– Ладно. Я тогда тоже спрошу. А почему вы так и не простили Георгия? – О, уже успели насплетничать! – рассмеялась Луиза. – Мне что-то нехорошо, – призналась Марина. Ее вдруг повело, она схватилась за полку, чтобы не упасть. Подташнивало, голова кружилась. – Так, пойдем-ка со мной. Сейчас чай тебе заварю. Давай. – Аня… – прошептала Марина, в одно мгновение покрывшись липким потом. Луиза отвела ее на задний двор магазина и усадила на стул, оказавшийся очень удобным. Быстро принесла крепкий чай, в котором, помимо заварки, явно было что покрепче. Луиза выдала Ане упаковки с салфетками и туалетной бумагой и велела аккуратно разложить на полке в обмен на мороженое и пакет с мармеладками. Девочка с восторгом принялась выполнять поручение. Марина мелкими глотками пила чай и приходила в себя. Луиза налила себе вина и призналась: – Я что-то устала сегодня. Хотя еще и не разгар сезона. А почему Георгия не простила? Гордая была. Слишком. Мои родители хотели, чтобы я за Александра вышла. Все этого хотели. Георгий тогда был – ветер в голове, несерьезный. А Александр всегда рассудительный, положительный. Сейчас бы я так не поступила. Бабуля моя покойная говорила, что я все равно буду с тем мужчиной, которому сердце отдала. Так и получилось. Георгий всегда рядом со мной, а я рядом с ним. Он мечтал уехать, уезжал на два года, потом еще раз на пять лет, но возвращался. Я тоже могла уехать, но его ждала. Всегда ждала. Он знал, что я здесь. Теперь что нам считать? Старые уже. Он так и не нашел свое счастье. А я? Женщины про счастье не думают. Они про детей будущих думают. Чтобы у них, у детей, возможности были, чтобы другая жизнь, не такая, как у нас. Только детям все это не надо. Мой сын… Виктор… Как я хотела, чтобы он мир увидел, хорошее образование получил, жил в большом городе! А он здесь остался. Лодку себе купил и счастлив. Захочешь свежую рыбу, скажи. Привезет. Еще свадьбы на остров возит. Ну и просто так, кто куда захочет. Может в открытое море отвезти или в бухту красивую. Если захочешь, скажи мне. Лодка «Призрак», ее все знают. – Какие странные у вас названия, – улыбнулась Марина. – Почему странные? – «Потерянный рай», «Утопия», «Призрак»… Беспросветные, что ли. А на острове церковь? Действующая? Службы проходят? – Зачем тебе? Ты же не верующая, – хмыкнула Луиза. – С чего вы так решили? Из-за того что я крестик не ношу? – Я всегда вижу. Нет, церковь сейчас только по заказу работает. Как и многое другое. Ее заранее бронировать надо – под венчание, например, или под крестины. Смешно, да? Отель бронировать и церковь. А церковь раньше хорошая была, я там тоже венчалась. И сына крестила. Мой одноклассник на острове работает. – Работает? – Священником. Если захочешь съездить на остров, тоже можно. Сын отвезет. Ну неформально, так сказать. – Я хотела бы. Но у меня морская болезнь. Даже на катамаране тошнит, – призналась Марина. Никогда раньше она никому про свою морскую болезнь не рассказывала. Даже Гриша не знал. Про аэрофобию был в курсе и открыто посмеивался над Мариной, не понимая, как можно бояться летать. Он считал это своего рода капризом или придурью, не признавая, что этот вид фобии – болезнь. Марина не хотела рассказывать мужу, что ее только в собственной ванне не укачивает, а так – везде и всюду. На всех транспортных средствах, которые передвигаются по воде. Она знала, что Гриша просто не поймет. В лучшем случае – поднимет ее на смех, в худшем – решит, что Марина совсем ку-ку и уже не знает, какую еще фобию себе придумать. – Виктор хорошо лодку ведет. Никого никогда не тошнило. Может, тебя от жизни тошнит, а не от морской болезни? Так бывает, – сказала Луиза. – Может, и от жизни. А почему вы развелись с Александром, но продолжаете с ним жить? – А с кем мне жить? Это и мой дом тоже. Мой сад. Мой ремонт и все, что есть в доме, – тоже мое. Я же каждую вилку с ножом, каждый стул и табуретку с любовью покупала. Думала, на всю жизнь. Не экономила. В том доме моя душа. И разве ты не живешь с мужем, потому что у вас дети общие, дом общий, родственники общие? Так и я. Как я могу все бросить, если каждое утро свекровь меня ждет? Она живет в доме, который