Наконец все расселись за столом. Иванов познакомил с присутствующими, офицерами штаба и командирами рот, а потом слово перешло к замполиту. Политрук умело, как заправский тамада руководил застольем. Вскоре первая скованность прошла и за столом воцарился лёгкий трёп. Говорили о службе, о доме, о женщинах. Ещё несколько тостов и все вокруг стали такими родными, что захотелось ещё спирта, кто-то сбегал за гитарой… Короче вечер удался на славу, чего нельзя было сказать про утро. Страшная сухость во рту и сильная головная боль не просто говорили, кричали о том, что последняя бутылка спирта была лишней. –Зато с пехотой помирились. – Сказал Толик, глядя на мучения Коли. –И подружились. – Ответил Николай, пыхтя от головной боли. – Интересно, а как там они? –Я думаю, так же. –Надо Витальку отыскать. Совсем потерялся со своей Людмилой. –Сегодня в обед к ним сгоняю. За дверями раздались шаги, и в дверь ввалился собственной персоной Виталька. –Долго жить будешь, только сейчас тебя вспоминали. – Радостно вскинулся Николай. –Вам бы только позубоскалить. Небось, по мне и Людке прохаживались? –Ну не совсем так, это мы вчера гадали: стёрся ты или нет. –Во-во, что я говорил! Самим не обломилось, так на мне вымещаете. А я вас, между прочим, от такой лабуды спас, сам удивляюсь. –Что за лабуда? – Друзья подсели к Витале, забыв о том, что нужно идти с ротой на завтрак. –Так, ребята, я только что с выхода. Мне хоть отоспаться надо. А у вас, если я не ошибаюсь, тоже, вроде, должностные обязанности имеются. Поэтому, сейчас разбегаемся, а вечером встречаемся здесь. У меня такая чача есть, закачаетесь. При упоминании о спиртном у Николая к горлу подступил ком. Виталька быстро попрощался и выскочил из модуля. Виталька не обманул и вечером появился в модуле с литром наикрепчайшей чачи. Ребята не переставали удивляться тому, как Виталик умудряется постоянно иметь при себе спиртное. Как-то раз он вообще принёс ящик с шестью бутылками виски «Белая лошадь». Пойло, конечно, было ужасное. Голова потом болела хуже, чем после спирта, однако воспоминание о том, что пили настоящие виски, осталось и грело самолюбие. В другой раз он где-то раздобыл настоящую гаванскую сигару, которая, после выдаваемой здесь махорки «Ёлочка», показалась просто райским угощением. Как всегда, по-походному был накрыт стол и друзья уселись слушать под говяжью тушёнку и хрустящую луковицу с чёрным хлебом очередную Виталькину историю. Виталик рассказывал не торопясь, со смаком, прерываясь для того, чтобы опрокинуть очередные сто пятьдесят чачи и похрустеть луковицей. И чем дальше он рассказывал, тем яснее становилось то, что, если бы не его ребята, сидеть бы всей пехоте и мабуте где-то в горах до второго пришествия, как говорится. А дело было так. Когда выяснилось, что вырезало аулы специальное подразделение, созданное из дезертиров, сразу стала понятна цель, для которой всё это затевалось. Необходимо было дестабилизировать обстановку в регионе, оттолкнуть население от армии и усилить приток новобранцев в банды. Было решено по всему району создать опорные пункты для экстренного выхода по первому сигналу, а спецназ был обязан обработать дальние аулы на предмет нахождения там базы дезертиров. Но, как всегда на войне, решения принимаются быстро, а вот раскручиваются очень медленно. Пока выбирались места размещения опорных пунктов, пока определялись подразделения, которые должны быть там, спецназ уже приступил к отработке своей части операции. Отдельные группы были высажены в самых труднодоступных районах и приступили к выполнению задания. Прочёсывали один дальний аул за другим, пока группа Витали не наткнулась в горах на одичавшего, оборванного и оголодавшего русского, почти потерявшего человеческий облик. И вот, давясь хлебом с тушёнкой, он рассказал Витале о Магомеде, Саше, Олеге, задании Магомеда по уничтожению азербайджанских аулов и, на закуску, о засаде, в которой уничтожили всю группу провокаторов-дезертиров. Каким чудом он спасся, он и сам объяснить не мог. Естественно, для проверки, Виталик