Надзирателя как ветром сдуло. — Он? — спросил Алексей Николаевич. — Если бы только он один, — вздохнул хозяин. — Кому вы верите более других? — Дзениту. — Кто это? Мартынов впервые улыбнулся: — Околоточный надзиратель, прикомандирован к отделению. Порядочный, толковый. Исполняет роль моего помощника — неофициально, поскольку в штате такой должности нет. — Опять курляндец? — Да, и потому его мне и подсунули. Но Карл плесом бить[27] не стал, а объяснился по-честному. Теперь мы вместе решаем, что… Он опять замялся, и Азвестопуло продолжил за него: — …что сообщать начальству. — Примерно так, — вздохнул коллежский регистратор. — Сергей Исаевич, что все же говорят ваши осведомители? — как мог сочувственно спросил Лыков. — Неужели ни слова о тех, кто громит кассы? — Мы подозреваем некоторых, но сведений ноль. Вы вот давеча стращали меня Большим Пантелеем. Если-де он в городе, то у меня большая головная боль. Эка напугали, прости господи… А не желаете узнать, от чего моя голова по-настоящему болит? Где-то во Владивостоке прячутся Ленька Кудрявчик и Петька Грузин. — Они у вас? — поразился Алексей Николаевич. — Оба? Он повернулся к помощнику и стал рассказывать: — Ленька — это Леонид Васильевич Доморацкий, сын судебного пристава Первого Бакинского городского мирового отдела. И атаман шайки убийц. Бежал с Нерчинской каторги и сейчас живет разбоем. А Петька, скорее всего, Роджен Глонти, уроженец села Мелекедури Озургетского уезда Кутаисской губернии. Отбывал на Сахалине каторгу за убийство, вступил в дружину, отличился в боях с японцами и удостоен за храбрость Знака отличия Военного ордена четвертой степени[28]. Восстановлен в правах, но остался бандитом. Подозревается во многих крупных преступлениях, входит в близкий круг Нико Ононашвили[29], которого ты помнишь по Иркутску. Лыков перевел взгляд на владивостокца и спросил: — Среднего роста, коренастый, рыжие усы и голубые глаза навыкате? — Агентура описывает так. А прячется где-то в темных слободах, даже не знаю, где именно. И сами рассудите, Алексей Николаевич — до Пантелея ли мне? Тьфу на него и растереть. Покуда он сам о себе не напомнит каким-нибудь кровопролитием. — Да он уже напомнил, три кассы у военных сломал! — Это не доказано, — отрезал Мартынов. — Разве Петька с Ленькой на такое не способны? То-то и оно… ваше высокородие. Разговор зашел в тупик. Лыков поднялся: — У вас когда ближайшая облава на Миллионку? — Через три часа, а что? — Возьмите нас с Сергеем Маноловичем. Хотим поглядеть на вашу местную «Хитровку». А то после ростовской Богатяновки скукота одна. Начальник отделения оживился: — А вы бывали на Богатяновке? — Приходилось[30]. — Слыхал и я про нее… Ну, милости прошу к нашему шалашу. Приходите в половине двенадцатого. Оружие не забудьте. Чай, не с пустыми руками приехали? А то могу выдать временно, из конфиската. Коллежский асессор молодецки похлопал себя по карману и сказал: — Не требуется. Питерцы ушли. Они спокойно отужинали в «Тихом океане», затем размялись по Светланской. Идти куда-то еще не решились — уж больно Владивосток горист. Одна только главная улица была относительно ровной, прочие уходили в сопки. Лыков в свои почтенные годы обленился лазить вверх-вниз и молодому помощнику запретил. Опять же Светланка, как любовно называли ее местные, предоставляла все удобства. Яркое электрическое освещение, великолепная гранитная мостовая, витрины магазинов и ресторанов, множество экипажей, забитая океанскими судами бухта — все это радовало глаз и будоражило воображение. К указанному времени питерцы вернулись на Комаровскую. Во дворе встали в круг шесть человек. Лица их едва угадывались в свете одинокого фонаря. Они были спокойны: привычные к ночным облавам сыщики не мандражировали, курили в ожидании команды и тихо переговаривались. Вышел Мартынов и поименно назвал своих подчиненных гостям: — Надзиратели Тарногурский, Максюта и Колмаков. Городовые сыскного отделения Лисач, Волобуев и Скварек. Еще один городовой, фамилия его Попето, остается дежурить в отделении. Вот и весь штат! Лыков демократично пожал руки всем, включая городовых. После знакомства начальник объявил подчиненным задачу: проверить сорок первый дом по Семеновской улице. Те загоготали: знакомое место, сколько раз там бывали! Алексей Николаевич внимательно следил за полицейскими, но они не выказывали