— А вот ты почти не улыбаешься, — заметила я, зачерпнула суп и слегка подула на него. Он оказался кисло-сладким и очень густым, больше напоминающим кашу. То, что нужно! — Или князю не положено этого делать? — У меня было мало причин для улыбок. Кейн неохотно рассказывал о себе, и, когда это происходило, я вся оборачивалась в слух. Как сейчас. Но мы никогда не говорили про годы, когда он был ребенком, а теперь для меня это было важно как никогда. — Даже в детстве? — спросила осторожно. — Почти не помню. Все мое время занимали тренировки, после которых хотелось упасть на постель и спать. Тогда я еще мог спать. — Артанец раскрыл ближайший к нему горшочек и принялся за мясо. — Карас хотел, чтобы его сыновья выросли сильными воинами. — А твои братья? Разве вы не дружили? — Нет. — Голос Кейна звучал ровно. — Мы были соперниками. Каждый из нас знал, что рано или поздно нам придется встретиться в поединке, потому что Артан будет принадлежать лишь одному. Я, как и остальные, делал все, чтобы заполучить его. В моем детстве все было иначе. Мы с братьями росли вместе, вместе играли, иногда пакостничали и получали за свои проделки тоже вместе. Конечно, я была лишена магии и не могла осваивать стихию наравне с братьями, но отец учил их защищать друг друга. Только оставаясь слаженной командой, можно было противостоять капризам северной природы. Не сказать, что мы всегда жили мирно, иногда ссорились и не разговаривали по несколько дней. Но это не отменяло нашей любви друг к другу. — Нет смысла доверять тому, кто стоит на пути к твоей цели, — задумчиво продолжил Кейн. — Либо тебе нанесут удар, когда не ждешь, либо придется сделать это самому. Гораздо проще, если вас ничего не связывает. В груди полыхнула ярость, приправленная тоской, на глазах навернулись слезы, стало так обидно за мальчишек, лишенных простых радостей детства. Не зря Анна называла артанцев варварами! В Нифрейе престол доставался старшему наследнику, никаких поединков не устраивали. Младшие братья могли жить в замке, но род Фэранса всегда был немногочисленным. Сейчас же и вовсе остались лишь Кейн и Брок. В Артане, по словам Лилы, наследников всегда было много, и все они сражались со своим отцом. Представила, что мой сын выходит против Кейна, и все внутри похолодело. — Это жестоко, — сказала тихо, потому что голос от волнения сел. — Согласен, — кивнул Кейн. — Поэтому я многое изменил. — И поэтому не хочешь собственных детей? Его взгляд словно лезвием прошелся по моему лицу, а от самого артанца повеяло холодом. Я поежилась. — Не только, — отрезал он. — Не хочу, чтобы кому-то еще достался мой дар. В словах Кейна я уловила столько затаенной боли, что сейчас она ударила мне в самое сердце. Перед глазами возник мальчик, который вдруг начал слышать непроизнесенные речи и осознал, что люди не всегда говорят то, что думают. А думают они порой о странных и страшных вещах. И что это нельзя прекратить, поставить заслон, чтобы не слышать, не чувствовать. Можно только приглушить, научиться контролировать, но рядом нет никого, кто бы помог во всем разобраться. Сколько же он перенес! Сколько боли и разочарований испытал. Когда жил в Артан-Пра среди сыновей Караса, и после — во дворце Риона и в Каменном лесу. В окружении множества людей, но всегда один. С помощью своего дара Кейн завоевал полмира, его боялись, принимали его власть и уважали силу. Но сам он считал это проклятием. Никому такой судьбы не пожелаешь! Уж точно не своему сыну или дочери. Я сжала кулак, чтобы не потянуться к Кейну, потому что безумно захотелось коснуться его руки. Он сочтет это жалостью, а я им сейчас восхищалась. Мужеством, силой воли. Его путь был нелегким, именно это его и ожесточило. Не каждый смог бы справиться с подобным, ежедневно сражаться с самим собой и побеждать. — Силу же можно не использовать, как делала твоя мать, — нарушила я затянувшееся молчание. — У нее не было выбора, — прищурился Кейн. — Но ты судишь по себе, Амелия. Ты всю жизнь обходилась без магии, потому что у тебя ее не было. Для мага не использовать дар то же самое, что, имея здоровые ноги, вечно лежать в постели. Поджала губы, не желая признавать то, что Кейн прав. А он был прав! Сколько раз в детстве я мечтала осваивать магию вместе с братьями, не замечать сочувствующих взглядов. Не считать себя ненормальной. Но одно дело — знать, что в тебе нет ни капельки силы и смириться с этим, и совсем другое — запретить себе развивать то, чем тебя одарила природа. И все-таки я не собиралась сдаваться: — Ведь необязательно, что твой дар перейдет ребенку. И что он будет настолько могущественным. Ее светлость справлялась с приступами. Прикусила язык, понимая, что снова затронула не самые приятные воспоминания, и ожидая от Кейна вспышки, но ее не последовало. Артанец остался спокойным. — Совсем необязательно. — На