–Да так… Совсем недавно вот так впервые с аэродрома ехал. Как оглушённый был, когда узнал, что на войне оказался. А сейчас уже как ветеран и, кажется, что всю жизнь только и делаю, что воюю. –На войне люди быстро осваиваются. Или погибают. Закон выживания. Или приспосабливайся, или погибай. Третьего не дано. –Ты, Славик, вроде не кадровый военный. Как же ты здесь оказался? –После мединститута, как получил погоны лейтенанта запаса, так сразу в армию и забрали на два года. Служба ничего показалась. Устроился в госпитале работать. Да, в прочем, какая разница, где интернатуру проходить. А тут разнарядка сюда. Я хожу спокойно: у меня, как раз жена родила сына. Ну, думаю, уж мне то точно командировка не грозит. Да не тут-то было. У нас в госпитале, на кого ни плюнь, все или крутые, или подкрученные. Один я из рабоче-крестьян. Ну, их папы, да дяди подсуетились, и оказалось, что кроме меня и ехать некому. Да я и не в обиде. Конечно, сначала разозлился, было. Да плетью обуха не перешибёшь. Поехал. А сейчас вижу, что я в выигрыше остался. Где ещё я бы такую практику в хирургии получил. Там в госпитале, на Большой Земле, я бы ещё лет пять ассистентом на операциях бы стоял, зажимы и скальпели подавал, а здесь сам. Да я уже сейчас на голову выше многих наших врачей со стажем. Так что, не было бы счастья, да несчастье помогло. Вот недавно твоему Гришину ногу ампутировал, так Хамленко мне руку пожал за профессионализм. А Хамленко – ас. Он на войне с первого дня. Он операции ещё при керосинке делал. У Зайцева пулю из области сердца достал. Эту операцию не в каждом стационарном госпитале делают, а в какой-то полевой операционной, в палатке… Это нереально. Короче, практика здесь – зашибись! –Да… Кому война, а кому и мать родна. –Это ты зря, Коля, говоришь. Ты думаешь, мне в госпитале легче, чем тебе? Я недавно духа пленного оперировал. А у самого перед глазами зайчики прыгали. Взял бы и зарезал сволоча. А нельзя. Клятву Гиппократа давал. Ты, вот, автоматик взял – и в атаку. Или пан, или пропал. Одного-двоих, ну троих за бой потеряешь. А у меня конвейер не хуже, чем на мясокомбинате. Я. поначалу, думал: с ума сойду. Анестезии – никакой. Обезболивающих – только на особо сложные операции. Офицерам мы хоть спирт наливаем, а солдатам – наживую.... На всех спирта не напасёшься. Здесь или душой зачерствеешь, или с ума сойдёшь. Мне, конечно, по-человечески жаль пацанов. Да только одной жалостью не поможешь. Вот сцепишь зубы и режешь. А запричитает – наорёшь на него, матом обложишь, а самому его жалко, как сына родного. Разговор плавно перетёк на семью, потом на общие темы… За беседой незаметно пролетело время. На аэродроме Николай спешился, предоставив Мережкову заниматься передачей раненных, и, не спуская глаз с зампотылу, попытался найти Рината. Аэродром жил своей суетливой жизнью, взлетали и садились самолёты, поднимали тучи снежной пыли винтами вертолёты, на рулёжках толчея военных напоминает восточный базар. На ЦЗТ уселись на свежевыпавшем снегу вновь прибывшие в ожидании транспорта… В общем, всё, как всегда. Зампотылу с ходу нашёл друзей, с которыми они сразу организовали сабантуй. Звали и Николая, однако он, помня наказ комбата, благоразумно отказался. Получение имущества запланировали на вторую половину дня, и Николай решил сохранить трезвую голову хотя бы до загрузки имущества в машины. Ринат так и не нашёлся, и, пытаясь убить время, Николай решил пройтись по аэродрому. В толпе снующих туда-сюда военнослужащих он его тоже не обнаружил и стал уже скучать, когда обычная суета броуновского движения толпы вдруг сменилась настороженным ожиданием, а потом толпа вдруг ломанулась в одну сторону, взволнованно переговариваясь. Николай, поддавшись движению толпы, тоже влился в общую струю. Над головой, в безоблачном, пронзительно синем небе, коптя чадным дымом из двигателей, падал МИ-8. Машина, будто живя своей жизнью, пыталась бороться. Резкие смены высоты сменялись натужным горизонтальным полётом. Стоявший рядом военный в промасленной «техничке», сжав мазутные кулаки, стонал сквозь зубы: «Давай, давай!» Казалось, вертушка услышала эту молитву, и, пьяно перевалившись с боку на бок, сравнительно мягко стукнулась шасси о взлётную полосу. Тоскливо взвыв своими