Вовке было очень жаль, что брат на другой же день сменил свой нарядный пограничный мундир на рыбацкую полотняную робу. Он грустно сказал ему утром: — Ты бы, Юра, хоть медали повесил, — и замолчал, потому что брат оглушительно захохотал. — Ах ты честолюбец! — И Юра хлопнул братишку полотенцем по спине. — Чем вздумал хвалиться — моими медалями! Сам поди их заработай. С Вольного тоже сняли ленту с отличиями. Как простой пёс, шёл он сейчас за своим хозяином. Он очень быстро привык к морю, и, когда Юрина моторка, треща, уходила от берега, всем было видно, как спокойно сидит на корме огромная серая собака. — И он на мирной работе, — усмехался Юрий. — Кончились наши гулянья по тёмному лесу. Ничем ты. Вольный, больше не прославишься. Когда рыбацкие моторки и баркасы привозили рыбу, тут же, на берегу, начиналась засолка. Мать Вовки и другие женщины быстро чистили рыбу, солили, укладывали в бочки. Обычно, когда уже совсем темнело, за рыбой приходил катер с прицепной баржей. Однажды катер не пришёл. По телефону сообщили, что что-то заело в моторе, идёт спешный ремонт, и, пожалуй, только к восьми часам утра появится у знакомой пристани капитан Миронов, которого все рыбаки звали «наш рыбный капитан». Вечер был холодный. Усталые, мокрые рыбаки решили бросить жребий, кому охранять бочки с рыбой. И вдруг Юрий поднял руку. — Можно не устраивать жеребьёвку, — сказал он весело, — охрана есть. — И он указал на Вольного, который облизывался, наевшись свежих рыбных потрохов. Отец недоверчиво взглянул на собаку. — Как-то боязно, — сказал он нерешительно. — Рыбы много. Никогда мы бочки на берегу без охраны не оставляли. Мало ли что… Юрий помрачнел. — Не знаете вы пограничных собак! — сказал он отрывисто. — Под мою ответственность, товарищ председатель! И никто не удивился тому, что так официально назвал родного отца пограничник, и каждый поверил в то, что не подведёт такая собака. Учёная, своё дело знает. Юрий подозвал Вольного, указал ему на бочки с рыбой и коротко скомандовал: — Охраняй! Собака вильнула хвостом и уселась возле первой бочки. — Не сойдёт с места, пока не получит нового приказа, — заметил Юрий. Вольный замер на сторожевом посту. Рыбаки отправились домой. Все поужинали, легли спать. Не спал только Вовка. Ему хотелось поглядеть, как же Вольный караулит рыбацкое добро. Вовка тихонько встал, оделся, выскользнул за дверь. Он мчался к берегу, сжимая в кулаке кусок сахара для Вольного. Вот уже совсем близко море. И на нём широкая лунная дорожка. Кажется, вступишь на неё и побежишь, как по твёрдой земле. А вот и бочки. — Вольный! — крикнул Вовка и остановился, ожидая, что вот сейчас кинется к нему косматый друг. Но в ответ раздалось рычание. Встав во весь рост, Вольный сердито глядел на Вовку, раскрывая зубастую пасть. — Да это же я, Вольненький! — ещё раз крикнул Вовка и, размахнувшись, кинул кусок сахара, который шлёпнулся у большой широкой лапы. Сейчас Вольный приветливо махнёт хвостом, оближет сахар, а потом начнёт грызть его на передних зубах, полузакрыв глаза. Так бывало всегда, когда Вовка потихоньку от матери опустошал сахарницу. Но этой ночью Вольный вёл себя странно. Он снова зарычал, наступил лапой на сахар, даже не понюхав его. И опять уселся у бочки. Никому, даже Семёну, даже себе самому не сознался бы Вовка, что он сейчас просто боится подойти к этой собаке, с которой так часто играл. И вдруг Вовка понял: Вольный переменился. Вольный стал часовым, и никто, кроме настоящего хозяина — Юрия, не мог вывести его из состояния насторожённости и тревоги. Вовка вздохнул и, не окликая больше собаку, отправился домой. Шёл медленно, опустив голову, переживая свой конфуз. А ведь он-то думал, что уже стал дрессировщиком не хуже Юрия. Кто-то рядом рассмеялся. Вовка узнал отца. — Неудачно мы с тобой вылазку совершили, — сказал председатель. — Выходит, Вольный и нам не доверяет! Эх, были бы все такими сторожами! Утром за завтраком только и разговоров было о неподкупном стороже. Юрий привёл Вольного завтракать. И Вовка положил ему в овсяную похлёбку самых вкусных костей. Он гладил собаку. Просто не верилось, что этот мирный, добродушный пёс сегодня ночью не подпустил его к себе. Так и повелось в колхозе: стал сторожем пограничный пёс. Рыбаки говорили о нём с уважением. Однажды вечером снова не пришёл в колхоз катер «рыбного капитана». Рыба всюду шла косяком, и