— Эй, там же ничего не видно, иди сюда, — крикнула ему Иллая, перебивая ветер. — Ты не поверишь, но у меня лучшее место на этой площадке. — Ну уж нет. Сначала посмотри на город, а потом повтори то, что ты сейчас сказал. Ален подошел к ней и прижал ее к себе. Ему хотелось закрыть ее от ветра, от мира, от ночной темноты. Иллая устремила на него пронзительный взгляд, и в этот момент ему показалось, что не он, а она защищает его своим теплом, своим спокойствием, своей уверенностью. Она словно снег, который закрывает могучие корни дерева от мороза. Ален еще крепче прижал ее к себе. — Ну что, повторишь? — лукаво спросила она. — Сотню раз. — Одного достаточно. — Она улыбнулась, легко шлепнув его по руке, которая спустилась ниже дозволенного. — Пошли поедим, а то все уже остыло, наверное. Они вернулись к машине, облокотились на капот и посмотрели в ночное небо в золотом свете уличного фонаря. — Что произошло, Ален? — спросила Иллая, глядя прямо ему в глаза. — Просто ужасный день. — Ну уж нет. Меня не проведешь. Давай рассказывай. И Ален рассказал, выплескивая в мир скрываемые много лет эмоции. Он поведал про уход матери, про отца, про свое детство, про работу и неидеальную карьеру. Иллая слушала, не перебивая, давая ему высказать все, что скрывалось в темных закоулках его мыслей, иногда сжимая его руку. — Я, наверное, утомил тебя своими жалобами. Мы должны были отдыхать, а я заставил тебя работать. — Это не работа, ты же не мой пациент, — как всегда, с улыбкой ответила она. — Все наладится, после бури всегда выходит солнце. — Обещаешь? — Обещаю. Я знаю, о чем говорю. — Тогда безоговорочно тебе поверю. — Ален нежно прижался губами к ее губам. Когда они оторвались друг от друга, Иллая сказала: — Ну прям подростки. — Да, именно так. С тобой я чувствую себя подростком. — Я тоже. Но давай вернемся во взрослый мир. — Не хочется. — А надо. Я хочу, чтобы ты посмотрел с разных сторон на свою жизнь и проанализировал события. Но не как маленький мальчик, затаивший обиду, а как взрослый мужчина. Можешь даже посмотреть на свое детство и уход матери, на ваши отношения с отцом как детектив. Может, у Марта были свои основания так вести себя? Может, он не делал, не говорил, не спрашивал не ради себя, а ради тебя. Возможно, ты в своих воспоминаниях идеализируешь мать, но при этом преуменьшаешь заслуги отца. А твое стремление добиться успеха в работе — это детское желание доказать ей, что ты достоин ее внимания. — Хватит, Иллая. Давай на этом закончим. — Хорошо, просто подумай над моими словами, когда будешь готов. А раз эта тема закрыта, то расскажи, как дела с расследованием, что ты делал в том городе? Ален выдохнул и сухо сказал: — Дела продвигаются. Ты действительно хочешь об этом узнать? — Конечно, я же встречаюсь с детективом. — Встречаешься? То есть ты согласна быть девушкой детектива? Она прищурилась и хитро улыбнулась. — Ну хорошо. В общем, у нас есть подозреваемый, но не хватает улик. Мы раскопали похожее убийство супругов Роттер в городе Ром. Но оно произошло больше десяти лет назад. Есть еще несколько зацепок, которые привели нас к их сыну, который пропал без вести в две тысячи пятом году и признан судом умершим. Но тела не нашли, так что вполне вероятно, что он жив, здоров и может оказаться нашим убийцей. С этим старым делом одни вопросы. Мозг уже кипит. Есть подозреваемый, есть старое дело, пропавший парень и разрозненные улики, которые никак не складываются в единое целое. Вот такая вот шарада. Глаза Иллаи расширились, она смотрела на Алена с изумлением. — Ты удивлена? — Да, — глотнув молочный коктейль, сказала она. — Настоящий ребус. — И не говори. Но идеальных преступлений не бывает, это я знаю точно. Нам просто нужно еще немного времени. — Ты справишься, я уверена. — Замерзла? — спросил Ален, посмотрев на Иллаю. Он почувствовал, как дрожь прошла по ее телу. — Прохладный ветерок тут. Пора бы перебраться в тепло. Я просто поражаюсь тому, как вы, детективы, расследуете дело. Как находите какие-то частицы, цепляетесь за них и идете по лабиринту к самому выходу. — Да ладно, это просто множество часов кропотливой работы. Ты вот блуждаешь по воспоминаниям и подсознанию людей, а мы — по уликам. — И то правда, — сказала она, легкими движениями обогнула машину и проскользнула внутрь. По