–Ладно, мне надо ехать. Выздоравливай. –Себя берегите. А я вам на большой земле встречу подготовлю. У Лошака адрес мой возьми. После войны приедешь, встречу как полагается. Бой продолжался ещё почти сутки. Когда наступающие стали выдыхаться, за дело взялись свежие силы. Батальон спецназа совместно со спецназом МВД завершили разгром объединённой группировки. Войсковая операция завершилась. Сашка Лошак грустно заглянул в кружку и отхлебнул чай. Друзья жарили хлеб на раскалённом корпусе буржуйки и по модулю распространялся опьяняющий аромат пекарни. Сашка только приехал с большой земли, куда вылетал на похороны брата. – Для меня, Коля, брат идеалом был. Я во всём старался на него походить. И в военное училище пошёл, потому, что он был офицером. И не просто офицером, а одним из лучших. Он же в Афгане второй срок уже был. Первый орден «Красной Звезды» получил за то, что раненного солдата с километр на себе под огнём тащил. Не бросил. И мне всегда в письмах писал, чтобы о солдатах, как о родных детях заботился. Его и ранило, когда он в огневом заслоне остался. Не смог никого из солдат на смерть послать. Сам остался. Прикрыл отход и всю группу спас. Его тогда в тяжёлом состоянии сразу в Ташкент в окружной госпиталь вывезли. Там по запчастям собирали. Три года по госпиталям… Как выписали, дали отпуск домой. У него в Тамбове пересадка была. Там он и нарвался на пьяных дембелей. Они потом на следствии сказали, что у них обида была какая-то на своих офицеров. Ну и на брата моего наткнулись. Пьяным-то море по колено. А тут брат ещё им замечание сделал. Ну и забили до смерти. Обидно. Он за солдат жизни не жалел и от руки солдата погиб. Я этих сволочей видел. Куда у них героизм делся? Жалкие все, глаза прячут. Прощения просят. Да брата то не вернёшь. Афган прошёл, а вот так за здорово живёшь… Мне, Колян, выть охота. Сашка замолчал. Разговор не клеился и каждый думал о своём. Николай перевернул кусочек хлеба и свернул новую самокрутку. Махорка была сырая, разгораться не хотела и приходилось делать очень сильные затяжки. Вот и остался он один из их гарнизона. Кажется, сто лет прошло с тех пор, как приехали они сюда, в этот забытый богом край, на эту проклятую войну. Вспомнилось, как стояли они на железных плитах временного аэродрома, со смутной тревогой оглядывая БТРы, вырытые укрытия и огневые позиции по периметру. Так и глазели на всё широко открытыми глазами все трое: Коля, Толик Мальцев и Мишка Спивак. И вот уже увезли санрейсом Толяна с искромсанными миной ногами. Когда Сашка заезжал по моей просьбе после похорон брата в мой гарнизон, он естественно, справлялся про Толика. Говорили, что в гарнизон он так и не вернулся. Приезжала его жена за документами, да за вещами. Помогли ей контейнер отправить. Плакала сильно. Рассказывала, что ампутировали ему обе ноги выше колен. Психованный, говорит, стал. То кричит, то молчит. Одно счастье, что живой пришёл. Не придётся, наверное, повидать друга, с которым и боевое крещение принял, и под пулями земле кланялся. А сегодня проводили на большую землю Мишку Спивака, всё ещё воюющего в беспамятстве не брезентовых носилках с пулевым ранением в голову. Друзья молчали каждый о своём, потом Сашка поднялся и, попрощавшись, пошёл к себе. -А ты знаешь, почему человек состоит на восемьдесят процентов из воды? – Спросил Сергей Каргулов. падая на продавленную сетку солдатской кровати. Давно уже говорил своему новому зампотеху Юрке Щедрине, чтобы натянул её. Как-то неудобно спать полусидя. –Нет, не знаю. Да и зачем мне