переполненная баржа проплыла мимо. — Завтра в девять утра прибудем, — кричал в рупор капитан, — а сегодня не успеем вернуться! Караулить рыбу оставили Вольного. А утром Юрий, прибежавший за собакой, увидел такую картину. Раскинув лапы, на песке лежал Вольный, окровавленный, полумёртвый. Глаза собаки раскрылись навстречу хозяину, он попытался встать, но снова с жалобным стоном опустился на песок, потемневший от крови. На крик Юрия сбежались колхозники. Трёх бочек не было на берегу. Ночью здесь было совершено преступление, и сейчас умирает лохматый пёс, который грудью встал на защиту рыбацкого добра. Кто-то из молодых ребят на мотоцикле кинулся за ветеринаром. Он приехал, осмотрел собаку. — Пять ранений. Два тяжёлых, — сказал он коротко, — немедленно на операцию. Рыбаки осторожно приподняли собаку, положили на сеть и доставили четвероногого героя в ветеринарный пункт. Там промыли раны, зашили их, поместили Вольного в маленькую комнатку, над которой висела загадочная надпись: «Бокс». Сюда переселились Юрий и Вовка. По очереди приносили они собаке еду, поили, как новорождённого, из бутылочки с соской тёплым молоком, клали холодную тряпку на тёплый сухой нос. И железный организм Вольного выдержал. Уже через две недели собака начала подниматься, есть. И вскоре вместе с Вовкой прибежала домой, быстро нырнула в свою конуру, где уже давно лежала чистая солома, убедилась, что там всё в порядке, и заняла свой обычный пост у калитки. А преступники, похитившие рыбу, так и не были найдены. Осматривая берег, участковый милиционер обнаружил фуражку и нож. Фуражку, видимо, сбил с преступника Вольный, а этим самым ножом его ранили. Фуражку и нож Юрий забрал себе, несмотря на протесты милиционера. — Это же вещественные доказательства, — убеждал тот. Но Юрий был непоколебим: — Бандиты всё равно ушли. А по этим вещественным доказательствам, может быть, Вольный сам их найдёт. Когда собака окончательно поправилась, Юрий поднёс к её носу найденные на берегу предметы. Вся шерсть у Вольного встала дыбом. Глухо зарычав, собака ещё и ещё раз обнюхала фуражку, припоминая ненавистный запах. Пёс весь дрожал, глаза его налились кровью. — Ищи! — сказал Юрий. И Вольный, толкнув носом калитку, вылетел на улицу. Пёс вернулся наутро следующего дня, весь грязный, с всклокоченной шерстью. Устало опустив морду, он прошёл к своей конуре и жадно начал хлебать похлёбку. — Не нашёл, — сказал Юрий. — Пока не нашёл… Но обязательно найдёт! Как-то Юрию пришло письмо. Друг, пограничник, звал его к себе в гости. Надо было ехать на пароходе, а потом, как писал товарищ, пройти с километр лесом. «Приезжай с Вольным, — писал друг, — ведь небось втроём столько километров исходили на границе. Хочу с вами обоими повидаться». До сезона рыбной ловли оставался ещё добрый месяц, и колхозники единодушно решили: пусть едут отдохнут. На пароходе Вольный вёл себя отлично. Он то спал, растянувшись во всю длину в одноместной каюте своего хозяина, и, если Юрий пытался подойти к окну, Вольный, не открывая глаз, тихонько рычал: это он предупреждал хозяина, чтобы тот нечаянно не наступил ему на лапы или на хвост. На стоянке оба выходили гулять. Оставалось идти несколько часов. Сейчас пароход подходил к большой пристани, где на прилавках базара было разложено множество золотых, пахнущих солнцем волжских дынь. Юрий решил угостить друга этими чудесными волжскими плодами. Он набрал полную авоську дынь и отдал её Вольному. Сцепив крепкие зубы, собака легко несла этот необычный груз. И вдруг произошло нечто невероятное: выпустив изо рта авоську, Вольный перескочил через прилавок, кинулся на высокого мужчину, который, усевшись прямо на земле, играл в кости со своими приятелями, и повалил его. Опешивший Юрий бросился следом. Кругом раздались возмущённые крики: — Взбесился пёс! — Водят тут без намордников! — Безобразие! Где-то неподалёку раздался свисток. К месту происшествия спешил милиционер. Юрий подбежал к Вольному. Собака стояла на лежащем человеке, одетом в пёстрый клетчатый костюм. Две мощные лапы упёрлись ему в грудь. Вольный рычал, глаза его горели. — Назад! — сказал Юрий. Но собака не послушалась. Она только повела в сторону хозяина глазами и продолжала угрожающе рычать. Подбежавший милиционер уже вытаскивал револьвер из кобуры, готовясь выстрелить в взбесившегося пса. И тогда Юрий крикнул так, что его услышали все: