Сержант Нестеров Андрей, командир расчёта 45-мм противотанкового орудия 326 артиллерийского полка. Ядовитая гарь, смешавшая в себе запахи обугленной человеческой плоти, жжёного металла и сгоревшего бензина, забивает одновременно рот с носом, беспощадно дерёт глотку. Ветер гонит дым от обильно чадящего немецкого броневика прямо на нас, не давая никакой возможности нормально дышать. Бронеавтомобиль «хорьх» с чудовищно опасной для нас автоматической пушкой удачно подбил расчёт Иванова Сашки. Немецкий экипаж занял выгодную позицию у перекрёстка трёх улиц, но слишком поздно заметил опасность с фланга — фрицы ждали атаки со стороны станции, где сейчас кипит нешуточный бой. Впрочем, с момента выхода на дистанцию эффективной стрельбы секундное промедление противника не давало нам великого преимущества; нас спасла снайперская точность наводчика второго орудия. Не случайно 45-ку называют снайперской винтовкой на колёсах! Очередной вдох пропитанного гарью воздуха — и лёгкие выворачивает от надсадного кашля. Вот же гадство! Расчёт второго орудия и два отделения пехоты утопали по соседнему ответвлению вперёд, продвигаясь вглубь квартала. Теперь мы можем рассчитывать только на свои силы. Точнее, пехотинцы рассчитывают на мой расчёт как на ударную силу, а вот нам-то рассчитывать как раз и не на кого… В голове небольшой группы идут пятеро бойцов. Все с винтовками, единственный ручной пулемёт командир прикрытия держит при себе. Старшина — мужик бывалый, успевший повоевать в Азии и на Финской, его опыту я доверяю. Вот и поворот на улицу, по которой намечено наше продвижение… Очередь ударила внезапно, мгновенно сбив с ног неосторожно вышедшего вперёд бойца; его товарищ смело бросился к раненому, но тут же упал, пронзённый свинцовым веером. Оставшиеся бойцы головной группы скрылись за углом дома. — Уходит… Я не успел даже закричать, услышав характерный звук выстрела противотанковой пушки. Угол дома словно взорвался изнутри, снесённый осколочным снарядом; металл и крупные куски дерева изорвали на части тела двух бойцов. Единственного уцелевшего красноармейца подвела его неуклюжесть: буквально за миг до взрыва он споткнулся и упал на землю. Теперь его лицо стало белым как мел от ужаса; на погибших действительно страшно смотреть — даже не тела, а какие-то мешки мяса и костей в изодранных тряпках защитного цвета… До меня доносится приглушённое «Господи, спаси!» И что нам теперь делать?! Мало того, что мы за несколько секунд потеряли сразу четырёх бойцов, так ещё и улицу держит не только пулемётный расчёт, но и как минимум одно орудие. Обойти фрицев не получится, а прежде чем мы выкатим и развернём свою сорокапятку, здорово пристрелявшиеся артиллеристы накроют нас как минимум раза два-три. Задача… Ветер вновь бросает в лицо клубы едкого, вонючего дыма. А если попробовать воспользоваться дымовым прикрытием сгоревшего броневика? Рука бесполезно щупает противогазную сумку. Каждому из нас полагается противогаз — печальный опыт империалистической. Но в эту войну боевые отравляющие вещества применяются крайне редко (немцы и без них неплохо справляются); такие нужные сейчас противогазы давно выброшены за ненадобностью. На бесчисленных маршах, а уж тем более во время отступлений люди не то что противогазы выбрасывали — патроны с гранатами летели в придорожные канавы и кусты. Командиры на такое подсудное дело смотрели сквозь пальцы: лишь бы люди шли да штатное оружие в руках держали… Правда, сейчас сумка не пустая, только сложены в неё две эргэдэшки да несколько винтовочных обойм. Беда. — Вода во фляжках есть у кого? У товарищей по расчёту есть. Повязываю на лицо сырой смоченный платок (чистый кусок портянки). Сойдёт. Подзываю к себе старшину. Крепкий рослый мужик годов сорока украшен уже ранней сединой, но она лишь завершает образ бывалого