прошёлся с ним по местам «боевой славы». В ауле, где состоялась засада, спецы увидели растерзанные трупы тех, кто ещё недавно убивал и насиловал, упиваясь собственной безнаказанностью. Всё сходилось. Пленный был готов показать даже логово самого Магомеда, однако Батя по рации лично запретил Витале со своей группой соваться туда. В принципе, правильно. Что Виталик с двадцатью своими бойцами мог противопоставить Магомеду, если только личная гвардия его составляла пятьдесят отборных штыков. Но всё равно Виталька расстроился. По координатам лагеря Магомеда была выслана специальная группа, однако она никого там не обнаружила. Магомед своим волчьим чутьём чуял опасность, и вовремя сменил логово. Пленного доставили в лагерь, допросили и решили войсковую операцию отменить. И, слава богу, так как друзьям совсем не улыбалось благоустраиваться где-то на скалах. Старый уютный модуль был как-то роднее. Магомед был вне себя от ярости. Хамид, потупив глаза, стоял перед ним, не зная, куда деться от стыда. Как так получилось, что один русский остался в живых, один Аллах знает. Да и они хороши. Настолько были уверены в себе, что не удосужились пересчитать по головам этих неверных. И вот сейчас такие проблемы. Не сегодня-завтра всё станет известно всем. И что тогда начнётся! Магомед ещё раз глянул на Хамида. –Отбери из своей гвардии самых надёжных и преданных. Займите оборону вокруг моего дома. Отработай пути отхода. Не исключено, что придётся прорываться с боем. Завтра уходим. Всё, иди. Хамид ушёл, а Магомед, устраиваясь на своей постели, долго не смыкал глаз. За что Аллах посылает ему такие испытания. Он всю жизнь положил за свой народ. Он пожертвовал своими родителями ради борьбы за свободу своего государства. И вот сейчас он должен быть отвергнут своим народом. Да он принёс в жертву какое-то количество своих соплеменников. Но что стоят несколько десятков жизней ради великой цели? Неужели Аллах карает его за это? С такими невесёлыми мыслями Магомед уснул. Сон его был тяжёлым и облегчения не принёс. Проснулся Магомед оттого, что дверь в дом, где он находился, вдруг с силой распахнулась. Реакция сработала быстро, и через секунду Магомед уже целился во входящего из пистолета, выхваченного из-под подушки. –Это я, командир. – Хамид взволнованно переводил дух, опасливо косясь на направленный на него ствол. – В лагере буза поднялась. Людям кто-то сказал про Сашку. Все теперь знают, что это твоя работа. Хотели к тебе идти, да мои люди не пустили. Но что они сейчас делать будут, один Аллах знает. –Пути отхода отработали? –Да. Если что, уйдём. –Сейчас подождём развития событий. Там скажи, чтобы мне умыться принесли. На улицу выходить не буду. Незачем гусей дразнить. –Правильно. Я буду докладывать тебе обо всём, что происходит в лагере. –Нам этот день нужно отсидеться. Ночью уйдём. Лишь бы никто из полевых командиров на драку не решился. Вот бы мы здесь устроили войнушку на потеху неверным! А обстановка в лагере час от часу была не легче. Страсти накалялись. Однако на штурм позиций, занятых бойцами Хамида вокруг дома Магомеда, никто не решался. Слишком силён был авторитет у этой личной гвардии. К вечеру командиры подразделений, поняв всю бесполезность блокады, ушли, забрав своих людей. Ночью из опустевшего лагеря ушёл Магомед с полусотней боевиков Хамида. Это всё что осталось. Однако сдаваться он не собирался. Главное, прорваться через пикеты гяуров. А там он продолжит свою борьбу. Николай уже думал, что всё, хана. С самого начала их отсекли от конвоя, и только басовитые очереди КПВТ напоминали о том, что где-то рядом ведёт бой пехота. Реактивные залпы «Грачей» были восприняты, как манна небесная, а рокот десантных вертолётов – как божественная музыка. Спецназ с ходу вступил в бой, и на время можно было вздохнуть свободно. Но неожиданно спецы оказались где-то сбоку, и автобат опять попал под обстрел. Но самое пекло наступило, когда спецы зажали духов в клещи и те попытались прорваться сквозь колонну. Один из них практически свалился на голову Николаю, когда он срезал