знать? Мне от своих дел продохнуть некогда. Вон, после позавчерашнего боя два КамАЗа на списание, да ещё, раз раненные есть, схему боя рисовать. А я что? Всевидящее око Аллаха? Откуда я знаю, почему нам в задницу вдруг гранату засадили? Да ещё под самый конец боя. –Да не кипятись ты, темнота. Вон как разошёлся. Если хочешь поработать, ляг, поспи и всё пройдёт. И вообще, официальные бумаги на трезвую голову не пишутся. Стиль не тот. Вот и Юрка подтвердит. – Широким жестом Серёга показал на косяк, за которым виновато переминаясь, стоял мой зампотех. – А бог создал человека на восемьдесят процентов из воды для того, чтобы было чем спирт разбавлять. – Каргулов победоносно улыбнулся и вытащил из кармана бутылку чистейшего авиационного спирта. Сергей прибыл буквально две недели назад откуда-то с юга России, буквально с нуля создал роту скончавшегося от тяжёлого ранения в голову Спивака и успел умудриться попасть два раза в засаду, в одной из которых даже заслонил собой солдата, правда отделавшись только царапиной. За свой неуёмный нрав его уже успели прозвать Юлой, правда, только за глаза, потому, что обладал Серёга кроме неунывающего нрава ещё и железобетонным характером. Попасть ему под горячую руку нельзя бы не пожелать и врагу. –Ну куда от тебя деться? Наливай, что ли. –Наливай без закусывай – пьянка в бомжатнике. Закусь есть какая? –Можно подумать, что у тебя нет, раз к нам припёрся. – Николай полез в тумбочку, доставая две банки рисовой каши с мясом и полбулки подсохшего хлеба. – Юра, подогрей эти консервы на буржуйке. –Да закусь, может и есть, только собутыльников хороших ни за какие деньги не купишь. Моим только наливай. Ни поговорить, ни помолчать нормально не могут. –Юрка, да не топчись ты там. Давай за водой. Скажи Ерохину, чтобы отбой сам провёл, да караулы проверил. Судя по морде лица нашего гостя, эта бутылка у него не последняя. Короче, до утра выползти из этого модуля нам будет проблематично. Да и утром будет тяжеловато. Так что и утром пусть подстрахуют. Зампотех быстро кивнул головой и, в мгновенье ока испарился. Всё-таки как Коле не хватает Толика! Щедрина парень тоже неплохой, в технике разбирается, лишнего не болтает, да и с бойцами ладит. Вот только нет в нём чего-то того, чего Николай и сам объяснить бы не смог. Слишком Юрка пресный, что ли. С Толяном бы они ещё полчаса препирались, кому за водой идти, и ещё неизвестно, кто бы победил. Да только нет Толяна. Короче, застолье удалось на славу. Утром проснулся Николай с тяжёлой головой и гадостным привкусом во рту. Медленно, чтобы не расплескать головную боль, Коля выполз из модуля и увидел, как среди палаток мелькает помятое лицо Юрки, сравнительно бодрым голосом раздающего команды направо и налево. Думая только о том, как бы покарать Серёгу за такую подлую диверсию, Николай поплёлся позади строя в автопарк, а придя на место, тут же завалился спать в вагончике мотористов. Сердобольный Юрка прибежал с кружкой, в которой плескалась белесая, подозрительно пахнущая жидкость. –Что это? – Подозрительно покосился Коля на зампотеха. – Отравить хочешь и на моё место сесть? –Да что вы! Это мы у солдат конфисковали. Они в огнетушителе брагу поставили. Градусов маловато, а от перепоя помогает. Действительно брага помогла, и Николай задремал под перемат солдат за дощатой стенкой вагончика. Война закончилась. Коля с друзьями, увитые цветами, как гавайские туристы, пили лёгкое вино, которое подливали им прекрасные девы, порхающие между столиками. Сексуальные блондинки преданно заглядывали в