— Это почему же? Танкист беззлобно матюкнулся. — Да потому! Ты знаешь, как фрицы оборону ладят? Небось слышал… Да и видел, даже участвовал! — Ох ты ёпрст, ДАЖЕ участвовал! Нет, ты погляди, Влад, что этот чумазый про меня говорит! Игорь чересчур наигранно возмущается, больше в шутку Танкист же продолжил свой рассказ, как-то разом теряя свою комичность и словно погружаясь в себя. И взгляд стал странный — вот они, глаза-то, на меня направлены — а смотрят будто куда-то внутрь… — Вон вчера Гансы как огрызались! Кто с утра поступил, рассказывали, как фрицы 654 полк контратаковали, когда ваши до завода дошли, вроде «Гидропривод» называется. Штаб полка на кладбище городском так и вовсе чуть ли не похоронили! А ты говоришь, танки… Немцы загоняют свои мелкие орудия в каменные дома, а то и в подвалы, и жарят оттуда по бортам наших коробочек. Пехоту грамотно отрезают пулемётчики и стрелки, они же добивают выбравшиеся из машин экипажи. Фрицы предпочитают оседлать высотные здания — я уже слышал, как пулемётчики жарили по нашим с храмовых колоколен. Между прочим, артиллеристы Гансов с пистолетной дистанции могут и «тридцатьчетвёрке» борт пробить, не говоря уже о моей «тэшке». Ты попробуй, повоюй на «двадцать шестом», у него ж броня противопульная! От пули-то да, защитит, не спорю, а от чего-то посерьёзнее уже вряд ли. На секунду прервавшись, помрачневший танкист продолжил: — Вот представляешь, я служил с капитаном, что начал войну ещё под Брестом, у самой границы. Уже не помню номер его танковой дивизии, но располагалась она в военном городке, на южной окраине города. Когда началась война, их расположение накрыли залпами гаубичной артиллерии. Вдумайтесь! Немцы били как по квадратам, один за другим накрывая склад ГСМ, склад боеприпасов, парки с техникой, жилые дома комсостава… Эти уроды стреляли из гаубиц по семьям командиров, пока те под огнём выводили машины. Как думаете, что чувствовали мужики в эти минуты? В любом случае, потеряв половину машин, дивизия дралась отчаянно. В строю ещё оставалось около 100 танков. 100 танков! Кажется, мощь, верно? Только все танки поголовно были вариациями Т-26 разных годов выпуска. Как я уже сказал, воевали танкисты яростно, и пока рабочие «тэшки» оставались в строю, наши южнее Бреста ещё держалась — коробочки неплохо цементировали оборону. Но всё дело в том, что в первые дни войны армия получили приказ контратаковать любыми доступными силами, а танки лучше всего подходят на эту роль. Вот и бросали лёгкие Т-26 на немцев. А последние не дураки терять свои боевые машины в лобовых схватках; может, у немецких «троек» броня потолще, чем у «двадцать шестых», зато орудия по мощи практически равны. «Четвёрки» фрицы ввели в бой только под Брестом, остальные же их танки, они их «панцерами» кличут — «двойки», чешская «Прага», — те так вообще уступают нашим «тэшкам» и «бэтэшкам». Зато у фрицев отлично налажена оборона против лёгких коробочек: в пехотных частях служит большое количество противотанковых орудий калибра 37 мм, они вполне способны сжечь что Т-26, что любой из БТ. В каждом батальоне с начала войны есть бронебойщики с противотанковыми ружьями; кстати, я слышал, что они используют и трофейные польские. А у нас смотрите — только сейчас бронебойщики в частях появились. И то, против кого они теперь навоюют-то? Фрицы выводят из танковых частей лёгкие коробочки, а против «троек» и «четвёрок» противотанковое ружьё уже не тянет. Бить нашим бронебойщикам придётся или по гусеницам, или по смотровым щелям — попробуй попади! В борт, в корму — куда ни шло, но фрицы не дураки свои панцеры в атаке задом подставлять. Ну так вот, за 4 дня боёв в бесплодных контратаках, под бомбёжкой, в не таких и частых схватках с фрицевскими «панцерами» дивизия потеряла все боевые машины. ВСЕ 100! А у нас в бригаде их было всего 9. Вот и думай, с чем и как воевать… В обороне ещё можно — танк в капонир закопал, чтобы только башня торчала, и всё, готовый ДОТ. Пушка, пулемёт — поди приблизься! А если припекло, можно и отступить. Плюс в танковых засадах «тэшка» неплохо воевала — маленькая, мотор работает тихо — при должной маскировке не увидишь её, не услышишь. Но это плюсы. А минусы — мы в каждом бою лёгкие танки теряем, экипаж, как правило, накрывается вместе с машиной. Вы бы видели, что приходится хоронить… Кучка пепла и отдельные обугленные куски. Весь