– Другими словами, это не археологическая находка, – подвел итог ГГ. – Если стиль гранж не относится к археологии, то да. Полчаса спустя ГГ и Эйра ушли с лесопилки вместе. ГГ держался края протоптанной дорожки, где было почище и не так скользко. – Да, ничего не скажешь, – покачал он головой, когда они стояли возле машин и он закуривал сигарету. – Разве это похоже на случайность, что мы искали один труп, а наткнулись на другой? Эйра не знала, что ей следует сказать, да он, пожалуй, и не ждал от нее ответа. – Я разговаривал с прокурором, – продолжил ГГ, – так что теперь нас ждет расследование еще одного убийства. Он выпустил длинную струйку дыма. – Я, конечно, могу взять отпуск и осенью. Или даже зимой. Чего уж там. Отправиться путешествовать в самое темное время года – в этом есть что-то оригинальное, не находишь? Где-то на краешке ее сознания промелькнула и пропала мысль. Что-то про зачатие детей, подругу и прочее. – Очень надеюсь, что мы снова сможем одолжить тебя у твоего начальства, – сказал ГГ, – твое знание местности для нас очень ценно. Ты можешь видеть вещи, которые больше никто из нас не видит. Если ты, конечно, тоже не собираешься в отпуск? – Не-е-ет… Я освобожусь не раньше августа. Эйра засмотрелась на рой мошкары, вьющийся над его головой. Чуть дальше висела вывеска, оставшаяся после старой народной школы, в напоминание о том, что здесь тоже когда-то кипела жизнь. Она различила между деревьями крышу кузницы, просевшую у конька, там, где кирпич обрушился. Знание местности. Какие поверхностные слова. Тонкие, словно свежевыпавший снег в ноябре. Они умалчивали о той бездне или той неразберихе, что скрывалась под внешне мирным фасадом, за которым каждый человек крепко связан с другим, где воспоминания обманывают и предают. Эти слова умалчивали о любви, толкающей людей на нечестные поступки. – Я не могу, – сказала Эйра. – Вот оно что. Ясно… – ГГ выглядел удивленным. – А мне показалось, что тебе понравилось работать с нами? – Понравилось, – подтвердила она. – Очень. Просто я… Слова. Проклятые слова. Ощущение, что нужно сказать все как есть, но с какой стати она должна трепать имя своего брата? То старое дело закрыто давным-давно. Стоит ли ей сейчас говорить об этом? Ведь нынешнее расследование совсем из другой оперы. Здесь речь идет об убийстве мужчины, а не Лины, и, возможно, оно произошло даже не в девяностые годы. Какие доводы говорят в пользу этого? Манера шнуровать ботинок! Одновременно она мысленно представила себе более ранние находки. Бретелька от платья, которое могло принадлежать Лине. Ощущение, что здесь скрывается больше, чем простая случайность. – Мне кажется это немного нечестным по отношению к моим коллегам из Крамфорса, – проговорила Эйра наконец. – Такими темпами у нас там скоро останутся одни лишь зеленые юнцы, только что окончившие полицейскую школу. – Понимаю. ГГ пальцами затушил окурок и подошвой ботинка растер последние крошки табака, которые упали на землю. Кинул взгляд в ту сторону, где стояли развалины лесопилки, после чего оглядел ставшее безоблачным небо. – Гранж, – проговорил он. – Что еще можно сказать об этом человеке, пока мы ждем результатов экспертизы? – Что он был молод? – предположила Эйра. – У меня есть похожая пара, – сообщил ГГ. – «Мартинсов»? – Угу. Купил их прошлой осенью, когда подумал, что надо бы мне слегка обновиться, но почти не носил. Жесткие, и надевать неудобно. – Пожалуй, не так много пожилых мужчин расхаживает в «Мартинсах» в наше время… – Прости? – Я имею в виду, взрослых мужчин в самом расцвете сил. – Спасибо, – сказал ГГ с улыбкой. Эра ощутила мимолетную тоску, грусть от того, что они больше не будут работать вместе. – Как и сказала Ширин, в основном эти ботинки были популярны в молодежной среде. Бунтарский дух и все такое… Какая-то мысль внезапно пришла ей в голову. Не то чтобы она была в теме, для нее то время вообще ассоциировалось с группой «Спайс Герлс», но кое-что она все-таки знала. Например, о страстном желании ее поколения обладать тем, что было только на снимках газет, на экране телевизора или где-то еще. – Пожалуй, не так много было подростков, имевших «Мартинсы», – проговорила Эйра. – Только не здесь и не в девяностые годы. В Хэрнёсанде еще куда ни шло, там