Загрохотали шаги, мелькнула еще фигура, вернулась, шваркнула по лицу Данилова жесткой мокрой холстиной – грубо, словно бы с ненавистью. Боль заставила отшатнулся. – Эй ты, смирно сиди, не дергайся, – рыкнул Кузя. – А то еще шибче в морду получишь. У него тоже был хриплый, словно бы сорванный голос – как у двух других разбойников. «Из одного ведра ледяной воды наглотались, что ли? – подумал Данилов. – Или просто не хотят, чтобы мы их подлинные голоса слышали? А это почему?» Думать было тяжело: казалось, что кровь залила не только глаза, но и мысли. – Дайте я вытру! – прошелестела Ася. – Пожалуйста! – Ладно, – прохрипел главарь. – Только знай: хоть слово ему скажешь, пристрелю обоих. В подтверждение угрозы щелкнул курок. Дважды. Данилов насторожился. Щелканье пистолетного курка от ружейного он отличал легко. У этого разбойника два пистолета, что ли? Или двуствольный «терцероль»[46]какой-нибудь? Странное оружие для лесного татя. Впрочем, возможно, отнял у какой-нибудь своей жертвы? Асины руки двигались осторожно, едва касаясь раны. Данилову стало легче. От холодной воды головная боль немного утихла, кровавая пелена сошла с глаз. Он разглядел перепуганное, заплаканное лицо Аси. Попытался улыбнуться, шепнул: – Не бойся, не плачь… – Эй! Молчи там! – рявкнул главарь. Данилов оглядел его, потом еще двоих, стоящих тут же. В рваном свете нескольких факелов все они казались одинаковыми: с огромными бородами, в низко надвинутых шапках – лиц не разглядеть. Только ростом отличались. За поясами, которыми были перехвачены армяки, у двоих торчали топоры, однако коренастый малорослый разбойник держал в руках пистолеты. Рукава его армяка были слишком длинные, так что из них торчали только стволы, однако Данилов все равно узнал свои «лепажи», которые по глупости оставил в ольстрах, когда пересаживался в карету, и даже зубами скрипнул от злости на себя и от тоски. Значит, Ульяну не удалось ускакать на его лошади… Успел ли он хотя бы спрыгнуть с телеги и скрыться в лесу? Или лежит где-нибудь при дороге мертвый? Сердце защемило так, что Данилов едва сдержал стон. Неужели и этого последнего друга придется потерять?! Хоть бы он остался жив, верный Улген! – Ну, будет ему красоту наводить! – прохрипел главарь. – Ты, девка, встань рядом с ним. Вон там. Он махнул влево. Ася послушалась. Встала где указано, утирая слезы платочком и тихонько всхлипывая. Данилов только сейчас заметил, что они находятся в церкви – небольшой, убогой сельской церкви. У алтаря горело несколько свечей. Значит, это медовый запах воска почуял Данилов. Как давно он не был в церкви, а запах запомнил с детства… Что, эти твари избрали божий дом своим логовом?! – Ну, давайте сюда батюшку, – велел главарь. Кузя свистнул; в церковь ввалился тощенький человечек в рясе и скуфейке. Он нетвердо держался на ногах и озирался не без испуга, словно понять не мог, куда и зачем попал. – Не проспался, что ли? – буркнул главарь. – Книгу приволок? – Тут она, – кивнул попик, показывая увесистый том, который нес под мышкой, и писклявым голосом взмолился: – Сударь-государь, голову ломит, мне бы за ваше здоровьице хоть глоточек животворящего зелия! – Сотворишь обряд – выпьешь и за здравие, и за упокой, – ухмыльнулся главарь. Попик испуганно перекрестился: – Про отпевание уговора не было! Меня только венчать нанимали! Венчать его нанимали?! Кого же венчать он тут собирается? Данилов заметил, что стоит напротив образа Христа, едва различимого на иконостасе. Ася – напротив иконы Пресвятой Богородицы. Да неужто это их с Асей повенчать собрались?! Что за нелепость, что за чушь?! Растерянно взглянул на девушку – глаза у нее стали огромными от ужаса. А Данилов вспомнил, как склонялся над умирающим Хворостининым, который требовал поклясться: если Широковы не захотят венчания Аси и Никиты или сама Ася наотрез от этой свадьбы откажется, на ней должен жениться он, Федор Иванович Данилов. Тогда Данилову эти слова казалось предсмертным бредом: такое вряд ли могло сбыться! – однако он все же поклялся Хворостинину исполнить все. Жизнью своей поклялся! А кто бы не поклялся в чем угодно над умирающим другом?! Нынче, когда Василий Хворостинин явился Данилову в бреду, тоже не то взмолился, не то приказал он: «Спаси мою дочь! Исполни свою клятву!» Ну что ж, Федор исполнит эту клятву, хотя и против воли. К тому же он не сомневался: после того как в церковной метрической книге (именно ее притащил попик) будет сделана запись о свершении венчания, Федор Данилов присоединится к своему другу Василию Хворостинину на небесах. Проще говоря – будет немедленно убит. Деньги… неужто это делается ради денег, ради его золота? Вдруг ни с того ни с сего вспомнилось, что Улген по своей привычке сравнивать людей с птицами своего друга Федора называл гаса – белым журавлем, который носил на крыльях кайму из черных перьев и служил для тунгусов символом долголетия. Да, насчет долголетия Улген точно дал большого маху! Но все-таки – кому и зачем понадобилось повенчать Данилова