глаза. Одна из них наклонилась к Николаю, маня бюстом шестого размера, почти вываливающимся из глубокого декольте и, вдруг, неожиданно выкрикнула Юркиным голосом: «Командир! Комбат вызывает!» Коля заморгал, и перед его глазами прекрасная нимфа превратилась в зампотеха. –Мы сказали, что вы заболели. Но он всё равно приказал доставить вас живым или мёртвым. Комбат косо глянул на помятую физиономию Николая, но воздержался от замечания. Деловито склонившись над картой, он поманил его рукой. –Смотри, вот старая трасса идёт. Видишь? А вот новая красным. Её, конечно, спецы пробили, но уж слишком чётко у меня перед глазами Спивак стоит. Короче, завтра пойдёшь. И смотри, со свежей головой, а не так как сейчас. –А чё я? Я два дня, как с рейса. И в нём, как никак пострелять пришлось. –Да знаю я всё. Только по-другому не выходит. Внеплановый рейс. Да ты не боись. Мы вас вести будем. Ты, главное, трассу пробей. Разговоры потом говорить будем. Сейчас офицер из разведки придёт. Он вдоль этой трассы лично прошёл. Помаракуем вместе. Офицером из разведки оказался Костик, командир роты и хороший знакомый Коли. Наскоро поздоровавшись, они все втроём склонились над картой. –Мы эту трассу лично по горам протопали. Неплохая трасса. Может, чуть подлиннее получится. А что делать? Старую то трассу духи, как дом родной обжили. Вдоль неё только и кучкуются. Дорога жизни, блин. Кормятся с неё. – Разведчик поморщился, как от зубной боли, достал папиросу и прикурил её. Николай мигом присоседился к его пачке «Беломора» и вскоре над картой протянулась белесая дымка, словно утренний туман разлился по вершинам нарисованных гор. – Я с тобой лично пойду на БТРах со своими людьми. Попробуем её колёсами. Нам эта трасса во как нужна. – Опять поморщился Костя. К этой его привычке постоянно морщиться Коля долго привыкал. Постоянно кажется, что его раздражает собеседник. Только потом Николай узнал, что Костик долго страдал от язвы желудка, постоянно скрывая её от врачей, так как боялся комиссации из армии. Потом кто-то подсказал ему старый фронтовой рецепт – селёдка и спирт. Язва прошла, а привычка дурная осталась. Такой спешной подготовки к рейсу ещё не было. За каких-то полдня нужно было обслужить машины, получить боеприпасы, сухпай и много ещё чего сделать. Вечером, наоравшись до хрипоты, вымотанный на нет, Николай всё-таки определился, что выходят не в полном составе. Только проверенные машины. Естественно и солдат взял только опытных и обстрелянных. Остальные остались в лагере под командой Юрки Щербины. Зампотех приуныл. В рейсы он ещё не ходил, в бою ни разу не был. Естественно, он ждал этого момента и морально давно к нему готовился. Но рисковать Николай не мог. Этих боёв у Юрки ещё куча будет, а здесь настолько ответственный момент, что неопытным и делать нечего. Как там говорил Леонид Быков? «В бой идут одни старики!». Утром колонна, зажатая спереди и сзади двумя БТРами, бодро вышла за КПП и покатила по опостылевшему горному пейзажу. Печка в машине ещё не прогрелась, в плохо закрытое окно сквозил холодный воздух, от недосыпа рот раздирала зевота и настроение отчего то было уж очень поганое. Крепление оружия в машине было неисправным, и автомат приходилось держать между колен. На каждом ухабе он норовил вырваться на свободу и уже пару раз больно стукнул по коленке магазином и один раз мушкой в грудь. Низкое серое небо, казалось, приплюснуло своей тяжестью горы и давило на мозги. Только снегопада и не хватало. Хотя в снегопад вряд ли кто на засаду решится. Но и колонне