рядом с детской площадкой. Совсем старенькая. В последний год сильно сдала. Но держится, умница. Еле уговорили ходунками пользоваться. Такая упрямая! С ходунками попроще стало. Она плавать очень любит ранним утром. Каждое утро я бегу к ней и на море веду. Потом стою с ней, пока она в воде. Как я могу ее не отвести? Иногда Мариетта помогает, дай бог счастья ее внукам. Знаешь, я смотрю, как свекровь в воду заходит, как стоит, когда ее волной окатывает и только в этот момент она счастлива. И я тоже счастлива. За нее. Ей хорошо, и мне хорошо. У тебя такого нет? – У меня нет свекрови. Умерла. Но она меня не любила. Да и мы не знали друг друга, чтобы любить или не любить, – призналась Марина. – А мама с зятем никак общий язык не найдут. Нет, они не ругаются, но я между ними все время… Муж может ее словом обидеть, она потом плачет. А муж не понимает, что такого сказал. У него и мать была такая – сначала говорила, а потом думала. Я из-за нее тоже плакала поначалу, а потом перестала обращать внимание. – Слово иногда больнее поступка может ударить. – Если честно, я вообще не знаю, зачем сюда приехала. Живу теперь с сумасшедшими. Ваш Александр будто специально всех ненормальных в одном отеле собрал. Вы сами откуда приехали? – Я из Грузии, но гречанка. И не Александр вас собрал, вы сами собрались, – рассмеялась Луиза. – Каждый год так. Ну почти каждый. Я научилась людей чувствовать. Тебе вот кофе положила в пакет, хороший. Крепкий. Молотый. Ты ведь любишь кофе. А кому-то чай нужен. Я многое могу сказать о человеке, глядя на то, что лежит в его корзине с продуктами. Вот ты сыр козий выбрала. Значит, в деревне росла. Разбираешься. Закажу тебе сыр вкусный. Через два дня привезут. Тебе понравится. А что до того, кто здесь собрался, – откуда нам знать, зачем мы здесь или в другом месте? Ты вот в судьбу не веришь, а я верю. – А вы всех клиентов помните, кто что покупает и предпочитает? – Естественно! – Они же не вернутся. Приезжают на один раз. Ну, может, на два. Зачем вы запоминаете? Зачем «включаетесь»? Вам не все равно? – Они приезжают и уезжают, а мы остаемся. Здесь у всех местных долгая память. Не как у городских. Вот ты сходишь в «Утопию» к Георгию, и он запомнит, что ты любишь, что любит твоя дочь. Воспоминания для нас – как кино для вас. Мы вспоминаем людей, события и смеемся, грустим, мечтаем, надеемся. Вы живете сегодняшним днем, а мы прошлым и будущим. – Я не люблю вспоминать. – Любишь. Ты же пьешь молотый кофе, сваренный, да? – Ну и что? При чем тут кофе? Просто у меня изжога будет, если я выпью кофе из кофемашины. – Еще скажи, что гущу не рассматриваешь, – хмыкнула Луиза. – Откуда вы знаете? – Марина от удивления чуть со стула не упала. – Отсюда. – Луиза показала на чашку с остатками чая, которую Марина автоматически перевернула на блюдце, как делала это всегда, когда допивала кофе. – Если честно, я в это не верю, – улыбнулась Марина. – Просто привычка, ритуал. Моя бабушка всегда опрокидывала чашку и рассматривала узоры, хотя ничего в них не понимала. Я тоже смотрю, но тоже ничего не понимаю. Сегодня утром вот рыбу увидела. – Распутье. Ты не знаешь, что делать, какое решение принять. – Я всегда думала, что рыба – к беременности. А залетевшая в дом птица – к смерти. – А птичий помет – к удаче и деньгам, – рассмеялась Луиза. – Ну да. – Нет, рыба к смятению. Но не стоит принимать знак всерьез – это сиюминутный прогноз, который твое состояние отражает. Помет – точно к тратам. Все вещи в химчистку придется сдавать, – рассмеялась Луиза. – А можно я буду общаться только с вами и больше ни с кем? Мы будем обсуждать козий сыр и гадание на кофейной гуще? – спросила Марина. – Можно, но у тебя не получится. На задний двор ворвалась радостная Аня – доложить, что задание выполнено. Луиза приняла работу и позволила девочке выбрать любое мороженое и любой пакетик с леденцами. – Я еще приду раскладывать, ладно? – спросила та, прыгая от восторга. – Конечно, – ответила Луиза, а Марина снова не смогла скрыть удивления – дочь ведь знала, что мама купит ей и мороженое, и леденцы, но, видимо, честно заработанные сладости действительно кажутся слаще. Марина взяла еще