с Асей? Быстро огляделся. Кроме главаря, Кузи и коренастого разбойника он заметил в дальнем углу еще одну фигуру, одетую так же, как прочие, но не выступившую еще на сцену. Высокий мужчина. В его позе не просто ожидание – нетерпеливое ожидание, он даже с ноги на ногу переминается. Что-то в нем есть знакомое, в этой его суетливости… На полу у ног этого мужчины валялось что-то синее. Данилов пригляделся и узнал свой сюртук. Криво улыбнулся: в швы сюртука было зашито немалое количество золотого песка. Это был тайник. Но ни этот тайник, ни зашитый в него золотой песок, ни сам сюртук Федору Ивановичу Данилову больше не пригодятся… А в руках у мужчины оказалась светло-коричневая дорожная сумка (тот самый портэфёй!) со всеми бумагами Данилова, в том числе и о размещении золота в банках Москвы и Санкт-Петербурга, и векселя на получение денег! Заметив, что Федор Иванович повернул голову и смотрит на сумку, мужчина мгновенно убрал ее за спину. Ну вот и подтверждение догадки Данилова. Все затеяно, чтобы завладеть его деньгами. Просто кража бумаг ничего бы не дала. В банке и слушать не станут какого-то чужого человека, даже с этими бумагами в руках! А вот если их привезет молодая вдова и покажет запись из церковной книги, подтверждающую брак… Если их привезет молодая вдова! – Обручается раб Божий Феодор рабе Божией Анастасии во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, – провозгласил в это мгновение попик, и Данилов содрогнулся всем существом своим. Ася? Это все затеяла Ася?! Неужели… неужели ей мало отцова наследства и она решила удвоить свое состояние за счет смерти опекуна?! Но как, когда она успела устроить нападение на карету? Где нашла сообщников? Нашла вот… Эх, да что вообще Данилов знает о своей подопечной, о ее натуре, о том, на что она способна, кроме того, что видно лишь на первый взгляд? Нет. Ася не может быть в этом замешана! Душа ее чиста, к этой душе и тянулся Федор Иванович, этой душе и верил. Сейчас в глазах ее неподдельный, смертельный ужас. И Василий Хворостинин, привидевшийся нынче Данилову, не умолял бы спасти дочь, будь она виновна! – Обручается раба Божия Анастасия рабу Божию Феодору, – провозгласил в это мгновение попик, и Ася дернулась в сторону с воплем такого отчаяния, что все подозрения на ее счет сразу показались Данилову чудовищными. «Она невиновна!» Померещился ему голос Василия Хворостинина или и впрямь прозвучал? Нет, никто его не слышал, кроме Данилова. Коренастый разбойник подскочил к Асе и приткнул к ее виску один из пистолетов. Девушка замерла. «А ведь ее тоже убьют, – вдруг понял Данилов. – Заставят получить все деньги в банках, отнимут их – и сразу убьют». – Колечками не обзавелись? – суетливо спросил попик, словно только сейчас об этом вспомнил. – Надо бы жениху с невестой обменяться! Оно, конечно, и без колец обручаются да венчаются, особливо ежели тайно, а все ж для солидности хотелось бы… – Кузя, сними колечко с его мизинца, – прохрипел коренастый. Федор Иванович чуть не ахнул. Конечно, может быть, этот разбойник столь глазаст, что сам заметил кольцо на руке пленника. Но почему-то Данилову вдруг вспомнился вопросец, заданный еще в дороге любопытной Ликой: «А колечко у вас на мизинце – не память ли о невесте, не ее ли подарок?» Ох как завертелись, закрутились в голове догадки! Тот человек с документами в руках – он Юрия напоминает, вот почему показался знакомым Данилову. А этот коренастый невысокий разбойник… Может быть, Асю держит под прицелом до неузнаваемости переодетая Лика, на которую надели сразу несколько одежек, чтобы она казалась плотнее и крепче?! То-то говорит коренастый таким неестественным голосом! То-то из слишком длинных рукавов не видно ладоней и пальцев, чтобы не угадали пленники: да это ведь женские руки! Зачем она притворяется? Наверное, чтобы продолжать морочить Асе голову своей мнимой дружбой, чтобы Ася верила Лике по-прежнему, чтобы безропотно отправилась в банк за деньгами и передала их своей лживой подруге. А потом участь бедняжки будет очевидна. И тогда Лика и Юрий заживут в свое удовольствие. Лика и Юрий! Юрий и Лика! Значит, правильно Данилов тогда угадал у Брагиной: именно эти двое к ней приходили со своим злодейским замыслом насчет мадам Сюзанны. А потом сообразили, что есть другой способ заполучить деньги – много денег сразу! В два раза больше, чем можно было бы получить от Аси раньше. Но как они поступят с Никитой? Ему тоже предписан путь на тот свет. Может быть, его уже нет в живых… Иначе как Юрию получить деньги? Нет ему никакого дела до того, что Никита – его двоюродный брат. Точно так же ему и Лике нет дела до Аси и Данилова. Кто они для этих двух разбойников? Да просто кошельки, из которых надо достать золотые монеты. И если кошельки при этом будут уничтожены, что за беда?! Наоборот, так и было задумано, оказывается! Данилов стиснул зубы – Кузя, чуть ли не выламывая его мизинец, пытался стащить кольцо, но никак не удавалось. – Сволочь такая, не снимается, – пропыхтел Кузя.