мало удовольствия сквозь пургу пробиваться. К полудню немного отпустило и стало понятно, что снегопад на сегодня отменяется. Колонна резво катила по стылой дороге между заснеженных скал, и мёрзлые комья земли с хрустом рассыпались под колёсами большегрузных автомобилей. Первый залп был как всегда, словно гром среди ясного неба. Очередь сыпанула по кузову впереди идущего автомобиля, где-то рядом взметнулся столб пламени. Камень, как из пращи брошенный взрывом, разнёс лобовое стекло. Николай залёг за колесо, выстраивая картину боя в голове. Как обычно, глаза выхватывали то одну, то другую сумбурную картину боя и, казалось, нет никакой логики в этом беспорядочном хаосе взрывов, стрельбы, криков и перебежек. Но потом, как щелчок в голове, и весь этот сумбур вдруг превращается в стройный и чётко продуманный, чей-то дьявольский замысел. Хорошо солдату. Лежи себе и стреляй. А Коле бежать вдоль цепочки КамАЗов под градом пуль, раздавать указания, переставлять огневые точки, разворачивать оборону. Откуда взялся этот миномёт? Долбит и долбит, зараза. Как гвоздь в заднице. Краем глаза Коля заметил впереди БТР, башня которого бешено вращалась из стороны в сторону, извергая из себя очереди крупнокалиберного пулемёта. –О, чёрт! – Николай с размаху налетел на что-то большое и не очень мягкое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся Костиком. – Что ты под ногами путаешься! –Под ноги смотреть надо! – Огрызнулся разведчик. – Как подготовились, гады. Стучит кто-то у нас. И ещё миномёт этот. Сариев! Сариев, мать твою! Гранатомётчик, которого звал Костя, вряд ли что-то мог расслышать в этом шуме, но всё-таки повернулся в их сторону. Ещё секунда и он, стукнув Колю трубой гранатомёта по спине, упал возле нас. –Смотри, Сариев, вон трещина в скале, видишь? А теперь влево 50 ниже 30. Рассмотрел? Вон там за камнем это миномёт засел. С первого выстрела сможешь накрыть? Или давай я? –В первый раз, что ли? Положу, как на полигоне. –Как на полигоне не надо. Здесь тебе второго выстрела никто не даст. Не попадёшь сразу, позицию сменят. Опять вычисляй их. А делов они уже наворотили. Сколько ещё наворотят! Сариев приложился к прицелу, и граната с шипением ушла в сторону цели. –Накрыл! Ай да молодец! А ну ка вторую для верности! Николай бросился назад по цепочке. Бой подходил к концу. В воздухе раздался звук двигателей боевых вертолётов. И тут очередь у самых ног заставила Колю плюхнуться на живот и заползти за груду камней, услужливо сложенных природой, наверное, специально для него. Уже почувствовав себя в относительной безопасности, Николай огрызнулся свинцом в сторону противника. Рано он, кажется, успокоился. По Коляну били прицельно, даже не высунуться. Тактика старая – вычислить командира и уничтожить. Подразделение без командира – стадо баранов. Ну, здесь конечно не тот случай. Если что, Костик и Колиных бойцов возьмёт под свою команду. Да и сами бойцы не промах. Все отборные, проверенные. За это Николай не беспокоился. Но и самому тоже бы хотелось пожить. Кто-то рядом вскрикнул, и Николай вскинулся, чтобы посмотреть. А дальше удар по голове. Такой сильный и твёрдый, как ломом. Откуда-то изнутри поднялась мощная и какая-то обидная до слёз боль. Потом волной накатила темнота… Николай открыл глаза, точнее правый глаз, и яркий свет разорвался в его голове оглушительной болью. Что-то слишком светло. Где автомат? Коля сделал попытку перекатиться со спины на живот, но чьи-то руки не дали ему это сделать. Вместо неба над головой парусина палатки, а на её фоне