жили парни, которые одевались в куртки «секонд-хенд» и играли в музыкальных группах, но чтобы в Крамфорсе и окрестных деревнях? У людей просто не было таких денег. Думаю, пара «Мартинсов» выделялась бы на общем фоне. – Как я и сказал, – вздохнул ГГ. – Хорошее знание местности. В тот день, когда Эйра вернулась обратно к привычной схеме работы в качестве дежурного стража правопорядка, в южном полицейском округе Онгерманланда случилось не так уж и много. Драка в Болльста, причем по знакомому адресу, и взлом киоска на пляже в Лу. Злоумышленники обчистили контейнер с мороженым и покусились на запас конфет. По местным меркам – настоящая трагедия, но для полиции работы почти никакой, разве что сделать внушение деревенскому комитету и группе возмущенных детей, чтобы они отнеслись к произошедшему серьезно. – А я на следующей неделе иду на собеседование, – сообщил Август Эйре, когда они уезжали оттуда с опущенными из-за жары стеклами, – планирую получить место в западном районе Стокгольма. – Поздравляю, – сказала Эйра. – Желаю удачи. Надеюсь, ты его получишь. Нет, правда. – Если я все еще хочу этого. – Потому что не в центре города, да? – Она ощутила раздражение. Только выпустился, а уже привередничает. – Я бы мог остаться здесь, – сказал Август. – Если появится вакантная должность. – Ты шутишь, – не поверила Эйра. Август промолчал. Он и впрямь не шутил. Отыскал ее свободную руку, коснулся ее бедра и двинулся дальше. – Никто не хочет здесь задерживаться, – сказала Эйра. – Остаются только те, у кого здесь семья, корни, воспоминания. Потому что они жить не могут без охоты и рыбалки, леса и реки. Остаются, если создают семьи и хотят, чтобы дети могли носиться по приволью, но не для работы. Ты можешь проторчать здесь тридцать лет и все равно остаться офицером полиции. А если мечтаешь сделать карьеру, то имей в виду – должность начальника местного отделения освобождается раз в пятьдесят лет. – Мне здесь, пожалуй, нравится. – Да ты с ума сойдешь. – Здесь есть спокойствие, которого я больше нигде не встречал. Близость к природе. Ощущение, что вдыхаешь кислород в чистом виде. А еще этот свет… – Ты еще не видел, что творится здесь в ноябре, и не знаком со здешней зимней тьмой. Ты никогда не замерзал в январе, сидя в машине, которая не заводится. – Можно ведь прижаться друг к другу, – сказал он и рассмеялся, сжимая ее бедро. – И что подумает об этом твоя девушка? – Я же говорил, мы не относимся друг к другу, как к собственности. – Нет, нет и еще раз нет. И, чтобы не углубляться дальше в эту дискуссию, Эйра включила радио. Передавали «Летнее мучение» в стиле рэгги, которому уже несколько лет стукнуло. Август подпевал, барабаня в такт пальцами по опущенному стеклу. Голос у него был что надо. Эйре сделалось не по себе от сквозивших в нем беспечности и беззаботности, словно ее напарник предпочитал жить только настоящим, отбрасывая в сторону все, что казалось ему ненужным. Она сбавила скорость и свернула на узкую дорогу, которая, круто поднимаясь, шла через горный хребет. – Разве мы не собирались вернуться в Крамфорс? – спросил Август. – Собирались, но так быстрее. Не волнуйся, много времени это не займет. По ту сторону хребта их взгляду открылась небольшая зеленеющая ложбина. Своими волнистыми лугами, пасущимися коровами и редко разбросанными там и сям небольшими фермами она напоминала пейзажи Альп, и Эйре это нравилось. Прямая, усыпанная гравием дорога вела к дому на опушке леса. Лужайка перед домом была подстрижена, но в остальном все указывало на то, что строение уже давно пустует. Покосившийся во многих местах дощатый забор, поблекшая от солнца и ветра краска. Эйра с удовольствием отметила птичье гнездо в печной трубе. – Ты собралась купить дом или хочешь просто потискаться? – спросил Август. Эйра заглушила мотор и вышла из машины. – Сказать по правде, – проговорил он, вставая позади нее и разглядывая пришедшую в упадок хибару, – не слишком ли много придется здесь ремонтировать? – В этом доме жила она, – сказала Эйра. Август помолчал какое-то время, и она это оценила. Это место требовало к себе почтения, преклонения перед той печатью траура, что оно на себе несло. Или он был просто тугодумом. – В смысле, Лина? – Угу. – И с тех пор никто там не жил?