никакого волнения. Похоже, облава на Миллионке — а Семеновская находилась в самой середке клоаки — их не пугала. К удивлению приезжих, арестная команда дошла до нужного дома пешком. Спускаясь к заливу, Лыков видел огни на воде: вполне возможно, что шустрые ребята сгружали на берегу контрабанду (Амурский залив, в отличие от бухты Золотой Рог, не замерз). С каждым шагом огни становились ярче, толпа — гуще, а вонь заметнее. Особенная вонь, азиатская: терпкая смесь из миазмов вперемешку с экзотическими ароматами, в которых иногда угадывались специи. Люди, завидев полицейский отряд, молча расступались и потом долго смотрели им вслед. Некоторые разворачивались и пускались наутек. Мартынов и его чины не обращали на беглецов никакого внимания. Вот и сорок первый дом! У ворот сыщиков встретил китаец с бляхой десятника и показал нужную дверь. Сыщики сгрудились у входа. Алексей Николаевич увидел, как две тени быстро мелькнули в крытой галерее и скрылись в сторону базара. Он указал на них Сергею Исаевичу, но тот лишь отмахнулся: — Всех никогда не поймаешь, черт с ними. Удивление питерцев нарастало. Вот команда ворвалась в комнаты, и сразу стало ясно, что там действительно располагался притон. В трех комнатах дымились опиумные кальяны, в четвертой на низеньких столах валялись счетные палочки для домино. Несколько человек, обкуренные до одури, лежали на грязных циновках. Хозяин с ахами и охами давал на ломаном русском языке пояснения надзирателю: — Капитана, мало-мало себя содержать… Фсе мои друзя, зашли гость, хотел узе уходитя… Мартынов расхаживал по комнатам и диктовал Максюте: — Три банковки медные, в них денег… семьдесят шесть рублей сорок копеек… При этом главный сыщик сунул себе в карман взятую со стола пачку мелких купюр. Покосился на питерцев и сказал: — Должен же я из чего-то наградные выдать своим людям. Отвернулся и продолжил: — Костяшек для банковки двадцать три штуки. Курительных лампочек… Тарногурский, сколько там лампочек? — Девятнадцать, ваше высокоблагородие[31]. — Пиши: девятнадцать. И два фунта опиума-сырца. Хотя нет, исправь на один. А это что в бутылях? Попробую… О, ханшин, самый лучший, из чумизы. Раз, два… семь четвертей. Одну заберите в отделение, пригодится. Надзиратель усердно строчил в блокноте. Во всем обыске Лыкову чудилось что-то ненастоящее. Словно владивостокские сыщики разыгрывали перед приезжими спектакль. Окончательно статский советник понял, что происходит, когда китаец-десятник протянул Мартынову лист бумаги. — Еще два? — спросил тот, глянув в записи, и китаец молча кивнул. Тут Максюта ушел в соседнюю комнату. Лыков бесцеремонно отобрал бумагу у главного сыщика и помахал ей в воздухе: — Агентура донесла? Или господин подполковник распорядился? По затравленному взгляду Мартынова он понял, что попал в точку, но решил убедиться в этом наверняка: — Это те, кто не платит дань? — Ваше высокородие, прошу вас обратить этот вопрос к господину полицмейстеру. Алексей Николаевич махнул рукой Азвестопуло и молча вышел на улицу. Там воздух был ненамного чище, чем в притоне… — Фу… Как они тут дышат? Грек выглядел расстроенным: — Я правильно вас понял? — Правильно. Все это была театральная постановка для приезжих. Банковки, опиум — настоящие. Только облава липовая. Потому как в соседнем доме все то же самое. И по всей улице так. И по другим не лучше. Но они платят ясак подполковнику Ледингу, и к ним полиция не ходит. А к тем, кто жмотится, посылают Мартынова. И нас, дураков, в придачу. Не прощаясь и не объясняясь, питерцы отправились к себе в гостиницу. На душе у обоих было тошно. Однако вскоре Азвестопуло начал хорохориться: — Ну и чего тут нового? Будто в других городах не так. — У Блажкова в Ростове иначе. И в Иркутске, и в Семипалатинске. — Да? А в Киеве как? В Одессе? В Могилеве? Коллежский асессор назвал города с самыми продажными полицейскими. Его начальнику нечего было ответить, и он со зла выругался. На следующее утро, позавтракав, командированные отправились все на ту же Комаровскую. Курившие у входа надзиратели, завидев их, почему-то тут же скрылись внутри. Питерцы почувствовали недоброе. Они прошли в кабинет Мартынова. Навстречу им поднялся бледный Сергей Исаевич. Он зачем-то вытянул руки по швам и доложил, запинаясь: — Ваше высокородие! Арестованный вчера Малясов час назад убит при попытке к бегству.