качаются головы главврача Хамленко и санитаров из полевого госпиталя. А где же бой? –Да лежи ты. Нешто не настрелялся ишшо? Добре, шо живой остался. – Хохол Хамленко всегда умудрялся перемежать в разговоре русский язык с украинским. – Зараз мы тебя подлечим трохи и полетишь ты до дому, до хаты. –Где я? Что случилось? Где все? – Николай заворочался на носилках, пытаясь встать. Палатка закачалась, и тошнотворный ком подкатил к горлу. В голове перекатился тяжёлый чугунный шар. –В госпитале. Где же ещё. До того света тебе уже далековато. Хотя было рукой подать. – Хамленко перешёл на русский язык. – А колонна в пути. Бой кончился. Потери – один ты. Остальные в порядке. Но тебя уже это волновать не должно. –А с глазом что? Я левую сторону вообще не чувствую. –Да угомонись ты! На, хлопни обезбаливающее. – Он сунул Николаю в руку стакан со спиртом и приготовил другой с водой – запить. –А спирт при чём? –Стану я на тебя новокаин тратить. Его у меня только на ампутации и осталось. Так, что пей, что дают. Солдатам я и спирт не даю. Что у меня здесь, спиртзавод, что ли? Коля глотнул «огненной воды», задохнулся и запил. По телу разлилась горячая волна и мягким туманом стала окутывать мою многострадальную голову. Как сквозь вату доносился голос врача, который уже не раздражал, а действовал убаюкивающее. –Никак не пойму – чи повезло тебе, чи ни. С одного боку вроде не повезло. Пуля то в камень ударила. То есть уже, вроде как мимо. И надо же ей было разлететься. Сердечник в одну сторону, а рубашка прямо тебе в морду. Не, не повезло. А с другого боку они ж могли и местами поменяться. –Кто? – Заплетающимся языком пробормотал Коля. –Кто, кто? Дак сердечник с пулей. А тогда тебе бы уже кранты были бы. Да и рубашка могла тебе не в бровь, а в глаз попасть. И тоже хана. Всё-таки повезло. А может ни? В эту минуту из глаз Николая посыпались искры, боль пронзила левую бровь. Одновременно послышался треск разрываемой материи и победоносный вскрик Хамленко. –Есть! –Ты, Айболит недоделанный! – Задохнулся Коля от боли. Хмель как рукой сняло. – Тебе что. духи заплатили, чтобы ты меня добил? –Да ты посмотри, что у тебя там торчало! – Размахивал «Айболит» у Николая перед носом щипцами, в которых был зажат кусок металла вперемежку с кровью и плотью. – Дайка я теперь глазик посмотрю. –Да уйди ты! Больно! Не врач, а коновал какой-то! –Будешь дёргаться, я на тебя смирительную рубашку надену. У меня одна такая почему– то в комплекте оказалась. Так, глаз не задет. Откроется – будешь видеть. С надбровьем и контузией на большой земле разберутся. Сейчас я тебе пару швов наложу, а нормально тебе тоже на большой земле заштопают. Они там мастера по художественной вышивке. Железку возьмёшь на память? –Себе оставь. –Да у меня их столько, хоть в металлолом сдавай. Самолёт, пробежав по полосе полевого аэродрома, круто взмыл вверх. Голова привычно заболела (как быстро привыкаешь даже к плохому!), тошнота подкатила к горлу. Николай сглотнул тошнотворный ком и попытался расслабиться. Горный ландшафт провалился вниз, но ещё какое-то время проглядывал в разрывах облаков, словно никак не хотел отпускать от себя. Потом земля скрылась под плотным белым слоем. Коля сидел на жёсткой неудобной скамье санитарного борта, глядел сквозь иллюминатор на проплывающие мимо ватные громады и думал о том, что ушёл в прошлое, наверное, самый важный этап жизни. Этап, который перепахал его вдоль и поперёк и остался в душе саднящей раной. Николай ещё не знал тогда, что кровоточить она будет всю оставшуюся жизнь.