сиренами к вертолёту рванули пожарка и скорая. Подбегая, Николай увидел, как медики вытаскивали из кабины экипаж. Среди белых халатов мелькнуло лицо Мережкова. –На посадке «стрелой» сбили – сказал кто-то из толпы: – Опять оцепление проспало. Толпа рассасывалась неохотно, переговариваясь и делясь мнением об увиденном. Николай выхватил проходящего мимо Славика. –Что там случилось? –Да почём я знаю? Смотрю – падает вертушка. Я рефлекторно схватил из машины свою сумку и туда. Наверное, быстрее санитарки прибежал. Как лётчик сажал вертушку – я не знаю. Он уже мёртвый был. Экипаж вытаскивать начали, а врач из санитарки лыко не вяжет. Готовый на нет. Хорошо, пока я промедол свой дефицитный по раненным расходовал, из госпиталя завотделением прискакал. Всех по носилкам рассовали, врача на персональные положили, пусть отсыпается. Ну, вот и всё. Надо к ним заехать, промедолу выпросить взамен истраченного. Глядишь, ещё чем у этих жмотов разживусь. У них госпиталь то перевалочный. К Большой Земле поближе и снабжение получше. Мережков вприпрыжку умчался, поскальзываясь на наледях и путаясь в полах не по размеру длинного бушлата. Николай взглянул на часы. Пора двигаться в сторону складов. Несмотря на обильное возлияние, зампотылу крепко держался на ногах и даже умудрялся спорить с коллегами по поводу качества получаемого имущества. Коля, воспользовавшись ситуацией, выторговал себе пару новых берцев, продублировал зампотылу при подсчёте полученного и, выставив охрану у машины, пошёл выяснять время отправки колонны в сторону своего лагеря. Зампотылу вернулся к любимым бутылкам, а в штабе сообщили, что колонна пойдёт только завтра после двенадцати. Пора устраиваться на ночлег. Времени больше, чем достаточно и Николай, прихватив с собой бутылку спирта, отобранную у вовсю уже пьяного зампотыла, отправился в расположение пехоты. После непродолжительного поиска, он уже стучал в дверь одного из вагончиков, составлявших что-то вроде офицерского общежития. Ринат, голый по пояс, с мылом на шее и на ушах, с радостным криком обнял своего гостя. –Коля, привет, дорогой! Заходи. Всегда рад тебя видеть! –Конечно, рад. Я с утра здесь ошиваюсь. А тебя и след простыл. –Извини, только что с гор. Ориентировка пришла, что спецгруппа духов прошла к аэродрому. Хотели перехватить. Да, как видишь, не успели. Я сейчас в штабе такую головомойку получил! Да ладно. Мы не всемогущие. Ты-то как? Живой! Рад за тебя! Что там в кармане? О-о! Вот эта бутылка как раз подойдёт к той банке солёных огурцов, которая у меня в тумбочке стоит. Подарок с Большой Земли передали. Сейчас ребят позову. Посидим. Тебе когда уезжать? Завтра? Отлично. Мои ребята с вами пойдут. Спустя короткое время на столе организовалась нехитрая сервировка, в комнатке появились новые ребята, офицеры из батальона Рината, а после второй выпитой потянулся неспешный разговор. –Вот ты говоришь, недавно здесь, а как будто всю жизнь воюешь, – разглагольствовал Ринат, – а про меня что сказать можно? Я здесь с самого начала. Такое впечатление, что я с автоматом родился. Я даже бояться привык. Не представляю себя без чувства страха. –А я от сюда уже раз пять уехать мог. – вдруг произнёс белобрысый старлей, кажется. Вадик, -Мне замену предлагали. –И что же не уехал? – пьяно удивился Коля. –Да его там, на Большой Земле на крупную сумму обули. Теперь ему туда дороги нет.– вмешался в разговор капитан в маскхалате, засаленном на кругленьком, выпирающем животике. –Как это обули? –Да как последнего дурака. Обвели вокруг пальца и всё. А сейчас деньги требуют. Нет ему домой дороги. Вот и напросился сюда. –Ну нельзя же так! Есть же, наконец, милиция. Есть закон. И вообще. Что с тобой сделать могут? Объясни им, что ты не виноват. Не звери же. Поймут. –Да в том то и дело, что звери. И понимать ничего не будут. Не для этого меня обували. Ты знаешь, боюсь я. Здесь сколько боёв прошёл, в четырёх рукопашных побывал – нормально. Страшно было, но нормально. А там… Страх какой-то животный. Здесь ты плечо товарища всегда чуешь. Не видишь его, а знаешь, что он тебе спину держит. А там ты один. Если бы как здесь, я с ними быстро бы разобрался. А там как здесь нельзя. Так что на войне мне самое место. Дальше всё начало сливаться в сплошное