И двинулся обратно, не дожидаясь, пока они выберутся наружу. Даже здесь лестница была сломана, вместо нее – лишь кучка отсыревших досок. К реке теперь вела хорошо протоптанная дорожка. Ветки берез касались воды. При свете прожекторов их стволы казались неестественно белыми. Они стояли у самой воды, а кто-то и по колено в ней, нагнувшись и сидя на корточках. Трое человек в полном защитном снаряжении, поскольку даже в Локне было обнаружено высокое содержание диоксина. Пока яд остается заключенным в земле, все еще не так страшно. Гораздо хуже, когда начинаешь эту самую землю копать. Когда коллега подошел ближе, Эйра последовала за ним. Под водой у самого берега виднелась какая-то мешанина из сгнивших досок и палок. Очевидно, это были остатки пристани. Чуть дальше из воды поднимались опорные столбы, походившие на редкий забор или конструкцию из свай. – Именно здесь мы это и обнаружили, – сообщила одна из криминалистов, Ширин Бен Хассен, которая руководила осмотром местности. Она показала на участок, где берег резко обрывался и начиналась вода. Виднелись подмытая земля, остатки древесины и голубая глина, из тех, что встречается повсеместно вдоль берегов рек. Ребенком Эйра часто играла с ней – ей нравилось мазать глиной лицо, чтобы потом своим видом пугать прохожих. – Если бы не низкий уровень воды в реке, то мы бы ничего не заметили, – сказала Ширин. Из-за того, что в последние зимы выпадало мало снега, реки, берущие свое начало в горах, обмелели, обнажив многое из того, что раньше было скрыто. Чтобы увидеть, им пришлось шагнуть в воду. Один из криминалистов уже поднимался с колен. Ближайшие березы отбрасывали черные тени в свете прожекторов. Это была рука. Застрявшая в песчаном береге, частично торчащая над поверхностью воды. Частично сохранившиеся кости руки. – Там еще больше есть, – сказала Ширин, указывая под воду. Взбаламученный ил и прочие придонные отложения окрасили прежде прозрачную воду реки в желто-коричневые тона, и теперь в ней было трудно что-либо разглядеть. – Бедренная кость, – услышала она чей-то голос рядом с собой. – Определенно, бедренная кость. Он плыл, словно сквозь воду – наверх. Он не знал, откуда или куда, и как ему удается дышать, если вокруг вода. Там были голоса. Но он не мог до них добраться. Они летели где-то высоко над ним, словно стая птиц в небе. Словно плачущая за рекой кукушка. Там было имя. Улоф. Там, далеко, где ничего не было. Улоф. Джаз-клуб находился в самом сердце каменного города, возле окаймленного деревьями бульвара, свидетельствовавшего о том, что когда-то в период своего процветания Сундсвалль мечтал стать Парижем. Стены были увешаны фотографиями легенд джаза, на телевизионном экране танцевали фальшивые языки пламени. Эйра тут же узнала женщину, сидевшую за барным столиком с наполовину пустым бокалом пива перед ней. Унни, двадцать лет спустя, но все с той же вызывающе-дерзкой прической «ежиком», которую она продолжала красить в красный цвет, те же обтягивающие джинсы и многослойное колье. До своего знакомства с джазовым музыкантом и переезда в Сундсвалль она постоянно зависала у них дома – одна из многочисленных подруг Черстин, которых раскидало ветром времени. Эйра до сих пор помнила доносившиеся в детстве в ее комнату голоса и смех двух женщин. Должно быть, сейчас ей немного за семьдесят. – Бог ты мой, как же ты выросла! Дай-ка взглянуть на тебя – какая шикарная девушка! Унни запротестовала, увидев, что Эйра собирается заказать только безалкогольное пиво – зачем так осторожничать, ведь она может остаться на ночь, для дочери Черстин у нее всегда найдется койка. – Забавно, что ты позвонила мне именно сегодня, – сказала она. – Видела новости? Кажется, нашли ту девчонку, что пропала в Мариеберге. Я как раз в то время у вас жила, помнишь? Новость о находке в Локне уже прозвучала в утреннем эфире радио, после обеда посыпались догадки, факты и домыслы. Все произошло очень быстро. Еще не успела стихнуть шумиха, поднятая убийством Свена Хагстрёма, как журналисты уже связали одно с другим. Теперь все задаются вопросом: неужели это действительно останки тела исчезнувшей Лины? Лина Ставред пропала без вести в июле месяце двадцать три года назад… – Да, я помню, – кивнула Эйра. Она пригубила пиво, темное и горьковатое на вкус. – Вот почему я захотела с вами встретиться. – Уфф, а я-то думала, что-то с Черстин. – Унни схватилась за сердце и с облегчением выдохнула. – Спросить по телефону я не осмелилась – была уверена, что ты скажешь что-нибудь страшное, вроде рак или смерть. Эйра коротко поведала ей о деменции. – Вот черт, – выругалась Унни. – Хуже не придумаешь. Все равно что исчезнуть, когда на самом деле ты все еще существуешь. – Я не знаю, почему вы потеряли друг друга из виду. – Такое порой бывает, – Унни следила взглядом за парой музыкантов, поднимавшихся на сцену, смотрела, как они настраивают инструменты. Крутят звукоусилитель, пробуют струны на контрабасе. – Мы еще не знаем, что за тело мы нашли, – сказала Эйра. – Это