– Я сказал, что возьму вину на себя, но Лина отказалась. Завопила, что ее жизнь навсегда будет испорчена, если я начну болтать. Что ее отправят куда подальше, где станут держать взаперти. Она была сама не своя, да к тому же под дозой. Орала, что это я виноват, что мы оба сядем на кучу лет, и уж лучше тогда она сразу покончит с собой. Магнус шмыгнул носом и вытер лицо рукавом футболки. Из-за сумерек Эйра не могла сказать с уверенностью, но, возможно, это были слезы. – Это правда, – заговорил он снова, – она бы не пережила этого. Лина была не тем человеком, которого можно вот так просто взять и запереть в клетке. У нее зараз по семь мыслей было в голове, и половина из них – черные. Подозреваю, что она пила, чтобы забыться. Когда родители пытались удержать ее дома, она, если нужно, могла вылезти через чердак. А еще она хорошо умела строить из себя пай-девочку и врать о том, чем она занималась, так что вряд ли они знали о том, что она занимается сексом. И еще дома она всегда ходила в одежде с длинным рукавом, чтобы никто не увидел ее татуировку. – Что за татуировка? – прежде чем отправиться в Стокгольм, Эйра еще раз перечитала описание Лины. – В материалах по делу не было ничего про татуировку. – Ну еще бы! Ведь это же ее родители давали особые приметы своей дочери, а они многого не знали. Я сам был рядом, когда она ее делала. Магнус задрал левый рукав. Вся его рука была испещрена классическими, как у моряка, мотивами, которые он сделал себе лет в двадцать. – Сердце и несколько птиц. Я воображал себе, что это символ для меня или нашей любви – я ведь тот еще идиот. Он продолжил говорить, возвращаясь обратно к той ночи, когда они вдвоем с трудом выволокли труп из кузницы и потащили его вниз к реке, но Эйра его почти не слушала. Она видела перед собой это сердечко, на предплечье, с несколькими птицами, сбегавшими до сгиба локтя. Официантка, собиравшая посуду со столиков в стокгольмском кафе. Эйра видела эту татуировку прямо перед собственным носом и ничего не поняла. Женщина была немного пухленькой, с чересчур короткой стрижкой – она бы ни за что не подумала, что Лина решилась так выглядеть. Передать ей что-нибудь при встрече? И Эйра дала ей бумажку со своим именем, и та, должно быть, поняла, пусть не сразу, но потом проверила, чьей сестрой была посетительница кафе. – Мне нужно в туалет, – сказал Эйра и исчезла в доме, прихватив с собой телефон. Сидя на унитазе, она искала женщину по имени Симона, но больше не находила ее. Страница оказалась удалена. Когда она вернулась, Магнус сидел, обхватив голову руками. – Я так долго ждал, что кто-нибудь найдет его тело, что уровень воды в реке понизится или что он сам всплывет. Просыпаясь, я каждый день был готов к этому. – Ты не должен был признаваться в том, чего не совершал, – наставительно произнесла Эйра. – Но ведь я действительно виноват, примчался туда, стал шуметь. Надо было просто дать им сбежать, куда угодно. – Ты сказал, что он насиловал ее. – Это мне так показалось. Лина сказала, что она сама этого хотела, попробовать что-нибудь пожестче, ну незнаю. Все это так чертовски запутанно. Лина переоделась в другую одежду. Она заранее принесла туда вещи, когда они планировали свой побег. После чего укатила оттуда на мотоцикле. Магнус поплыл на лодке к Лунде. Там они и встретились. Он собрал ей еще немного одежды и выгреб все деньги из семейной кассы. – Матери не было дома, а ты… Ты спала. После этого Лина снова села на мотоцикл. Магнус показал на место у гаражной стены, где обычно стоял «Сузуки». Он не знал, куда она направляется, куда решила держать путь. Они договорились, что она бросит мотоцикл самое большее через пару дней. И больше никаких следов. Она исчезла навсегда. – Но как ты мог молчать, когда схватили Улофа Хагстрёма? – возмутилась Эйра. – Ты позволил четырнадцатилетнему подростку взять вину на себя! – Он приставал к ней в лесу. Лина рассказала об этом, когда мы дотащили труп того парня до реки. Я тогда стоял, ломал доски и заваливал ими и прочим мусором тело, размазывая по лицу слезы, а она рассказывала, какой нелегкий денек у нее выдался. Магнус поднялся. Казалось, он пытался смотреть на Эйру, но у него не получалось. – Как бы то ни было, Улофа не стали судить, он остался на свободе. Я же все то лето пил по-черному и едва понимал, что вокруг происходит. – На свободе, говоришь? – Он не должен был признаваться, – просто сказал Магнус. – Нет, это вы двое должны были признаться, ты и Лина. Эйра увидела, как лицо брата тут же посуровело, и поняла, что едва не перешла черту. – Я сейчас признался, – строго сказал Магнус. – И отсижу то, что мне причитается. Пусть мне даже ненавистна сама мысль об этом. – Это не поможет Улофу Хагстрёму. – Если ты еще хоть раз заикнешься про него, – прорычал он, – то я признаюсь и в убийстве Лины тоже. – Она жива, – сказала Эйра. – Может быть. А может, и нет. Я пытался внушить себе, что она погибла той ночью. Так старался, что почти поверил в это. Так было легче лгать. – И ты не хочешь узнать, где она? – Хочется верить, что она нашла ту свободу, к которой стремилась, и обрела долгожданное спокойствие. Эйра