этот раз он даже согласился. — Но я не хочу рисковать. Особенно теперь, когда Древо уничтожено. К счастью, оно живо. Правда, я не знаю, как это может повлиять на младенца. — А как же наследники? Хочешь, чтобы на тебе прервалась линия? Разве твой народ этому обрадуется? — Это не противоречит законам Артана. Раз в году, в особый день, князю может бросить вызов любой сильный и отважный воин. Как я уже говорил, уступлю трон лишь достойному. Подозреваю, что при Кейне желающих сражаться с князем стало меньше. — А Рион? Думаю, он совсем не против внуков. — Я понимала, что ступаю по хрупкому льду, но остановиться уже не могла. Оставалось только идти дальше. — Возможно, Зои тоже хочет детей. Ты подумал о ней? Кейн отодвинул горшочек и окинул меня странным взглядом. — А ты хочешь детей, Амелия? — огорошил вопросом, от которого я забыла, как дышать. — Нет! — выпалила, не успев как следует обдумать свой ответ. Не хватало, чтобы он что-то заподозрил! — Мы не состоим в браке, поэтому осторожность не помешает. Одного твоего желания мало, Кейн. И ты не принявший целибат жрец. Значит, рано или поздно природа возьмет свое. Кейн резко помрачнел. — Тебе не о чем волноваться, мятежница. По моему приказу жрецы вулканов наложили на меня сильнейшее заклинание. У меня не может быть детей. Я непонимающе заморгала, ошеломленная то ли самой новостью, то ли уверенностью, с которой артанец мне ее сообщил. Такое вообще возможно? Нет, не так. Если заклинание работает, как объяснить то, что я ношу под сердцем дитя Кейна? Это ведь его ребенок, и только его. Или… Я ошибаюсь, и никакого ребенка нет. От этой мысли все внутри будто покрылось коркой льда, я ощутила пустоту и страх. К счастью, это длилось всего мгновение, потом вернулось мягкое тепло Древа, напоминающее о том, что я не одна. Нет-нет. В отличие от людей, нифрейскому роднику незачем лгать. Он показал мне младенца, а значит, это правда. Я держала на руках своего малыша, пусть даже во сне-видении. Как же тогда так получилось? Жрецы ошиблись и заклинание не сработало? Но других детей у Кейна нет. Не сработало в моем случае? Из-за Древа? Или из-за моего дара? Голова кружилась от вопросов и предположений. Среди всех этих мыслей выделялась только одна: сказать ли Кейну про ребенка? Я отложила ложку, потому что есть больше не могла. Скажу, и что тогда? В лучшем случае артанец не поверит, в худшем… В худшем — прикажет все проверить и разобраться, почему заклинание не подействовало. Да и как объяснить то, чего я сама до конца не понимаю? При этом глупое сердце отказывалось верить, что Кейн способен навредить своему ребенку. Особенно после того, как я узнала его историю. Он ненавидел род Фэранса, презирал бабку, которая отказалась от единственной дочери. Хотя бы поэтому он не мог поступить так же. И в то же время Кейн ненавидел отца, который держал мать в гареме, при этом нарушил собственные правила и сделал меня своей наложницей. Что мешает ему снова их нарушить? — Амелия, — позвал он, — посмотри на меня. Я подняла глаза. Он меня не касался, но достаточно было его потемневшего взгляда, чтобы меня бросило в жар. — Я позабочусь обо всем, — пообещал Кейн. — Позабочусь о тебе. Видимо, эти слова должны были меня успокоить. Но получилось совсем наоборот: вместо этого захотелось запустить в него чем потяжелее. Что он вообще знает о волнении? Да я живу как на вулкане! Между прочим, из-за него! Позаботится он. Пусть сам о себе заботится! — А если я хочу волноваться? — поинтересовалась, вздернув подбородок. — Волноваться о себе. О тебе. Ты не можешь мне этого запретить. Поняла, что сказала, когда увидела изумление на лице артанца. В одну секунду он схватил меня в охапку и перетащил к себе на колени. Кровь быстрее побежала по венам, прилила к лицу, а близость Кейна обожгла сильнее пламени в камине. — Отпусти. — Я уперлась ладонями в грудь мужчины, не отталкивая его, но и не позволяя притянуть себя ближе. — Не могу, — серьезно ответил Кейн. — Не могу и не хочу. В подтверждение его слов сильные руки с нажимом прошлись по спине, лаская через тонкую ткань платья. — Я не вещь, что бы ты ни думал. — Это прозвучало приглушенно, потому что от его близости мое дыхание сбилось. — У меня есть чувства, Кейн. — Я не считаю тебя вещью, — нахмурился он. — Но и не считаешься с моими чувствами. Я сжала губы: не хотелось начинать все по новой. Мы никогда не сможем доверять друг другу. Потому что он все решает за меня, а я… У меня слишком много тайн, которыми очень хочется поделиться, но нельзя. — Ошибаешься, мятежница, — хрипло произнес Кейн, почти касаясь губами моих губ, согревая их дыханием. — Мне очень важны твои чувства. Сердце зашлось в груди: не то от слов, не то от этих самых чувств, которые я испытывала рядом с ним, глядя ему в глаза, скользя пальцами по груди и плечам, наслаждаясь объятиями.