просто догадки СМИ. Чтобы установить точно, требуется время. А если еще учесть, сколько времени скелет пролежал в воде… На данном этапе специалисты зачастую даже затрудняются ответить, что перед ними: археологическая находка или останки имеют недавнее происхождение, то есть относятся к нашему времени. Многие фрагменты до сих пор не найдены… Унни несколько секунд ошеломленно глядела на нее, после чего рассмеялась. – Бог ты мой, я же совсем забыла, что ты полицейская! Для меня ты навсегда останешься маленькой вихрастой девочкой в штанишках на лямках. Я помню, как ты пыталась спрятаться за диваном, чтобы подслушать нас, когда мы сидели и пили вино. – Я здесь не как полицейская, – сказала Эйра. – А, ну это другое дело. Тогда позволю-ка я взять себе бокальчик. Унни махнула бармену и, не спрашивая Эйру, жестом показала, что они возьмут две порции светлого. У Эйры мелькнула мысль осушить махом свой бокал. После чего выехать на автостраду Е4 и оказаться задержанной дорожной полицией. Разом отделаться от всего. – Вы, конечно, знали, что Магнус встречался с Линой Ставред? – спросила она. – Уфф… Да! Это ужасно, когда подобное коснется лично тебя. Черстин была напугана до чертиков. Твой братец вместо того, чтобы рассказать все как есть, слинял и напился как свинья. Гордый был, держал все в себе. Ну ты знаешь, мальчишки, что с них взять. – Унни слишком быстро осушила свой бокал, и теперь ее взгляд бесцельно бродил по залу, следил за музыкантами, которые наводили порядок на сцене, и реагировал на появление каждого нового посетителя. – Временами мне очень сильно ее не хватает, – призналась она. – Мы потеряли друг друга из виду, когда я встретила Бенке и безнадежно в него влюбилась. Ты его, должно быть, помнишь, он как бог играл на бас-гитаре. В принципе, он до сих пор на ней играет. Черстин сказала, что он мне не пара, и за это я надулась на нее, решив, что она не способна радоваться моему счастью. Но она оказалась права. Мне же потребовалось семь лет, чтобы это понять. Он был абсолютно мне не парой. – Мне интересно, что вы помните о том времени, – спросила Эйра, – когда начались поиски Лины, а вы приехали и жили у нас… – Думаю, что все. Самые страшные вещи редко забываются, ты когда-нибудь задумывалась об этом? Я помню даже те кошмары, что снились мне в детстве. – Унни достала губную помаду и поймала свое отражение в застекленной фотографии на стене – ее лицо слилось с лицом Луи Армстронга. – Ты же помнишь, я жила одна в «Огромном наслаждении», одном из рабочих кварталов в Мариеберге, и тут я вдруг узнаю, что эта самая Лина пропала. Меньше чем в километре от моего дома. – Вы помните, что делали в тот вечер? – Пошла на берег мыться. Плавала голышом в реке. Стоял ранний вечер, но я не могла отделаться от мысли, что на ее месте могла быть я. Это только потом я узнала про этого парнишку. Четырнадцатилетний подросток вряд ли бы на меня покусился. Унни почмокала алыми губками, надула их и довольно улыбнулась. – А мама, – спросила Эйра, – она вам рассказывала, что делала в тот вечер? – Дай-ка подумать… Она же была дома, разве нет? Взгляд, загоревшийся при первых же звуках музыки. Музыканты спокойно заиграли традиционный джаз. Журчание голосов смолкло, внимание публики переключилось на сцену. – А Магнус? Унни прижала палец ко рту, показывая на музыкантов. Эйра понизила голос. – Что бы он ни делал, мама всегда была на его стороне. Она до сих пор так поступает. Послушать ее, так Магнус просто невинная овечка. Даже когда ведет себя хуже некуда. Если бы он сказал, что болен или у него депрессия, да все что угодно, то я бы, может, и поверила ему, но моего брата просто-напросто никогда не бывало дома. И не глядите, что я была еще слишком маленькой, – я знаю, о чем говорю. Я помню, что мне всегда его не хватало. Зазвучало соло трубы и смолкло. – Отсядем-ка подальше, чтобы никому не мешать, – прихватив с собой бокал с пивом, Унни переместилась в другой конец зала, откуда не была видна сцена. Эйра взяла в баре стакан воды. Они уселись в низенькие кожаные кресла. – Я обещала ей. Я поклялась, что никогда не стану вам этого рассказывать, – сказала Унни. – Речь шла о расследовании убийства, – напомнила Эйра. – Но ведь они схватили его. Мальчика, который это сделал. Ты не представляешь, какое облегчение испытала Черстин, когда все выяснилось. Я помню, как она плакала целыми днями. – Я думала, что она просто чем-то расстроена. – Ты не можешь понять, под каким давлением она жила. – По долгу службы мне приходится часто сталкиваться с людьми, которые говорят неправду полиции, – строго заметила Эйра. – И почему-то они все всегда убеждены, что на то у них есть свои причины. – Я не хочу сказать, что Черстин соврала, – замахала рукой Унни. – Просто она не знала, что ей следует ответить, когда ее спросили. – Так Магнус был дома или нет? – Тсс… Эйра и не заметила, когда повысила голос. Кое-кто из джазовой публики зашикал на них, многие бросали в их сторону недовольные взгляды. Унни наклонилась ближе.