ветерана, коим он и является. — Товарищ старшина, предлагаю следующее: я сейчас обползу броневик, попробую найти пушку. Ты пошлёшь своих угловой дом с улицы обойти, пусть найдут вход. Мы разом с пулемётом и пушкой не сладим, накроют ещё при изготовке. А вот если твой «Дегтярев» из дома прикроет, то, может, и получится под дымом вырулить. В идеале нужно ударить одновременно: мы по орудию, вы по пулемёту. Согласен? А куда ему деваться? Конечно, согласен. Пускай старшина и выше меня по званию, но инициативу я взял на себя, так что мне и карты в руки. Много чего повидавший и опытный мужик принял моё руководство без лишнего гонора: — Головин, бери расчёт и трёх бойцов, занять позицию в доме. Как только расчёт у фрицев по артиллеристам заговорит, гасите их. Только осторожней, раньше времени себя не раскройте! — Есть! Молодец старшина, командует спокойно, уверенно. Ну, пехота, не подведите… По-пластунски ползти по разбитому асфальту — удовольствие сомнительное, это вам не мягкая русская землица. Локти и колени режут острые осколки (попадаются весьма приличные куски), да и опираться больно. Но страх успешно забивает неприятные физические ощущения: если пулемётчики заметят меня раньше, чем я обнаружу пушку, второго шанса не будет. А они наверняка ждут, держат под прицелом перекрёсток. Моё единственное укрытие — это пока ещё обильно чадящий «хорьх». Вот только густой дым не укроет меня от очереди МГ… Пока вроде не стреляют. Экономят патроны? Обычно немецкие пулемётчики предпочитают послать пару-тройку дежурных очередей по подозрительному месту. Дополз. Осторожно высовываюсь верхом туловища, кладу панорамный прицел на локтевой сгиб. Увеличение всего двукратное, но тоже ничего, главное — знать, где искать. Коротенький ствол 37-мм немецкой противотанковой пушки обнаружился в подвальном окошечке дома, стоявшего на перекрёстке метрах в двухстах справа по улице. Дом крепкий, купеческий: деревянный верх, но каменный низ. Чувствуется, что толщина стен там метровая. Значит, снаряд надо будет закатить ровно в крохотное окошечко, больше напоминающее амбразуру. Твою ж!!! Очень близко ударившая очередь из МГ зацепила локоть правой руки по касательной. Спешно откатываясь, умудряюсь обжечь правую же кисть и плечо о раскалённый метал «хорьха». Но это ничего, главное — панорамный прицел цел, и я теперь знаю, куда стрелять. — Товарищ старшина, орудие я засёк. Твои вход нашли? — Да, уже в доме. В тыльные комнаты пока не суются. — Правильно, нечего немцев раньше времени беспокоить. Смотри, времени у меня будет только на один выстрел. Мы сейчас выкатываем сорокапятку, но твоим надо среагировать на немцев мгновенно, иначе я даже шмальнуть не успею. Справитесь? — Сделаем. Когда начинать? — Сейчас я предварительный прицел по памяти выставлю, затем выдвигаемся. Как только поравняемся с корпусом броневика, так и начинайте. — Добро. Где-то с минуту играю с рукоятками углов прицеливания и маховиками подъёмного и поворотного механизмов панорамы. Ну, кажется, так. Во рту и так было сухо и горько, а теперь становится ещё суше. Кажется, что если крепко провести языком по нёбу, то на обоих останутся царапины. Сердце бьётся лихорадочно, словно птица в клетке, а канонада, пулемётные очереди и ружейные выстрелы, бьющие по всему городу, стали звучать как-то глуше. Пора! Осколочный снаряд уже в стволе орудия. Заряжающий и подносчики несут ещё по одному каждый, хоть я и сказал, что времени у нас только на один выстрел. В ответ бойцы законно заметили, что если мы заткнём орудие, то надо будет и пулемёт задавить. Тоже верно. С чердака, стоящего в ста метрах впереди дома, ударил МГ. В первое мгновение сердце перестало биться, но фрицы открыли огонь по нашим пулемётчикам — кажется, красноармейцы чем-то себя выдали. Возможно и то, что немцы просто почуяли врага или предположили, что с нашей стороны будет логично занять именно эту позицию — неважно, главное, нас пока не заметили! — Вперёд! Скорость, с которой мой расчёт выкатил орудие (благо ветер снова подул в нашу сторону, и дым прикрыл нас), развернул его и раздвинул станины, приведя сорокапятку в боевое положение, на учениях вызвала бы лютую зависть сослуживцев. Хоть с секундомером засекай на сдачу норматива. Лишь бы я ребят не подвёл. Трясущимися пальцами лихорадочно подкручиваю маховики прицела. Выстрел! Мл..