его очередью из автомата. Всё когда-нибудь заканчивается. Закончился и этот бой. Оглушённые, бойцы выползали из-под машин и сбивались в кучки. Мимо сновали спецназовцы, санитары с носилками, мелькало начальство, прибывшее на штабной вертушке. Из далека послышался голос майора Иванова, командира пехотного батальона, который кому-то что-то доказывал, и поспешил к нему. –Ага! Я так и знал, что именно ты попал в эту засаду. Живой, хоть? Потрепало вас знатно, однако. Слушай, бросай ты это «мабутное» дело и айда ко мне. Я тебе роту дам. –Ну да. Сейчас ты меня по плечу хлопаешь и сто грамм со мной поднимаешь. А потом достанешь своими уставами и тревогами. Знаю вас. Мне и в «мабуте» неплохо. Как всегда, этот безобидный трёп поднял настроение и на время отодвинул мерзопакостное чувство, возникающее всегда после боя. –Ладно, Серёга, пойду собирать доклады. Спасибо, что поднял настроение. –Вот чудак. Я серьёзно. Что тебе эти КамАЗы? На БТРах ездить будешь. Вот это техника! Не то, что эти твои консервные банки. –Ты нашёл время, когда болтать на эти темы. Я сейчас дважды два не знаю сколько будет, а он – «мабута», пехота, БТР… И откуда вас таких в пехоту набирают? –Каких? –Нечутких. Нет чтобы мне сто грамм поднести, утешить, слёзки вытереть, пылинки сдуть… Не видишь – человек из боя вышел, нуждается в утешении? –У вас в «мабуте» все такие? – Ржал Серёга. –Какие? Нежные? –Нет, наглые! Ты в санчасти губозакатин спроси. Помогает. Правда, случай у тебя уж больно тяжёлый. –Ничего ты, Серёга, не понимаешь… – Начал, было, Николай, но вдруг осёкся, глянув на носилки, которые несли мимо санитары. На носилках, весь в окровавленных бинтах, лежал сержант Горячев, спецназовец из Виталькиного взвода. –Юрка! – Бросился Коля к нему. – Как ты? Что случилось? –Задело малость… Зажали нас… Я ничего, а вот лейтенант… –Что с ним? –Не знаю. Его отсекли от нас. Когда меня забирали, его с нами не было. Николай побежал к штабной вертушке, где ему подтвердили, что лейтенант Виталий Ивашов пропал без вести. Среди убитых и раненных не обнаружили. Да и живым после боя его никто не видел. Следующие четыре дня были не самыми лучшими не только для Коли. Майор Говорухин рвал и метал, вертолёты непрерывно барражировали над горами, а спецназ буквально ставил окрестные аулы на уши. Каждый прекрасно понимал, что значит для офицера спецназа попасть в плен тем, кто ненавидит спецов больше всего на свете. Комбата спецназа майора Говорухина Николай допёк уже на второй день и, что бы больше не видеть назойливого лейтенанта, Батя клятвенно пообещал прислать посыльного сразу же, как только появится что-нибудь новое. Посыльный выдернул Николая прямо с построения. Оставив роту на зампотеха, Коля бросился к Говорухину. –Нашли твоего Рэмбо. Пока ничего точно не знаю, но живой он, это точно. Скоро на вертушке к нам привезут – узнаем подробнее. Слава богу. Я уже «отбой» всем поисковым группам передал. Ну и достал ты меня за эти дни. У меня уже на тебя аллергия началась. – Облегчённо болтал майор, но в его карих глазах всё ещё ясно читалась тревога. Оно и понятно. Найти-то нашли, но в каком состоянии? Витальку на штабной машине доставили с аэродрома прямо к комбату. Командир полка пытался наложить на него лапу, но Говорухин ясно дал понять ему в короткой беседе по телефону, что он сам, как командир батальона, разберётся во всём и доложит по команде. Когда Виталька ввалился в вагончик штаба батальона, его узнать можно было с трудом. Грязный, оборванный, исхудавший и заросший, он больше походил на бродягу, чем на офицера спецназа. Друзья обнялись, и батя вытолкал Колю из помещения. До самого вечера всё валилось у Николая из рук. Из головы не шёл Виталик, и чувство облегчения от того, что он жив, мешалось с чувством тревоги и любопытства. Виталя пришёл поздно вечером, оживлённый и уже хорошо поддавший. Обычно он неразговорчив и каждое слово приходилось вытаскивать из него клещами. Но подвыпивший, он становился очень болтлив. Достаточно было время от времени вставлять реплики типа «да ты что?», «да» и