Пепел хватает его за шиворот и встряхивает. На печи раздается громкая возня и воющее позевыванье. Пепел выпускает Костылева, старик с криком бежит в сени. Пепел (вспрыгнув на нары). Кто это… кто на печи? Лука (высовывая голову). Ась? Пепел. Ты?! Лука (спокойно). Я… я самый… о, господи Исусе Христе! Пепел (затворяет дверь в сени, ищет запора и не находит). А, черти… Старик, слезай! Лука. Сейча-ас… лезу… Пепел (грубо). Ты зачем на печь залез? Лука. А куда надо было? Пепел. Ведь… ты в сени ушел? Лука. В сенях, браточек, мне, старику, холодно… Пепел. Ты… слышал? Лука. А – слышал! Как не слышать? Али я – глухой? Ах, парень, счастье тебе идет… Вот идет счастье! Пепел (подозрительно). Какое счастье? В чем? Лука. А вот в том, что я на печь залез. Пепел. А… зачем ты там возиться начал? Лука. Затем, значит, что – жарко мне стало… на твое сиротское счастье… И – опять же – смекнул я, как бы, мол, парень-то не ошибся… не придушил бы старичка-то… Пепел. Да-а… я это мог… ненавижу… Лука. Что мудреного? Ничего нет трудного… Часто эдак-то ошибаются… Пепел (улыбаясь). Ты – что? Сам, что ли, ошибся однажды? Лука. Парень! Слушай-ка, что я тебе скажу: бабу эту – прочь надо! Ты ее – ни-ни! – до себя не допускай… Мужа – она и сама со света сживет, да еще половчее тебя, да! Ты ее, дьяволицу, не слушай… Гляди – какой я? Лысый… А отчего? От этих вот самых разных баб… Я их, баб-то, может, больше знал, чем волос на голове было… А эта Василиса – она… хуже черемиса! Пепел. Не понимаю я… спасибо тебе сказать, или ты… тоже… Лука. Ты – не говори! Лучше моего не скажешь! Ты слушай: которая тут тебе нравится, бери ее под руку, да отсюда – шагом марш! – уходи! Прочь уходи… Пепел (угрюмо). Не поймешь людей! Которые – добрые, которые – злые?.. Ничего не понятно… Лука. Чего там понимать? Всяко живет человек… как сердце налажено, так и живет… сегодня – добрый, завтра – злой… А коли девка эта за душу тебя задела всурьез… уйди с ней отсюда, и кончено… А то – один иди… Ты – молодой, успеешь бабой обзавестись… Пепел (берет его за плечо). Нет, ты скажи – зачем ты все это… Лука. Погоди-ка, пусти… Погляжу я на Анну… чего-то она хрипела больно… (Идет к постели Анны, открывает полог, смотрит, трогает рукой.) Пепел задумчиво и растерянно следит за ним. Исусе Христе, многомилостивый! Дух новопреставленной рабы твоей Анны с миром прими… Пепел (тихо). Умерла?.. (Не подходя, вытягивается и смотрит на кровать.) Лука (тихо). Отмаялась!.. А где мужик-то ее? Пепел. В трактире, наверно… Лука. Надо сказать… Пепел (вздрагивая). Не люблю покойников… Лука (идет к двери). За что их любить?.. Любить – живых надо… живых… Пепел. И я с тобой… Лука. Боишься? Пепел. Не люблю… Торопливо выходят. Пустота и тишина. За дверью в сени слышен глухой шум, неровный, непонятный. Потом – входит Актер. Актер (останавливается, не затворяя двери, на пороге и, придерживаясь руками за косяки, кричит). Старик, эй! Ты где? Я – вспомнил… слушай. (Шатаясь, делает два шага вперед и, принимая позу, читает.) Господа! Если к правде святой Мир дорогу найти не умеет, – Честь безумцу, который навеет Человечеству сон золотой! Наташа является сзади Актера в двери. Старик!.. Если б завтра земли нашей путь Осветить наше солнце забыло, Завтра ж целый бы мир осветила Мысль безумца какого-нибудь… Наташа (смеется). Чучело! Нализался… Актер (оборачиваясь к ней). А-а, это ты? А – где старичок… милый старикашка? Здесь, по-видимому, – никого нет… Наташа, прощай! Прощай… да! Наташа (входя). Не здоровался, а прощаешься… Актер (загораживает ей дорогу). Я – уезжаю, ухожу… Настанет весна – и меня больше нет… Наташа. Пусти-ка… куда это ты? Актер. Искать город… лечиться… Ты – тоже уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь – есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол! Свет… чистота, пища… всё – даром! И мраморный пол, да! Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа… по сцене мое имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь имени… Понимаешь ли ты, как это обидно – потерять имя? Даже собаки имеют клички… Наташа осторожно обходит Актера, останавливается у кровати Анны, смотрит. Без имени – нет человека…