подумала о женщине, которая называла себя Симоной, и о расческе, которая лежала у нее в машине в сумке. На ней осталось полно темных волосков, которые вряд ли могли быть с лысого черепа Ивана Венделя. Эйра стащила расческу из его ванной, когда попросила разрешения воспользоваться туалетом. Прихватив заодно шелковый платок из прихожей. Прямо сейчас она не могла передать их на ДНК-экспертизу, но, возможно, когда-нибудь, когда все уляжется… Если дело Лины Ставред снова когда-нибудь поднимут. Правда рвалась из нее наружу, но стоило Эйре глубоко вздохнуть, как она потихоньку начала успокаиваться, словно стихающий ветер. Они просидели в молчании полчаса, пока облака не разошлись и на небе не проглянула луна. – Тебе надо кого-нибудь найти, – сказал Магнус, – кто бы подошел тебе. – Какое отношение это имеет к делу? – Я просто так думаю. Эйра смотрела в ночь, на небо, которое снова медленно светлело, где-то позади них, над Ботническим заливом. На секунду она подумала про Августа. У нее не получилось толком представить его лицо, то, как он выглядит. – Я предприняла одну попытку, – призналась она, – но, кажется, она закончилась ничем. – Ну тогда это просто тупой на голову баран! – шумно возмутился брат и вздрогнул, когда где-то совсем близко залаяла собака. – Вот черт, – выругалась Эйра и поспешила к машине. Она совсем забыла про пса, и он просидел взаперти несколько часов. Когда она открыла дверцу, тот пулей вылетел наружу. – Патраск! – скомандовала она. – Иди сюда! Пес удрал, только его и видели. Эйра подошла к живой изгороди, пошуровала среди кустов, но никого не заметила. – Ты завела собаку? – спросил Магнус. – Я взяла Патраска только на время. Это Свена Хагстрёма пес, а Улоф до сих пор лежит в больнице. Патраска отвезли в собачий приют, мне его сестра звонила, сказала, что у нее нет возможности взять пса к себе… – Вот уж не знал, что ты любишь собак. Магнус издал резкий свист, при звуке которого тень рядом с границей участка тявкнула и потрусила обратно. Эйра ухватила пса за ошейник. – Кто-то же должен позаботиться о нем. Послесловие Это роман, но все события в нем взяты из реальной жизни. Тот, кому показались знакомыми обстоятельства группового изнасилования в Йевредале, вероятно, помнит похожий случай, произошедший в 1985 году в Валльсберге в Питео. Мягкие приговоры, вынесенные по этому делу, привели к жесточайшим дебатам и изменению соответствующей статьи закона. И даже на сцену допроса Улофа Хагстрёма меня вдохновил реальный случай, когда детей после долгих допросов уговорили признаться в убийствах, которые они не совершали. В Арвике в 1998 году двоих братьев посчитали виновными в смерти четырехлетнего Кевина, а в 2001 году в Ховшё двенадцатилетнего подростка обвинили в том, что он убил своего лучшего друга. Похожие «подтасовки» происходили и в деле Томаса Квика. Когда много лет спустя журналисты начали изучать материалы этих дел, все подозрения на их счет были сняты. Совсем скоро будет уже двадцать лет, как я и моя семья купили дом в Одалене, с широким видом на реку и синеющие горы, по цене небольшой гардеробной в Стокгольме. Мое страстное желание описать этот пейзаж, в его свете и унынии, с каждым годом становилось все сильнее, но в одиночку я бы, пожалуй, на такое не отважилась. Поэтому горячее спасибо всем вам, жителям Одалена, кто отвечал на мои многочисленные вопросы, возил по местам, куда я не могла добраться на велосипеде, щедро делился со мной рассказами и историями и уточнял всяческие детали, касающиеся этого замечательного края: Улле-Карин Хэлльстрём Сахлен и Яну Сахлен, Матцу Де Валю, Тони Найму, Ханне Сахлен, Осе Бергдаль и в не меньшей мере Фредрике Хёгберг – без тебя я бы никогда не добралась до этих строк. Также больше спасибо Веронике Андерссон из Отдела по расследованию особо тяжких преступлений и многим полицейским этого региона, равно как и Перу Бухту, моему кузену и следователю полиции в прошлом. Спасибо Зорах Линдер Бен-Салах, моему источнику знаний во всем, что касается скелетов в голубой глине, и Петеру Рённерфальку за медицинскую экспертизу. Возможные ошибки и отклонения, если таковые были допущены, целиком и полностью лежат на совести автора. Также моя самая горячая благодарность всем вам, кто участвует со мной в процессе написания книги и делает его куда менее одиноким: Боэлю Форсселлу за дискуссии на тему истории и драматургии, Лизе Марклунд, Гит Харингу, Анне Цеттерстен и Малин Крепин за чтение и меткие замечания, которые помогали стать лучше и мне, и тексту. Равно как и Гёрану Паркруду за беседу о драме, характерах и психологии – мне нравится, что ты не даешь мне утонуть на глубокой воде. Спасибо моему издателю, Кристофферу Линду, Кайсе Виллен и всем вам из «Линд и Ко». Это всегда такая радость – возможность работать с вами. Спасибо Астри фон Арбин Аландер, Кайсе Пало и всей команде литературного агентства «Аландер Эдженси», я счастлива, что именно вы занимаетесь моими книгами. А еще спасибо Астрид, Амели и Матильде, самым важным из всех. Спасибо за каждую минуту, что вы находитесь рядом со мной, переживаете и поддерживаете меня. Вы – чудесные, ей-богу!