Я усмехнулся, поняв, что «девки» Гале намекали на то, что она не туда попала. И впрямь не туда, как я уже понял. Не то, чтобы тут мораль высокая, просто всем, у кого она совсем низкая, проще в этом Сальцеве жить. Мою мысль подтвердил и профессор, сказавший: – Мне показалось, что вам там интересней будет. – Та знаю я. До меня очередь дошла последним. Рассказал все как есть, разве что не стал упоминать о результатах нашей вчерашней поездки, ни о развалинах, ни о подвале, ни о сгоревшем трупе. Ну и про визит в НКВД тоже распространяться не стал. Вообще ни о чем не стал, показал место на карте, рассказал как дошел. Ну и представился. – А раньше работали кем? – поинтересовался Милославский. – Никем полезным в данной обстановке, – честно сказал я. – А все же? – Импортер оливкового масла, – усмехнулся я. – «Дженко лимитед»? – блеснул знаниями литературы Милославский. – Неа, «Маслоимпорт». Ничем не лимитед. И не из Сицилии, а из Испании. – А генератор где, кстати? – спросил тот. – Вывезли и продали, – ответил я. – А деньги частично пропили, а частично не успели, все впереди. – Ну… откровенно, – усмехнулся он. – На том и стоим. Из полученных на карте отметок последних провалов никакая система не прослеживалась, пометки располагались совершенно хаотично, даже если всмотреться внимательно и увидеть следы более ранних, уже стертых. Ни пентаграмма из них не получалась, ни зловещие концентрические круги зеленых человечков из глубин космоса. Так, вроде как из ведра накапало, да и то словно пьяный нес. – Хорошо, всем спасибо, – сказал Милославский, закончив с пометками и записями. – Теперь я сам попробую вам что-то рассказать. Начну с того, что такое Отстойник, куда вы попали. Я здесь уже восемь лет, и все это время пытаюсь изучать суть этого места. Уже не один этим занимаюсь, мы еще не институт, но уже целый научный отдел. Он отхлебнул чаю из стакана в серебристом подстаканнике, продолжил: – Не думаю, что всем вам интересно знать теорию происхождения этого мира, – он покосился на пытающуюся скрыть зевоту «Галю с Москвы». – Кому интересно – подходите после лекции, постараюсь рассказать подробности. Для остальных же, как я думаю, достаточно будет основных правил поведения и мер безопасности. Как не только здесь выжить, но еще и полноценно жить. В результате выяснилось, что от лекции я ожидал слишком многого. Милославский просто пересказал содержание своей собственной брошюрки без углубления в сущности. Я ее еще вчера дважды прочитал от корки до корки, так что понял, что он цитирует ее практически дословно. Но народ слушал, им брошюрки не выдавали, похоже. Рассказал он про Тьму и что она есть. Рассказал про то, что заводится в этой самой Тьме. Рассказал как с этим бороться. Развесил плакаты с основными разновидностями. Даже быстренько опросил присутствующих на предмет того, как они усвоили. Когда спрашивал меня, удивился подробному ответу. – Откуда дровишки? Где научились? – поинтересовался он. – В Горсвет на работу устроился. – Вот как? В мотомангруппу? – В нее самую. – А, ну тогда понятно, – кивнул он и что-то себе пометил. – Мою брошюрку изучали? Я молча вытащил ее, сложенную пополам, из нагрудного кармана куртки. – Очень хорошо, я там в сжатой форме все самое главное пытался изложить, – сказал он. – Думаю, что вы в чем-то скоро меня опередите, практика она великое дело, а кое что, если интересно, могу и я рассказать, обращайтесь. С вашими коллегами у меня всегда особые отношения, половина знаний от вас идет. – Спасибо, обязательно обращусь, – вполне честно ответил я. А что? Больше буду знать, глядишь – и какую-нибудь зацепку на обратный ход найду. За спрос денег не берут и вроде Милославский брать не угрожает. Так что надо общаться, надо, тем более с тем, кто изучением всего этого безобразия занимается. На опросе сама лекция, собственно говоря, и закончилась. Шестеро из восьми с облегчением поднялись, отдали на подпись профессору листочки с работы – а так бы и не пришли, небось – да и вышли из аудитории. Остались двое, сисадмин Кирилл, да я, грешный. – А вам, как я понимаю, интересно, – сказал Милославский, жестом предлагая присаживаться поближе. – Именно так, Валерий Львович, – сказал сисадмин, присаживаясь и зябко кутаясь в овчинную