бу-бу-бу. Пробуждение было трудным. Холодная вода слегка помогла, однако голова всё норовила перевеситься, а в ней всё перекатывался чугунный шар. отдаваясь болью то в затылке, то в висках, то во лбу. Зампотылу и Славику было примерно так же, поэтому обратная дорога прошла в полудрёме и в полнейшем молчании. Магомеду ещё никогда не было так тоскливо. Даже в зоне, когда накатывало порой отчаяние, такого он не испытывал. Все мечты об объединении полевых отрядов под одним командованием и о создании южного фронта борьбы с русскими пошли прахом. Не так он представлял себе свою войну. А всё из-за того, что каждый из командиров отрядов, воевавших здесь мнит себя самым великим военачальником и подчиняться никому не желает. Каждый гребёт только под себя. Переговоры сорваны. И не просто сорваны, а испоганены на нет. И надо же было русскому спецназу оказаться недалеко от его расположения. Рахмун чуть прямо в руки к ним не попал. Вот был бы подарочек! К каждому в голову не залезешь, мысли не переставишь как надо. Вот и ходят по горам домыслы одна нелепей другой. Договорились до того, что Магомед Рахмуна хотел русским продать. Обидно, конечно. Но куда обидней, что перестали доверять ему командиры. Даже на повторные переговоры отказываются собираться. И всё эти намёки про Рахмуна. Эти глупцы не понимают, что не просто так русские перевалы перекрывают. Готовится серьёзная войсковая операция. Сейчас необходимо собраться и железным кулаком ударить по блокпостам и уйти в долину. Зимой в горах особо не спрячешься. Пробовал через посыльных предупредить, да где там! Отмахиваются, как от мухи назойливой. Гассан прямо так и ответил: «В горах троп много. Да и мы здесь дома, а русские в гостях. Что они смогут?». Не хочется им уходить с насиженных мест. Как страусы голову в песок прячут, страусиной политикой занимаются. Самому уходить – гордость не позволяет. Потом опять попрекнут где-нибудь. Красавица азербайджанка убрала со стола пустую пиалу. Молодец. Глаз не поднимает. Родители хорошо научили. В дверь для приличия стукнули и в комнату ввалился адъютант. –Что там такое неотложное приключилось? –Командир, к тебе пришли. -Кто? –Ты Сашу вызывал, доставили уже. Поморщившись от такой фамильярности, Магомед устроился поудобнее. «Да, это не мои ребята» – привычно пронеслось в голове. Странно, но такие мысли для Магомеда уже стали привычными. В комнату вошёл русский и встал, опершись о стену. –Зачем звал, Магомед? Наглый взгляд совсем не напоминал того настороженного, немного напуганного оборванца, которого он увидел три месяца назад. Тогда разведчики из группы Хамида притащили из поиска четверых русских. Русские сразу заявили, что ищут встречи именно с Магомедом. Именно поэтому этих пленных не убили сразу. Их привели в дом, приспособленный под штаб. –Что это такое? – нахмурился Магомед. –С тобой говорить хочет. – сказал адъютант. –Что тебе надо поганый русак? –Ты, Магомед, придержи лошадей. У меня к тебе предложение. – русский с опаской глянул в глаза. –Ты, наверное, слышал, что я не люблю русских. –Это твои проблемы. Ты меня выслушай сначала. –Хорошо, говори. –У меня группа. Мы находимся на твоей территории. Возьми к себе. –Кто это – вы? Ты, шакал поганый, меня развести хочешь? Кто тебя послал? Кто хочет меня подставить? Или ты ГРУшник? –Не кипятись. У нас свои счёты с советской армией. Я сержанта грохнул и слинял. Кто-то на наркоте подлетел. Каждого из нас такой срок ждёт, что мама не горюй. Сам можешь проверить. Не верю, чтобы у такого как ты не было своего человечка у русских. –Почему ко мне пришёл? Шли бы к Икраму или к Хамзату. Они себя знаешь, какими воинами считают! Мне рядом с ними и делать нечего. –То, что они считают, это их личное дело. Нам их колхоз «Красный перец» и даром не нужен. Мы хотим с тобой. Магомед задумался. Этих русских ничего не стоило расстрелять прямо сейчас. Но жизнь научила не разбрасываться ничем. Правда существовала вероятность подставы. Да и, если поверить ему, с предателями нельзя связываться. Предали один раз, предадут в другой. Но всё же хочется извлечь хоть какую-то выгоду из создавшейся ситуации. По горам его люди неоднократно натыкались на таких вот дезертиров. Обычно с ними разговор был короткий. Однако группа перебежчиков