10 Я помчалась к себе в офис и позвонила сержанту Никсону, с которой подружилась, когда она выпускала меня из тюрьмы. Посмотрев бумаги Макинтайра, она дала мне тот адрес, который он назвал офицеру, допрашивавшему его при аресте. Судя по всему, Кэртис ежегодно проводил часть времени в тюрьме округа Санта Тереза. Для него она была чем-то вроде номера в гостинице на курорте, который он забронировал для себя на всю оставшуюся жизнь. В те недолгие недели, когда он не пользовался бесплатным питанием и спортивными сооружениями исправительного учреждения, он, судя по бумагам, занимал комнату в "Мотеле для Бережливых" (комнаты на один день, на неделю, на месяц... с кухней), который располагался на Стейт-стрит. Поставив "фольксваген" напротив этого заведения, я прикинула, что Кэртис вполне мог дойти сюда от тюрьмы пешком, не тратясь на такси. Я решила, что Макинтайр занимал ту единственную комнату, перед которой не было машины. Возле остальных номеров стояли подержанные "шевроле" и очень подержанные "кадиллаки". Наверняка на большинство этих машин не была оформлена страховка. Я надеялась, что за время пребывания на свободе Кэртис еще не успел совершить никакого преступления, хотя он мог "нанести публичное оскорбление" или "нарушить правила поведения в общественных местах" – на большее его вряд ли хватило. Вероятно, он еще на свободе. Мотель напоминал постоялый двор автомобильного века и вполне мог служить декорациями для съемок новой серии про Бонни и Клайда[1]. Здание, выстроенное в форме буквы "г", было выкрашено в тот странный оттенок зеленого, который появляется на яичном желтке, когда его слишком долго варишь. Я насчитала двенадцать номеров, каждому номеру полагалось свое крошечное крыльцо. На ступеньках в разнокалиберных банках из-под кофе цвели ноготки. Там, где располагался портье, стекло было залеплено названиями принимаемых к оплате кредитных карточек, тут же стоял автомат для продажи кока-колы. Я уже собиралась проверить, на месте ли Кэртис, когда тот появился на крыльце. Я окинула его изучающим взглядом. Он выглядел хорошо отдохнувшим, был чисто выбрит, одет в джинсы, белую майку и джинсовую куртку. На ходу расчесывал свои мокрые волосы, курил сигарету и жевал резинку. Я включила зажигание и медленно поехала вслед за ним. Он направлялся вверх по улице мимо многочисленных лавочек и контор по ремонту всякой всячины. На повороте был гриль-бар. "Уандер Инн" – гласила вывеска. Дверь в бар, открытая настежь, так и приглашала войти. Что и сделал Кэртис, бросив окурок прямо на тротуар. Я заехала на стоянку и, поставив машину, вошла в бар через заднюю дверь, миновав кухню, из которой доносился запах жареной картошки. В самом баре пахло пивом, в зале было много солнечного света, проникавшего через широкие окна. Хотя бар открылся совсем недавно, в нем уже плавал туман сигаретного дыма. Из-за него представшая взору картина напоминала выцветшую старую фотографию. Единственным ярким пятном в зале был аппарат для игры в автоматический бильярд. На передней стенке бильярда женщина-космонавт с убийственными конусами на месте грудей мощными ногами упиралась в маленькую Землю. Из-за ее спины в направлении Луны вылетал уродливый космический корабль. Когда я переступила через порог, на меня уставились шестеро мужиков. Кэртиса в их числе не было, он забился за столик в углу и присосался к пивной бутылке. Когда она опустела, он разразился долгой пивной отрыжкой. К нему подбежала официантка в белой блузке и черной юбке, держа поднос с горячей едой – чизбургер, жареная картошка. Кэртис сразу же сдобрил оба блюда кетчупом и солью. Схватив чизбургер обеими руками, он впился в него зубами. Я воспользовалась моментом и нырнула на сиденье напротив него. Он выразил бурю восторга, насколько это возможно со ртом, набитым чизбургером и окаймленным по краям кетчупом. – О! Привет! Как дела? Страшно рад тебя видеть. Не верю своим глазам! Как ты здесь оказалась? – заорал он, прожевав кусок и вытерев рот салфеткой. Я протянула ему вторую салфетку, он вытер пальцы и после этого изъявил желание обменяться со мной рукопожатиями. Отказываться было неудобно, и я с тоской подумала, что теперь от моих рук еще час будет нести луком. Я поставила локти на стол и оперлась на ладони подбородком, чтобы исключить дальнейшие проявления любезности. – Кэртис, нам надо поговорить, – сказала я. – Ради Бога! У меня есть время. Пиво будешь? Я сейчас закажу. Не дожидаясь ответа, он махнул бармену пустой бутылкой и показал два пальца. – Хочешь перекусить? Самое время. – Я уже поела. – Присоединяйся к жареной картошке, не стесняйся. Как ты узнала, что меня выпустили? Я же еще сидел в тюрьме, когда мы с тобой познакомились. Ты выглядишь