подобные, чтобы поддерживать его монолог. Вот и сейчас, хлопнув кружку спирта, он поковырялся ложкой в банке гречневой каши с мясом и развалился на кровати Толика. Мы с Толяном с нетерпением уставились на него. –Оказывается, это вас мы вытаскивали из засады. Вы помните, какой это был тяжёлый бой? Нам в тыл ударила резервная группа и мы оказались между двух огней. Пришлось выходить из-под огня, на время подставляя вас под двойной удар. Это был единственный выход, и мои бойцы с ходу просекли мою идею. Батя сказал, что маневр удался на славу. Мы выходили все вместе, но тут я заметил, что мой боец (да вы его знаете – это таджик Чолов) упал. Я бросился к нему и сразу понял, что Ромка вряд ли выкарабкается. Ранение явно смертельное. Уж в этом-то я точно разбираюсь. Ты, Коля, не смотри так укоризненно. Пока он живой, я не мог лишить его надежды на спасение. Каждый боец моего взвода должен знать, что командир его не бросит. Без этого я морального права не имел бы их в бой посылать. От своих мы безнадёжно отстали и было очевидно, что прорваться к своим нереально. Оставалось рассчитывать только на свои силы и надеяться на то, что задуманный мной маневр бойцы доведут до конца. Чолов умер у меня на руках, духи наседали и, справедливо рассудив, что мёртвым всё равно, я оставил его и рванул дальше. Ирония судьбы в том, что погнали их прямо на меня. Отряд отошёл, преследовать их никто не стал, а они плотно сели мне на хвост. Видимо уж очень их радовала перспектива взять живьём спецназовца. Как горный козёл скакал я по скалам, уходя от преследования. Меня обложили как волка. Каждый патрон был на счету, и вступать в открытый бой не было смысла. Я прятался, где только мог, нападал на их боевые дозоры по ночам и таким образом пополнял свой боезапас. А днём я вновь тратил свои боеприпасы, чтобы, оторвавшись от них, снова кружить между скал в надежде найти более-менее надёжное укрытие. Патроны ещё так-сяк, но самое тяжёлое было отсутствие пищи и возможности поспать. Та тревожная дремота, которой я забывался на короткое время, никак не заменяла нормального сна. Я чувствовал, что долго мне не продержаться и через несколько дней меня можно будет брать голыми руками. Вертушки наши каждый день летали надо мной, но дать им знать это, значит, нарисоваться в полный рост духам, которые только об этом и мечтают. Этого подарка духам я сделать не захотел. И вдруг неожиданно я чувствую, что за мной никого нет. Никто меня не преследует, и мне не надо уходить и искать новое убежище. Это было настолько пугающе непривычно, что я сам двинулся на поиски духов. И наткнулся на нашу поисковую группу. Оказалось, что духи, избегая встречи с нашими, были вынуждены уйти, бросив эту безнадёжную затею. Я до сих пор не верю, что этот бешенный марафон закончился. А вы знаете, я там часто вспоминал о вас и о вашем модуле. У вас здесь гораздо спокойнее. Прямо отдыхаешь. Я вам сюда с ближайшего рейда телевизор принесу. Вот только найду покруче. Они здесь до войны богато жили. Такие телеки в их задрипанных аулах стоят – закачаешься. Им они сейчас всё равно не нужны: света нет у них. А нам в самый раз. Точно принесу. И видик тоже. Правда, кассет нет. Ничего, найдём. Придя к такому выводу Виталя лениво рассмеялся, попытался сказать ещё что-нибудь заплетающимся языком, но усталость и выпитое взяли своё. Он откинулся на подушку и засопел. С боем Магомед сумел вырваться из западни, которую готовили очень долго и тщательно. Он вырвался на оперативный простор и, понимая, что терять уже нечего, развернулся в полную силу. Выловить эту банду стало делом чести для спецов. В ход пошло всё. Но банда оставалась неуловимой. Однако, как-то раз, возвращаясь из поиска, разведчики опять наткнулись на недавно расстрелянных пленных. Следы пыток и издевательств ясно говорили о том, что здесь поработали наши старые знакомые и, судя по всему, совсем недавно. Бойцы прочесали местность, но никого, кроме старого чабана с небольшой отарой овец, так и не нашли. На все вопросы чабан, как заведённый, твердил одну и ту же