экипаж помещается в одну плащ-палатку… Ненадолго повисла тягостная тишина. Иван правду говорит — смерть танковых экипажей, запертых в ловушке горящих машин, действительно ужасна. Хотя если вспомнить, как мне вчера чистили раны, нащупывая спицами зарывшиеся в плоть пули… Аж сейчас мороз по коже. По сравнению с ощущениями, испытываемыми при операции, сейчас раны и не болят вовсе… Одним словом, в пехоте тоже несладко. — Как же всё-таки так получилось, что наших на границе… ВОТ ТАК ВОТ, а? Игорь негромко задал один из самых важных и волнующих любого советского человека вопрос. Действительно, как? КАК немцы смогли уничтожить приграничную авиацию в первые же дни войны, разбомбив технику прямо на аэродромах «подскока»? КАК немцы смогли накрыть из дальнобойной артиллерии расположенные у границы части, уничтожая те самые склады, артиллерийские парки, скопления техники столь точно, словно били по заранее пристрелянным целям? КАК наши части в первые же дни остались без связи, а в тылу активно развернулись диверсанты, одетые в форму красноармейцев и даже сотрудников госбезопасности, КАК? И ПОЧЕМУ (согласно многочисленным слухам) немецкие лётчики с начала года висели в советском небе, почему был дан приказ их не трогать? Ведь это же их разведданные позволили столь точно накрыть те самые аэродромы и расположение частей! ПОЧЕМУ, зная о наличии крупнейших сил противника на границе, имея информацию от перебежчиков, беженцев, что враг нападёт в июне (опять-таки, слухи, но слишком часто они повторяются), мы НИЧЕГО не сделали? Не заняли предполья, не привели части в боевую готовность, не позволили эвакуировать гражданское население из приграничных районов или, в конце концов, хотя бы семьи комсостава? ПОЧЕМУ не подняли в небо авиацию, не обеспечили её регулярного боевого дежурства над границей, ПОЧЕМУ не начали переброску воинских частей? КАК и ПОЧЕМУ?! …Правда, политработники категорически не приветствуют задавать этот вопрос и даже просто что-то обсуждать по этой теме. Свою твёрдую негативную позицию имеют и товарищи из особого отдела. Но в кругу своих, фронтовиков, негромко, вполголоса… Иногда эти вопросы всё же задаются вслух. Первым заговорил танкист, который, видимо, ВСЕГДА имеет собственное авторитетное мнение. И, что самое печальное, не умеет держать его при себе: — Как-как, каком кверху. Как-то раз этот самый капитан из-под Бреста выговорился мне под бутыль первача… С одной стороны, маразм полный. Немец у границы армию развернул, так мы не только его не трогаем, так ещё и свои части в боевую готовность не приводим, позволяем фрицевским самолётам над собой в воздухе висеть! А с другой, всё вполне логично, если наше руководство было УБЕЖДЕНО, что Гитлер разворачивает армию не нападать, а защищаться… Совсем другой расклад, согласитесь. Видимо, сумели фрицевские разведчики наших переиграть да голову особо ответственным лицам запудрить. А ведь следуя этой логике получается, что все действия с нашей стороны, как то увеличение численности войск у границы, масштабные перемещения сил, занятие предполья, — всё это могло фрицев спровоцировать. Допустим, противник развернул силы для отражения нападения. Немецкая разведка, в том числе воздушная, докладывает, что с нашей стороны всё спокойно, никаких перемещений. По идее, они действительно должны были успокоиться; в противном же случае, наблюдая нашу активность, немцы обязаны были первыми атаковать, чтобы завладеть инициативой. Вот и не хотели их провоцировать, надеялись на мир. Как там в пословице, хотели как лучше? Ну вот как-то так… А вообще, мужики, к нам уже прислушиваются, давайте тему закроем. — Да, конечно, давай. Ненадолго вновь повисло тягостное молчание. Впрочем, я задумался о своём, в продолжение начатого разговора. Всё решил далеко не только «внезапный» удар немцев. Они гораздо лучше воевали, грамотнее, тактически более верно. А какова их слаженность на поле боя! А с другой стороны, что говорить, боевой опыт решает практически всё. Достаточно просто сравнить: Польша, Франция и Британия, Югославия — это я только о серьёзных соперниках, не беря в расчет Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды и Грецию. Вот где немцы получили боевой опыт. А наша армия? Хасан и Халхин-Гол, там сражались с Японией. Не слабый противник, но куда им до французов, с их тяжёлой техникой и мощной артиллерией! Тем