великолепно! – Спасибо за комплимент. Ты тоже неплохо смотришься. Кстати, познакомились мы только вчера, – уточнила я. Кэртис вскочил и направился к стойке за пивом. Пока его не было, я клюнула несколько ломтиков жареной картошки из его порции. Приготовлена она была неплохо, но ее, видимо, забыли почистить. Кэртис вернулся с двумя бутылками и собирался присоседиться ко мне. – Путь закрыт, – предупредила я. Он вел себя тан, словно я пришла к нему на свидание. На нас уже начали посматривать другие посетители бара. Всем своим видом я показала, что не собираюсь уступать место. Он сел напротив и с самодовольной рожей протянул мне бутылку пива. Он, вероятно, полагал, что вслед за пивом, сигаретами и жареным картофелем ему еще обломится сегодня и женщина. Во всяком случае, он снова решил испытать на мне свой "задушевный" взгляд. – Ты же не будешь на этот раз ломаться, сладкая моя, как в прошлый раз? – Допивай свое пиво, Кэртис, и больше не смотри на меня этим плотоядным взглядом. Предупреждаю, у меня возникает сильное желание дать тебе в глаз. – Черт побери, но ты же очаровашка, – промямлил он. Видимо, от любви ко мне у него пропал аппетит. Отодвинув в сторону тарелку и щелкнув зажигалкой, он протянул мне сигарету. Он, видно, уже представлял нас в постели. – Я – не очаровашка, Кэртис. Я страшная зануда. Может быть, сразу перейдем к делу? Та история, что ты рассказал, вызвала у меня кое-какие вопросы. Он нахмурил брови, пытаясь выглядеть серьезным. – Неужели? – Ты сказал, что присутствовал на процессе по делу Дэвида Барни... – Нет, весь процесс я бы не высидел. Я же тебе говорил. Преступление само по себе может быть очень увлекательной штукой, но судебный процесс по этому поводу – это бодяга. Так? – Ты сказал, что беседовал с Дэвидом Барни в тот момент, когда он вышел из зала суда после вынесения оправдательного приговора. – Я действительно так сказал? – Да. – Вот это место совершенно вылетело из головы. Так какие у тебя вопросы? – Главный вопрос – в тот день ты находился в тюрьме, ожидая, когда тебе предъявят обвинение в ограблении. – Не-е-е-т, – протянул он, – не может быть. – Не нет, а да, все так и было. – Ну ладно, твоя взяла. Ты меня, считай, поймала. Я же совершенно забыл, когда это случилось. Перепутал даты, понимаешь. Но все остальное – чистая правда, клянусь! – Он поднял руку, словно произнося клятву. – Клянусь Богом! – Перестань дурачиться, Кэртис, и рассказывай, как все было. Ты же не разговаривал с Дэвидом. Ты просто нагло врешь. – Нет, нет, погоди. Я с ним разговаривал. Только разговор этот состоялся не там, в суде, а в другом месте. – Где именно? – У него дома. – Ты был у него в гостях? Не мели чепуху. Когда это случилось? – Точно не помню. Наверное, через пару недель после того, как закончился процесс. – Ты случайно не сидел еще в тот момент в тюрьме? – Нет, меня уже выпустили. Мой адвокат постарался и мне изменили, как это называется... меру пресечения. – Ты мне лучше рассказывай не про себя, а про то, как ты очутился в доме у Барни. Ты позвонил ему или он позвонил тебе? – Не помню. – Ты не ПОМНИШЬ?! – Я говорила с ним довольно грубо, с издевкой, но он, кажется, этого не замечал. Возможно, Кэртис привык к такому обращению, ведь обвинители, с которыми он сталкивался много раз в суде, разговаривают именно таким тоном. – Я ему позвонил. – Откуда ты узнал номер телефона? – Позвонил в справочную. – Почему ты решил связаться с ним? – Мне показалось тогда, в тюрьме, что у него почти нет друзей. Я сам когда-то попал в такую же ситуацию. Когда ты нарушаешь закон, от тебя все отворачиваются. – То есть ты вообразил себя его другом, причем лучшим. Что дальше? Он начал плести какую-то околесицу и, осознавая это, явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Ну, я же знал, где он живет – в Хортон Равин... в общем, я подумал, почему бы нам с ним не пообедать вместе, выпить чего-нибудь. Мы же все-таки сидели в одной камере, и я подумал, что он не откажет мне в гостеприимстве. – То есть ты решил занять у него денег, – уточнила я. – Можно и так сказать. Судя по всему, в первый раз за все время нашего разговора он сказал правду. – Я был на мели, без копейки, а у этого парня с деньгами проблем не было. Он их просто... – Этот момент пропускаем. Я тебе верю. Теперь опиши дом. – Он тогда жил в доме своей погибшей жены – ну, в том, который на холме, в испанском стиле, с огромным участком, с бассейном... – Поняла. Давай дальше. – Я постучал в дверь. Он был дома. Я сказал, что проходил мимо и решил зайти, чтобы поздравить его с оправдательным приговором. Он пригласил меня войти, мы выпили... – Что пили? – Он пил какую-то дрянь – водку с тоником и соком. У меня был бурбон с содовой. Великолепный бурбон...