фразу: –Моя не знай. Урусут не понимай. Не видал никто. Ничего не знай. Справедливо рассудив, что в горах ничего не может пройти незаметно и старик что-то всё равно должен знать, ребята взяли аксакала под белые ручки и доставили прямо в лагерь. На выезде из лагеря стояла небольшая хибара, построенная неизвестно когда и неизвестно кем. Одну её комнату приспособили под КПП, а вторую комнату – под католажку, в которую помещали не в меру разбуянившегося пьяного или пленных до прихода вертушки особистов. Вот в эту католажку и привезли злополучного аксакала. Допрашивали его офицеры из спецназа, от одного вида которых мурашки стаями ползли по спине. Этим ребятам просто хочется рассказывать всё, даже то, что не знаешь. После получаса, в начале вежливых, потом всё более «настойчивых» «уговоров», старик раскололся. Он рассказал очень много интересного. Командовал отрядом Магомед, бывший офицер-десантник, успевший и послужить, и посидеть в местах не столь отдалённых. Он не местный, а пришёл сюда откуда-то с севера со своими бойцами, обученными по армейскому принципу. Здесь они набрали себе отряд и с самого начала нацелились на русских, считая их виновниками всего, что твориться сейчас на этой земле. Старик назвал примерные места стоянок, возможные маршруты передвижения, людей Магомеда, живущих в населённых пунктах и активно помогающих ему и ещё много ценного. Охота началась. Спецназ ушёл в горы и каждый взвод мечтал о том, чтобы именно им довелось посчитаться с бандой. Виталька со своим взводом уже почти неделю просеивали горы сквозь сито своей ненависти. Несколько раз натыкались на брошенные стоянки отряда Магомеда. Один раз вообще ещё зола в очаге была тёплая. Он где-то рядом. Но где? Поневоле тут в колдовство поверишь. Ну прямо отряд-невидимка. Только бы добраться до них, только бы дотянуться. Там то уж спецы их бы не отпустили. Слишком свежи в памяти растерзанные товарищи, слишком страшным криком беззвучно кричат их запекшиеся рты. Сух-пай на исходе. По рации уже несколько раз передавали приказ вернуться. Давно бы уже вернулись, но Виталька нутром чуял, что где-то рядом они, как в детской игре: «Тепло, ещё теплее, горячо». Вот именно, горячо. А что сделаешь? Шестое чувство, как говориться, к рапорту не пришьёшь. А ещё день, и бойцов кормить нечем будет. Да, придётся вернуться. Виталька подозвал радиста, стараясь не глядеть в его глаза. –Сообщи, что выходим. Пусть пришлют машины к точке выхода. Он знал, что его решение вызовет недовольство во взводе, но, привычно подавив ропот тяжёлым взглядом, сказал: –Не на курорт идём. Заправимся – и назад. Жрать завтра что будем? Вот то-то. В лагере Виталику пришлось выдержать настоящую битву с комбатом. –Да я его чуть за хвост не держал! Ещё немного… Ведь по пятам за ним ходил. Товарищ майор, дайте «добро» на выход. –Бойцы у тебя устали. Им нужен отдых. Недельку отлежитесь и вперёд, если за это время никто Магомеда не поймает. –Да вы сами у бойцов спросили – устали они или нет. Они готовы ещё два раза столько пройти, только поймать этого гада. –Пойми, не могу я. Понимаю, прекрасно понимаю вас. Я бы и сам сейчас в горы махнул, если бы мог. Не мне тебе объяснять, как усталость накапливается. Внимание притупляется, психологический барьер уже не тот… Не могу и всё, иди. –Не пойду. –Что?! –Я бойцам слово дал: заправимся и назад, в горы. Хоть стреляйте – никуда не уйду. –Ну настырный. Короче слушай меня. Можешь ночевать прямо здесь, но сутки в лагере вы отдохнёте. А потом – бог с вами. Но если что – смотри – не прощу. Сам знаешь – Магомед опытный командир, бывший десантник. Да и костяк его отряда бывшие его солдаты. Ну что, здесь ночевать будешь или во взвод пойдёшь? –Спасибо, товарищ майор! Виталька бежал к своим, радуясь и своей удаче, и тому, что командиром у него майор Говорухин, прошедший Афган и, буквально своими руками, создавший спецназ на базе разведбата мотострелкового полка. Через день снова в горы. Ну, Магомед, держись! Спецназовцы Магомеду особо не досаждали. Знал он, что идёт охота за его отрядом, но