ть!!! По щитку сорокапятки словно молотом ударила очередь МГ, сбив прицел. Осколочный снаряд врезался в выложенную из булыжников стену в сантиметрах в двадцати от окошка, раскрывшись диковинным огненным цветком. Сердце замерло где-то в районе глотки, руки оцепенели… Удар в плечо сзади. — Заряжено, стреляй!!! Из углового дома наконец-то заговорил наш ДП, удачно поймав момент, когда немецкий пулемётчик стал менять ленту. Один градус доводки. Господи, помоги! Выстрел! Оба орудия ударили одновременно. Но то ли мой первый выстрел потряс фрицевских артиллеристов, то ли немцы не смогли взять точный прицел из-за дыма, но мелкий 37-мм снаряд пролетел метрах в трёх слева, даже не задев расчёт динамическим ударом сжатого воздуха. Взрыв раздался где-то за спиной. Мой же осколочный на этот раз влетел прямёхонько в амбразуру новоиспечённого дота. Нормальный, даже средний результат для учений, но в бою — практически нереальная точность! Глухой взрыв — и короткий ствол вражеского орудия подался назад, полностью пропав из видимости. — Откат нормальный! — Осколочный! Секунда на дозарядку. Выстрел! И на этот раз я чётко послал снаряд в маленькое окошко. Всё, даже если первое моё попадание погасил орудийный щиток, то вторая осколочная граната уничтожила всё живое в замкнутом пространстве каменного подвала. — Откат нормальный! — Осколочный! Следующий «гостинец» летит в чердак, оборудованный под пулемётное гнездо. Фрицевский расчёт переключился на схватку с нашим пулемётом, причём удача, судя по всему, сопутствовала именно красноармейцам; помочь камрадам в артиллерийской дуэли немцы попросту не смогли. И уже никогда не смогут — снаряд легко пробил тонкое деревянное перекрытие в одну доску и взорвался, разом заткнув МГ. Старшина выводит бойцов. Красноармейцы, учёные горьким опытом, не спеша продвигаются вдоль линии домов двумя колоннами: те, кто до того наступал по центру улиц, стали лёгкой добычей стрелков противника. — Вперёд. …Пулемёт ударил из дома напротив артиллерийской позиции (тоже добротная постройка с каменным цоколем). С воплем свалился подносчик, держась за прострелянную ногу. Меня прикрыл щиток, а вот замкового пуля «клюнула» в плечо, отбросив раненого назад. Одновременно из окон обоих домов чуть ли не залпом заговорили немецкие стрелки, разом заставив залечь наших пехотинцев. Впрочем, их тут же поддержал оставшийся в тылу расчёт ДП. Не знаю, почему второй пулемёт молчал до того. Может, моё орудие находилось в мёртвой для него зоне, или расчёт решил себя не раскрывать, рассчитывая, что с нами справится «дуэт» пушки и пулемёта. Как бы то ни было, теперь немцы сосредоточились исключительно на нас; попытка раздвинуть станины кончилась гибелью второго подносчика. Под прикрытием «Дегтярева» старшина сумел организовать бойцов. Часть красноармейцев рассредоточилась за углами домов, группа же из трёх человек двинулась вглубь квартала через жилые постройки. Правда, довольно быстро открывшаяся стрельба, учащающаяся с каждой секундой, подсказала мне, что обходной манёвр не особо удастся. — Эй!!! Пулемётчики! Сюда смотри!!! Энергичными жестами и матюками объясняю расчёту ДП, что мы ОЧЕНЬ нуждаемся в их поддержке. Парни столь же красноречиво дали понять, что для начала «дуэли» с МГ им нужно поменять позицию. — Так меняй же, зараза!