более, большая часть армии, сражавшейся с Японией, на Дальнем Востоке и осталась, только сейчас их перебросили на запад — но мужики ничего, воюют крепко. И Финляндия. Ничего не говорю, финны использовали нестандартную технику, выжимали максимум из своих возможностей. Маннергейм построил мощную оборонительную линию, штурмовать которую зимой было на порядок сложнее. И всё-таки возможности финнов несопоставимы с объединённой мощью французов и англичан. — Вань, а как наши в Испании с фрицами воевали, знаешь? Ты вроде что-то говорил про преподавателя-«испанца»? Танкист легонько усмехнулся: — Ну, ты вспомнил. В Испании с обеих сторон сражались испанцы. Что наши, что немецкие или итальянские добровольцы и военспецы — они только помогали. Но, к слову говоря, немцы в Испании были слабее, гораздо слабее. Наши «ишачки» в 37-м уверенно владели небом и как хотели били в воздухе что немецкие «Арадо», что итальянские «Фиаты». Потом, правда, появился «мессершмитт», но тогда это был ещё только опытный, не серийный истребитель, не особенно и превосходящий И-16. А бронетехника — так наши Т-26 вообще не знали поражений в бою с немецкими «единичками» и итальянскими танкетками. В боях за Пингаррон техника врага горела только так! — Мужики, мы скоро к особисту всей компанией попадём. Кончай разговор! Вань, тебя так вообще ничему жизнь не учит. Игорь аж побледнел от негодования из-за опасного для всех разговора — и ведь товарищ действительно прав, языки нам могут неплохо так укоротить. — Гляди-ка, повели! — О чём ты, Вань? — Да вон, комендачи насильника забирают. — Это кого ж он? — Да медсестра здесь есть симпатичненькая, местная. А мудак этот — её земляк. То ли ему самогон передали, может, и через неё, может, в самоволке был, но только по пьяни на девчонку полез, силой брать. Его, правда, в самом начале кто-то из палаты приложил — да, кажись, тоже местный, из Тербунов призывали, — а в завязавшейся потасовке приняли участие проснувшиеся раненые. Голову придурку разбили. — Поделом. — Поделом-то поделом, так ведь по пьяни-то полез, ущербный. И потом, сам знаешь, что на каждую не лезут. Значит, что-то знал… Да не суть, дело-то в ином: парню трибунал грозит, из-за шумихи дело замять не удалось. Тут уж я возмутился: — Хрен его жалеть! Что мужик по пьяни делает, то он в трезвом виде в уме держал! Сегодня на землячку по пьяни полез, договориться не смог, а завтра? Мало наших баб фрицы насилуют, теперь ещё и свои начнут? Меня поддержал Игорь: — Я таких историй слышал немало. Мужик нетрезвый понравившуюся бабу силой возьмёт, а как в голове прояснится, как поймёт, что натворил, так быстрей ситуацию исправлять. Задушит девку или ножом пырнёт — и вся недолга. Некому свидетельствовать против — вот и хорошо. Да я бы таких уродов сам, своей рукой… 9-е декабря 1941 г. Средняя школа села Тербуны. Временное расположение передвижного армейского госпиталя. Рядовой Виктор Андреев. Анька после выволочки госпитального начальства сидит на топчане ни живая, ни мёртвая, словно окаменела. В палату идти боится — стыд берёт, из школы вообще выходить боится — там родные Краснорядцева бучу подняли, перед всем селом шалавой охаяли. Многие сельчане верят. Что самое хреновое, Краснорядцеву домой попасть, где его на радостях и напоили до беспамятства, помогла-то как раз она. Анька же его и обратно пустила и даже позволила с собой в закутке посидеть, думала, чуть-чуть поговорит и спать уложит. А тут он сам стал силой её укладывать… — Ань. Молчание. — Ааа-ань… Ни звука. — Ань!!! — Ну что тебе… Девушка отвечает надломленным, треснутым голосом. Но хотя бы отвечает. — Слезами делу не поможешь. Ну правда… — Ты не понимаешь. Меня опозорили перед всеми. В палате мужики теперь во мне дыру прожгут, а дома мне и вовсе показываться страшно. — Да чего тебе бояться?! Девушка аж подскочила на топчане. Её пронзительный взгляд, наполненный яростью, болью, отчаянием, стыдом, заставил меня отшатнуться. — Ты не понимаешь?! Из-за меня погибнет человек, наш с тобой сосед, не забыл? Краснорядцевы ни мне, ни моей семье этого не простят. Ах, да… Ещё я теперь для всех — кстати, благодаря тебе да Сашке-болтуну, — я теперь для всех и навсегда останусь шалавой! Слышишь?! Кто меня теперь-то замуж возьмёт, порченую?! — Ну вообще-то тебя с Беловым спать никто не заставлял. Хотела быть девушкой до замужества, так чего ж дал…