куда им было до него. Он на родной земле. До поры, до времени Магомед в бой не вступал, не время ещё. Да и ищут его совсем не там. Кроме одного взвода. Этот взвод как приклеенный крутится всегда там, где только что был его отряд. Несколько раз спецназовцы чуть по головам у них не ходили. Но не заметили. Родная земля собой прикрыла – не выдала. Но оторваться никак не удавалось. Можно было попробовать вступить с ними в бой, но Магомед жалел своих людей. Он этот отряд буквально вынянчил. В боях на севере потерял половину бывших своих солдат, заперли их тогда крепко. Думал всё, отвоевались. Да не довелось проклятым гяурам победе радоваться. Помог Аллах, прорвались они, оставляя за собой только трупы, рассеялись в горах, а потом собрались в условленном месте, кто живой остался. Ушли на юг и здесь набрали новый отряд из местных жителей. Конечно не то, что его солдаты, но кое-чего добиться Магомед смог. Научились действовать по боевому расчёту, внезапно нападать и так же внезапно исчезать. Отрабатывали приёмы рукопашного боя и учились минировать и маскироваться. Короче, превратил Магомед свой отряд в воинское подразделение с хорошей выучкой и жёсткой дисциплиной. Правда, пару человек расстрелять пришлось, но зато другие поняли, что дисциплина есть дисциплина. Потому то в этих краях он ни одного боя не проиграл. И русские стали его бояться. Правда, в последнее время, крепко сели ему на хвост. Но в этом сам Магомед виноват. Не поднялась рука на аксакала, а в живых оставлять было ошибкой. А русские смогли. Не посмотрели на седые волосы. Но они за всё ответят. Аллах велик. Виталька вывел свой взвод опять в горы, в душе кляня всех подряд за вынужденный перерыв. Где теперь искать этого Магомеда? Два дня прошли в бесполезном лазаньи по тропам и вот, наконец – след. Был отряд здесь недавно. Буквально прошлой ночью здесь отдыхал. Гады, даже не боялись костры разжигать. Чувствуют они себя здесь по хозяйски. Витальке вспомнились вдруг слова одного из пленных: «Это наша земля и вам всё равно по ней не ходить. Она у вас под ногами горит, и сгорите вы в этом пламени. Всех вас Аллах покарает». Да он и рад бы по этой земле не ходить. Что, ему дома, что ли, делать нечего? Или ему деньжищи огромные платят, что бы он здесь голову под пули подставлял. Не по своей воле он сюда приехал. Военный – он человек подневольный. Куда сказали, туда и идёт. А сейчас вообще дело чести. Нельзя этому Магомеду прощать пацанов. За все свои зверства он ответить должен. Виталькин взвод опять сел на хвост неуловимому отряду. Занервничал Магомед, зарыскал из стороны в сторону. Но матёрый волчище – ошибок не допускает. Вплотную подошли спецназовцы к отряду. Наткнулись на боевое охранение. И опять ушёл Магомед. Оставил заслон и ушёл. Вертушки с десантом поздно пришли. Растаял опять отряд в горах. А заслон дрался насмерть. Только трупы нашли бойцы. Погибли все пять духов, но дали время уйти Магомеду. Однако, похоже, петля всё туже затягивается. И не уйти Магомеду из неё. Все силы стянуты в этот район. Мечется он в этой петле, ищет выход. Но здесь уже шалишь, некуда деться. Магомед чувствовал, что на этот раз его обложили. Всё этот взвод, что сидит на хвосте. А сейчас вообще прижали. Где искать пути отхода? Днём носа не высунешь – вертолёты так и рыщут. А ночью далеко ли уйдёшь в горах. Один выход – уйти через этот взвод. Подготовить засаду и уйти, как делал он на севере. Ударить с флангов, смять, посеять панику и уйти. А там ищи – свищи ветра в поле. Правда на севере была обычная пехота, а здесь спецназ – здоровые бойцы, прекрасно тренированные и обученные. Магомед видел их в бою. Эх, ему бы этот взвод. Он бы тогда русским такого шороху бы наделал. Попытка не пытка. Нашли хорошее место для засады. Небольшая группа обнаружит себя и отступит в низ. Придётся ими пожертвовать. Из них вряд ли кто в живых останется. За то за ними пойдут русские и тут бей их с флангов и с тыла как котят. Задумка хорошая. Если Аллаху будет угодно, прорвутся они и на этот раз, да ещё сколько гяуров перебьют.