дороге обратно Ален настойчиво предлагал продолжить вечер у него, но Иллая не менее упорно отказывалась. — Потерпи до выходных. Или в пятницу я могу забрать тебя из участка, и мы поедем к тебе, — твердо произнесла она. — А я планировал приготовить ужин и встретить тебя в домашнем трико. — Он хихикнул. — Ну уж нет. Давай лучше закажем еду, выпьем вина, а вот завтрак я позволю тебе приготовить, — игриво произнесла она. — Уговорила. Он довез ее до дома, нежно поцеловал на прощание и уехал. На душе детектива стало спокойно, вокруг него витали запахи ночного города и ее духов. Вернувшись домой, Ален включил телефон, проверил пропущенные, но никому не стал перезванивать, даже начальнику полиции, от которого было два звонка. «Пусть весь мир подождет», — подумал он и налил себе глоток виски. После поменял постельное белье, прибрался в квартире, закинул разбросанные вещи в шкаф и с чувством выполненного долга отправился в кровать. Но сон никак не шел. Разговоры с Иллаей и отцом крутились в голове снова и снова. Почему спустя столько лет он все еще ведет себя, как обиженный мальчишка? Чувствует себя брошенным, тем, от кого отвернулся весь мир после ухода матери. Почему он винит отца? Он ведь ничего не знает, но в воспоминаниях видит в зеркале взгляд того мальчика, которым был когда-то. Ален лежал на твердом матрасе и удобной ортопедической подушке, отбросив одеяло в сторону, и смотрел в потолок. Сегодня он отверг слова Иллаи, но, может, она права? Может, его мать не была такой идеальной, как он ее помнит. А он так и не смог вырасти, повзрослеть, посмотреть на ситуацию незаплаканным взглядом. Почему отец ни разу не поговорил с ним о ней, ее уходе, о том, какой она была на самом деле. Иллая предположила, что отец не хотел его ранить, не хотел, чтобы его воспоминания о ней омрачились реальностью. Намекала, что Март принял удар на себя, стал мишенью для его злости, ненависти, грубых слов. Наверное, это и есть отцовская любовь. Или это любовь отца к матери, которая так и не прошла, и отец продолжал оберегать пусть не маму, но память о ней. Ведь он так больше ни с кем и не жил. Только Ален и он. В ушах детектива стучали барабанной дробью слова Иллаи. Она была права. «Выходит, моя погоня за мечтой стать великим детективом, о котором пишут в газетах, который раскрывает громкие дела, важна мне не потому, что я этого хочу? Может, мне это нужно, чтобы доказать, что я больше не маленький мальчик, которого можно оставить в своей комнате и забыть?» Горький вкус реальности, желчь его мыслей и поступков, брошенные отцу слова заполонили сознание. Он пытался сглотнуть, но все внутри его пересохло и напряглось. Он взял телефон и набрал номер отца. В трубке раздался сонный голос: — Ален, что-то случилось? — Нет. Прости меня, отец, — выдавил он хриплым голосом, сдерживая слезы. Ему столько хотелось сказать, столько спросить, но он добавил только три слова: — Я люблю тебя. — И закончил вызов. Глава 39 На следующий день детектива ждал неприятный разговор с начальником управления, который в это пасмурное утро, словно еще одна грозовая туча, надвигающаяся на город, выплеснул на Алена потоки негодования. Новости о том, что они продвинулись в деле, что у них есть подозреваемый, и что, по его мнению, они на финишной прямой, не смягчили гнев Якоба Скара. — Я даю тебе неделю, и это твой последний шанс, детектив Расмус, — сказал он напоследок. — Иначе я передам дело Чаку, а ты отправишься ловить бомжей и наркоманов или разбирать бумажки в архиве. — Не бывать этому, — бросил Ален и вышел из кабинета. Проходя мимо Агнес, он заметил, как она демонстративно отвернулась. Сегодня от нее исходил аромат гвоздики, а не цитрусов, волосы были зачесаны назад, что, как он знал из опыта, не означало ничего хорошего. На ее столе стояла банка энергетика, что было признаком плохого сна и, соответственно, ужасного настроения. «Она готовится к бою, битве со мной», — подумал про себя Ален, но, ничего не сказав, прошел мимо. Он хотел вначале провести планерку, а потом уже решать личные проблемы. Не хватало еще, чтобы это дело возглавил Чак. — Собираемся у меня через десять минут, — объявил он всем и, сделав себе кофе, прошел в кабинет. Ален вывел таблицу улик на стену, добавил имя Александра Роттера и все зацепки, что они имели.