куртку. В аудитории и вправду был не Ташкент, эдак градусов десять, ну, чуть больше, может быть. – Вы на работе уже? – спросил его профессор. – На работе, электриком устроили на ТЭЦ. – Интересно? – Смеетесь? – усмехнулся Кирилл. – Но работа как работа, и даже зарплата неплохая, как я понял. Общежитие дали, опять же, в комнате всего двое. – А чем бы хотелось? – Ну… – чуть растерялся парень. – Хотелось бы чем-то таким… ну… я ведь в новом мире, тут столько всего. – Изучать? – Примерно. – А навыки? – Я физтех оканчивал, собственно говоря, в сисадмины, сами понимаете, в силу экономических причин попал, а так в науке мечтал остаться. – Вот как, – поднял одну бровь Милославский, явно задумавшись. – Вы вот что… сегодня работаете? – Разумеется, до шести. – Вот после работы к нам зайдите, я вахту предупрежу. Это в здании напротив, вон там, – он указал рукой на НКВД. – В левое крыло, научный отдел. Там и поговорим. У нас сразу работу менять не принято, но для перспективного сотрудника могут сделать исключение, походатайствую. Если вы и вправду перспективны. – А критерии? – насторожился Кирилл. – Простые: базовые знания и желание работать двадцать четыре часа в сутки. Увлеченных людей ищу, не отбывающих повинность. Советский стиль младшего научного за сто двадцать в месяц у меня не поощряется. Подходит? – Вполне. – Вот и договорились. Милославский обернулся ко мне, спросил: – Владимир, если не ошибаюсь? А вас что задержало? Чем могу? – Да у меня вопросы все больше о смысле жизни и устройстве мироздания, – засмеялся я. – Есть теория, что это вообще такое, этот самый Отстойник? – Есть, как не быть. Сколько ученых, столько и теорий. А если на базаре поспрашивать, то их еще будет множество. Теория в наших краях как дырка в заднице – у каждого одна есть. – И все же? Милославский поднялся, подошел к доске и мелом начертил две длинные параллельные прямые. – Я вам свою собственную излагаю, так что прошу принимать во внимание, – он задумчиво почесал в бороде. – Представьте, что это ручей. Или река. Река времени. Текущая из неизвестным нам истоков и утекающая в неизвестные моря. Мы видим только тот ее участок, который в силе обозреть с бережка или максимум – с холмика. Мы не знаем, через какие места течет она в верхнем в своем течении и нижнем, начинается ли она и заканчивается, или бесконечна. Он набросал несколько закорючек, больше напоминающие сперматозоиды, и продолжил: – Это – слои реальности. Разделить их между собой пространство не может, мы просматриваем все пространство до невероятных далей в те же телескопы, и разделяться они могут только временем. Вот смотри… – он щелкнул пальцами, затем продолжил: – Звук исчез вместе с тем, как прошла доля секунды. А что еще мы оставили эту самую долю позади? Мы не способны сдвинуться назад или вперед во времени даже на миллиардную ее долю, для нас это более недостижимо, чем солнечное ядро, туда мы хотя бы в теории можем проникнуть. – Это что получается, – вмешался Кирилл – Время протыкает миры как шампур по вашей теории? – С бесконечно тонким шашлыком, – кивнул Милославский. – И как это к Отстойнику? – Случаются всякого рода катастрофы. Большие, маленькие, совсем незаметные в масштабах мира, как наше с вами исчезновение. И тогда течение подхватывает сорвавшуюся щепку, травинку или барахтающегося в воде муравья, и несет его дальше. Как нас в данном случае. Оно может дотащить его до водоворота и утопить, а может загнать в какую-нибудь заводь, где он будет вращаться на одном месте. Где скапливается мусор – получаются плотины. Он помолчал, задумчиво глядя на свой невнятный рисунок, затем решительно перечеркнул его перпендикулярной чертой: – А вот этот мир, как мне кажется, сорвался с места целиком. И как-то умудрился застрять в течении, образовав собой хоть и хлипкую, но плотину. Точнее даже сеть, в которой застревает время от времени всякое. – А… люди? Местные, в смысле? – осторожно спросил я. – Есть подозрение, что местные этого даже не заметили, – усмехнулся он. – И живут себе своей собственной жизнь. – Где? – В этом самом мире. Просто… тоже чуть впереди нас. Может быть всего на пару секунд. Или наносекунд. – А зверье всякое? – счел я такое заявление несколько нелогичным. – Его-то тут сколько.