сока, воды и оставила пакеты, чтобы их довез на мотоцикле сын Луизы. Когда дошли до номера, пакеты уже стояли на пороге. Каким-то чудом они умудрились спокойно принять душ, переодеться и выйти с территории отеля незамеченными. Дошли до ближайшего ресторана, который с виду показался приличным. К Георгию Марина решила пока не заходить, потому что не хотелось поддаваться общему стадному чувству – ну почему они должны ходить именно в «Утопию», раз все остальные ходят именно туда? Марина разрешила Ане съесть пасту «без всего», только с сыром, а сама жевала овощной салат. Ее грела мысль, что сейчас она вернется в номер, где ее ждут бутылка вина в холодильнике и балкон с видом на море. Марине не терпелось вернуться в отель и пораньше лечь спать. Но во дворе за большим столом уже сидела компания. – О, вы вовремя! – окликнул ее Степан. – Нет, я пас, спать хочу, – ответила Марина. – Мам, можно мне на качелях покачаться? – спросила Аня и, не дожидаясь ответа, убежала. – У нас сегодня дегустация! – объявил Степан. – Черешню не нашел, мяса никто не захотел, так что я привез вина. Обнаружил местный магазинчик, который специализируется на ягодном вине. Давайте пробовать. Если уж и травиться, то вместе. Смотрите, у меня тут есть ежевичное, клюквенное, вишневое и еще какое-то, я уже не помню. Взял все, какие были. – Степан доставал из рюкзака бутылки, одну за другой. – А с виду рюкзак небольшой, – улыбнулась Марина. – Вы не представляете, какой он вместительный! Светлана Михайловна! Вам какое налить попробовать? – Ой, даже не знаю. Я такие никогда не пила. Да мне вообще нельзя. Сейчас зять будет звонить, он мне всегда звонит утром и вечером, а вдруг поймет, что я выпила? – всполошилась Светлана Михайловна. – А вы просто не отвечайте на звонок! Скажете, что связь плохая. Она тут и вправду плохая! Все, я открыл ежевичное! Хотя пахнет оно почему-то вишней. – Степан понюхал вино в бокале. Светлана Михайловна пригубила и повеселела. – Мне нравится. На наливочку похоже. Домашнюю. Я вообще люблю, чтобы сладко было – ликеры всякие. Не то чтобы я разбираюсь, вообще не разбираюсь, но это мне нравится. На чем, интересно, настаивают? На водке или на спирте, как мы? – Марин, а вам как? – поинтересовался Степан. – Ужас. Портвейн «Три семерки». Нет, это хуже, чем «Три семерки»! Лучше я свое принесу, уж извините, – ответила она и пошла в номер за бутылкой. Когда вернулась, Степан открывал уже вторую бутылку. Разговоры шли о детях, погоде на ближайшие дни, обещанной жаре и плохом вай-фае – вроде бы лучше всего ловилось на крутой тропинке, ведущей к отелю, и в номерах на втором этаже, если высунуться в окно. Но если шторм или дождь, то связи нигде нет. Вика показывала Светлане Михайловне, как отключать на телефоне звук, как делать тише. Они выбирали мелодию для будильника и вызова. Остальные дружно советовали, какой рингтон лучше звучит. – Мне зять телефон подарил перед поездкой, – объяснила Светлана Михайловна. – Все настроил сам. А меня так звонок раздражает – он сирену мне поставил, чтобы я всегда телефон слышала. Я аж на месте подпрыгиваю каждый раз. Викуль, а можно и эту мелодию поменять? Марина не без интереса наблюдала за Викой, которая при первом знакомстве показалась ей холодной и закрытой. Сейчас Вика улыбалась. Совсем другое лицо. Даже другая женщина. Марина гадала, что ее – молодую красотку – привело в этот отель. И почему у нее такой потухший взгляд. – А где Женя? – спросила Марина. – Вон они идут, – ответила Вика. Женя со Стасом вышли из номера, но счастья эта пара точно не излучала. Муж о чем-то безостановочно говорил, жена молчала. Марине даже показалось, что Женя боится мужа и побыстрее хочет добежать до общего стола, чтобы примкнуть к компании. Стас взял ее за руку и задержал, продолжая что-то втолковывать. Она обреченно кивала. Наконец они подошли к столу. – Так, вам какое? Красненькое или беленькое? Мы решили выпить за знакомство! Все-таки нам жить вместе, и лучше сразу понять, кому больше не наливать! – хохотнул Степан. – Мы не будем, – решительно заявил Стас. – Ну вот, приветики-рулетики, божечки-кошечки! Женечка, чего вдруг? – Степан продолжал веселиться.