гяуров может и пригодиться. Магомед привык доверять своим идеям, пусть даже и не до конца сформировавшимся. Решение пришло почти мгновенно. Он приказал поселить перебежчиков в самом дальнем ауле в обстановке полной секретности, заняться с ними боевой подготовкой и по возможности пополнять отловленными дезертирами. Со временем сформировалась диверсионная группа из двадцати восьми человек, сравнительно неплохо обученная и экипированная так, что их запросто можно было принять за советское воинское подразделение. И вот сейчас настало время вводить их в дело. –Садись, Саша, рассказывай, как живёшь, как здоровье? –Ты меня не для этого звал, ведь так? Давай ближе к делу. Магомед поморщился. Этот русский обнаглел. Однако пора не время показывать зубы. –Вот до чего вы русские неприветливый народ. Нет у вас доброжелательности, заботы о близком. Нет бы спросить о здоровье, о жизни, всё норовите обидеть. –Зато вы сильно благожелательные. Видел я результаты вашей заботы о ближнем. –И благодарности никакой. – как бы не слыша Сашу, продолжал Магомед, сверкнув глазами. Словно невзначай появившийся металл в голосе не остался незамеченным. Саша осёкся и слегка стушевался. –Ты не так понял меня. Спасибо тебе, конечно за то, что приютил, кормишь, поишь… –Ну насчёт поишь, это не я тебе наливаю. И ещё разберусь, где спиртное берёте. Что дыхание затаил? От тебя сивухой несёт за километр, дыши – не дыши. А понял я тебя правильно. Благодарности от вас ждать не приходится. Ладно, об этом потом поговорим. Я надеюсь, что за три месяца отдохнули и отъелись. Пора и за дело приниматься. Хамид возьмёт твою группу и выведет в заданный район. Ваша задача, выдавая себя за советских военнослужащих, разнести населённый пункт. Разгуляться надо от души. Так, чтобы память о зверствах советских солдат память у народа в веках осталась. Понял? –Понять то я понял, а что дальше? Зачем тебе это? Где вероятность, что ты нас потом нашим не выдашь? –У вас уже не только ваших, у вас ни роду-племени, ни национальности уже нет. А зачем мне это, я сам знаю. Не вашего ума дело. Вы свой хлеб и ваши жизни отрабатывайте. Всё. Выезжай на базу. Будьте готовы к выходу. Завтра утром за вами заедет Хамид. Саша выскочил из помещения с чувством облегчения. Разговор был достаточно тяжелый. Магомед посмотрел ему вслед и улыбнулся. Когда создавался этот отряд, предназначение его оставалось достаточно неопределённым. Однако именно благодаря этому отряду родилась эта идея. Местное население колеблется. Далеко не каждый согласен видеть в советских солдатах своих врагов. Немало способствует этому и та защита, которую оказывает армия армянским сёлам от азербайджанских полевых командиров, а азербайджанским аулам от армянских. Необходим толчок, который бы помог народу в выборе своих врагов и защитников. Вот этот отряд, состоящий из дезертиров, и станет таким толчком. Магомед улыбнулся ещё шире и потянулся всем телом. В вагончике автопарка было по обыкновению жарко натоплено. В алюминиевой кружке закипела вода. Толик вытащил импровизированный кипятильник, сделанный из двух лезвий и сыпанул горсть заварки. Чаинки, попав в кипяток, ожили, стали разворачиваться и разбухать, выпуская коричневые облачка. Аромат свежезаваренного чая распространился по вагончику. –Это не тот чай, которым нас поят. – удивлением произнёс Николай. – Откуда? –Хе! Конечно не та бурда! Я тут на транспортном борту летуна одного нашёл. Земляком оказался. На соседних улицах жили. Вот он и подогнал. Индийский! Три слона! –Наш пострел везде поспел. И когда только умудрился? –Дело техники! Да, командир, а какие планы у нас на сегодняшний вечер? –Ну… Виталька, может, подойдёт. Посидим. –Ага. И опять нажрёмся до поросячьего визга? Когда Виталька без пузыря приходил? Нет. командир, пора пересмотреть нашу культурную программу. –И что ты предлагаешь? –Почему бы нам ни прогуляться в наш гарнизонный госпиталь? Там неплохие девчонки, между прочим. –И как ты себе это представляешь? Вот они мы, любите нас? Припрёмся, как два идиота. Ни нас там никто не знает, ни мы никого. Будем бегать да медсестёр отлавливать? –Обижаешь, начальник! Я туда уже неделю бегаю, типа от кашля лечусь. –Ах ты, гад! Без меня решил развлечься. А меня, значит, с хвоста?