидел в машине, направляясь в Сундсвалль, а в салоне у него Брюс Спрингстин пел о бедном городке, мимо которого течет река, в которую ныряют юные влюбленные. Мейан Нюдален была готова рассказать все уже на первом допросе. Им пришлось остановить ее и дождаться прибытия адвоката. Признание в совершении преступления должно происходить в присутствии правозащитника. – Теперь мы у цели, – радовался ГГ. – Теперь, дьявол меня раздери, мы точно у цели! Когда он позвонил, Эйра поднималась по лестнице в полицейском участке, перешагивая через ступеньку. Не мешкая, она устроилась у свободного компьютера и ввела свой логин и пароль, которые получила, когда стала частью следственной группы. Допрос с Марианной Нюдален. МН: Я защищала свою семью. Не больше и не меньше. Кто-то же должен был взять это на себя. Можно сказать, из нас я самая сильная. Эйра разговаривала с женщиной достаточно, чтобы сейчас явственно представить себе ее голос, дружелюбный и одновременно суровый. МН: Мой муж не имеет к этому никакого отношения. Это была я и только я. Теперь вы должны оставить его в покое. Он достаточно настрадался. МН: Единственное, о чем я жалею, это о том, что позволила Трюггве находиться здесь. Ни за что бы не подумала, что вы станете так долго удерживать у себя невиновного. Я ведь каждый час ожидала его возвращения домой. Вы можете сказать это ему? Пожалуйста. Признание было пронизано спокойствием. Женщина говорила довольно долго, не пытаясь о чем-либо умолчать или как-то извернуться. Обычно подозреваемые стремились как можно скорее покинуть комнату для допросов, но Мейан казалась даже довольной, что ей дали выговориться. Однажды в конце апреля Трюггве пришел домой весь взвинченный. Он услышал, как какая-то женщина в «Железе Нюланда» окликнула его настоящим именем. Это стало началом кошмара. Точнее, не настоящим, это она неправильно выразилась. Прошлым именем. Адам Виде уже давно исчез из их жизни. Несуществующая личность. Имя, которое он когда-то носил. Человек, которым он когда-то являлся. Мейан утешила мужа, сказав, что ничего страшного в этом нет, но в глубине души она понимала, что теперь самое худшее – это ждать. Как ждешь черных туч, когда они сгущаются над горой. Как ждешь рак, когда почувствуешь первую опухоль. Про сплетни, заглохшие на корню, можно сказать, что их никогда и не было. Она выросла с этим и знала, каково это, когда все смотрят на тебя как на зачумленную. Минул месяц, и ее муж снова появился весь задерганный и на нервах, ранним утром, когда Мейан едва успела сварить кофе. Трюггве, как всегда, ходил за почтой, и возле почтовых ящиков ему пришлось выслушать ужасные вещи. От Свена Хагстрёма. – Твоя старуха хоть знает, чем ты раньше занимался? Ты рассказываешь такое своей жене? Трюггве попытался было проигнорировать соседа, но это явно был не лучший способ справиться с ситуацией. Стало только хуже. – Вот ни за что бы не подумал, что ты такая мразь, Нюдален. Интересно, что скажут люди, если узнают об этом. И что говорит об этом твой ненаглядный сыночек и его стокгольмская женушка? Потому что ты ведь рассказал своему парню, да? Он знает, каким потаскушником был его отец? Трюггве пытался с ним поговорить, и по-дружески, и по-всякому, но это не прекращалось. Хагстрём наглел все больше. Стоял и пялился на их участок. А однажды, когда Мейан выдергивала крапиву из кустов смородины, Свен бросил ей прямо в лицо: – Он это и с тобой сделал? И с дочерью вашей, поэтому она удрала в Австралию? Приближалась пора летних отпусков. Слишком быстро отцвела сирень в этом году. Скоро приедет Патрик с детьми. Трюггве достал все их с Мейан сбережения, несколько тысяч крон, и отправился уговаривать старика, чтобы тот молчал. – Ну нет, так легко ты не отделаешься. Око за око, зуб за зуб. Такие, как вы, думаете, что все можно купить. Так вот, не выйдет. Прежде чем пытаться купить обратно свою семью, сначала ее потеряй. «Я должен все рассказать Патрику, – сказал Трюггве в тот день, – он должен услышать это из уст своего отца, а не от кого-то еще». Но Мейан уговорила его подождать, по крайней мере, до тех пор, пока не приедет Патрик, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз. А до того она должна была самостоятельно разрулить ситуацию. Со дня на день она откладывала решение проблемы. До последнего, как это свойственно всем людям, надеясь на чудо. Сердечный приступ или что-нибудь еще в этом роде. Но Свен Хагстрём продолжал жить. И изрыгать всякие гадости. По ночам, пока еще не приехал сын, Мейан вставала и прокрадывалась на соседский двор. Стояла снаружи и смотрела на дом, где спало ЭТО. Представляла, что будет. Как вся их жизнь обрушится в одно мгновение, если она не соберется с духом. Но если ты должен что-то сделать, то ты найдешь в себе силы это осуществить. В последнюю ночь она взяла с собой нож, дошла до дома и подергала дверь. Та была заперта. Залаял пес, и она быстро ушла, но больше глаз не сомкнула той ночью. Мейан знала, что Хагстрём каждое утро ходит забирать почту. После этого никто в их округе не запирает двери, особенно когда на дворе лето и тебе может скоро снова понадобиться выйти. Она взяла кусок мяса, из которого собиралась делать жаркое. Ни один пес не сможет устоять против такого. Она рано подняла с постели Трюггве, напомнив ему, сколько всего нужно успеть сделать. Насчет ножек для кровати и засорившегося слива в ванной она специально придумала, чтобы удержать его дома, пока она будет отсутствовать. Мейан заглядывала в окна, пока шла к дому Хагстрёма, но старика не увидела. Зато заметила испарину на окошке ванной. Осторожно приблизилась и услышала шум бегущей воды в трубе. Пес успел-таки тявкнуть, прежде чем ему под нос подсунули отличный кусок лосятины. Мейан швырнула мясо в кухню и была такова. Как обращаться с охотничьим ножом, она знает. Это умение живет у нее в руках. Никогда нельзя сомневаться, когда вводишь нож в тело – не важно, живое оно или мертвое. Все произошло очень быстро. Кричал ли он? Этого она не может сказать с уверенностью. Скорее всего, нет. Только немо разевал рот, явно не ожидая, что боль поразит это исчадие ада, которым он являлся. Которое думает, что он властелин всего и вся и волен распоряжаться чужими человеческими судьбами. – Никаких сомнений. Или как? Эйра вздрогнула, возвращаясь к реальности – рабочий кабинет и солнце высоко в небе за окном. Позади нее в дверях стоял с чашкой кофе ГГ и улыбался. – Отличная работа, – сказал он. – Было очень приятно с тобой работать, но, к сожалению, я получил напоминание от твоего начальства – они хотят тебя обратно. – Что, прямо сейчас? – К сожалению, у меня не нашлось аргументов, чтобы удержать тебя, но я сказал твоему шефу, что до понедельника мы постараемся управиться, так что у тебя хотя бы есть несколько свободных дней. – Хорошо. Эйра закрыла документ на экране. Дело, казавшееся раскрытым. Признание Мейан на первый взгляд не оставляло никаких вопросов. Оно было аккуратным и тщательным до мелочей и объясняло даже вопрос с ключами. Покидая дом, она прихватила с собой ключи Свена, которые торчали в замке, заперла входную дверь снаружи, а ключи бросила в дыру под крылечком. Эйра поняла, что им теперь их там не найти. Разве что в золе. У нее уже давно не выпадало несколько выходных подряд. – Спасибо, – сказала она, – для меня было очень полезно поработать с тобой. – Рад слышать, – откликнулся ГГ, – но погоди пока с прощаниями. Им надо было в последний раз съездить в Кунгсгорден. Трюггве Нюдален сидел на садовом стуле у торца старого сарая. Рядом с колодой для рубки дров лежал топор, пахло только что наколотыми дровами. Прежде чем выпустить из-под ареста, его коротко допросили, но на тот момент он оказался немногословен. Но спустя какое-то время после признания супруги, да еще в домашней обстановке, он мог стать более разговорчивым. – Вот собрался поленницу сложить, – сказал Нюдален, – а теперь думаю – зачем? – Можно мы присядем? – спросила Эйра. Трюггве пожал плечами и кивнул на веранду, но сам остался сидеть. Она поняла это так, что каждый может взять себе по стулу. ГГ пожелал, чтобы их разговор был записан, и положил свой мобильный телефон на траву.