Бросаюсь на Краснорядцева, ища пальцами горло. Ну, ублюдок, сейчас я тебя проучу! Однако дурной от выпитого Серёга, здоровенный на самом деле лось, легко отрывает мои руки от шеи и с силой толкает от себя. Раненая нога не держит, и я падаю на спину. — Отставить! Словесная перепалка и короткая стычка не остались незамеченными; проснулись многие бойцы. Кто-то включил свет. Красная от стыда Анька выскочила в коридор, но бойцы уже успели увидеть следы пальцев на шее девушки. — Ах ты ж урод! — Мразь! — Выродок! В ошарашенного происходящим Краснорядцева летят тапки, деревянный костыль; кто-то бросает стеклянную бутылку, что со смачным шлепком и последующим звоном разбивается о его лоб. Последнего неудачливый насильник не выдерживает и теряет сознание, безвольной кучей распластавшись на койке. — Да, мужики, это залёт… 9-е декабря 1941 г. Средняя школа села Тербуны. Временное расположение передвижного армейского госпиталя. Лейтенант Владислав Велик. …Слава Богу, наши освободили Елец. Мне полюбился этот город за время формирования дивизии; в Ельце я встретил свою любовь. И теперь, когда в городе больше нет немцев, на сердце стало как-то светлее… Сосед, тоже лейтенант, Игорь Дюков, предложил закурить. — Спасибо, но нет. В училище бросил. Товарищ по несчастью невесело усмехнулся и потёр лоб перебинтованной рукой. Последняя, видимо, отозвалась болью, послышалась недовольное ворчание. — Что так, товарищ лейтенант, вам взводный запрещал? С подковыркой сказал, но без зла, со смехом. — Никак нет, товарищ лейтенант! — возвращаю улыбку. — Взводный мог, конечно, в качестве профилактики отбить перекуры за неуспеваемость в учёбе или какие другие проступки, но реально я бросил, когда начал тренироваться в секции самбо. Тренер не приветствовал, вот я и… — Ясно. Спортсмен, значит. Ну, это хорошо. Игорь сладко так, с хрустом потянулся на больничной койке, словно довольный кот. Ну а что, в госпитале хоть и не та кормёжка, зато пули не свистят, в атаку не ходить. Опять же, тепло, сухо, спать можно вволю. — Слышал про Ляшкову Варвару? — Нет. А кто такая? — Вот она, польза курения! На перекурах, между прочем, можно много полезного узнать! — Мне бы до курилки ещё дойти, с моей-то ногой. Сегодня еле глаза открыл; пока вчера раны чистили, думал, кончусь. Так что хорош ёрничать, рассказывай. — Ну если не ёрничать… Короче. В последний раз к нам с танкистом на перекуре присоединился политрук. Возбуждённый весь, говорит: есть что рассказать на политзанятиях, есть! Не оскудела ещё земля русская героическими личностями! А дальше весь аж от возбуждения трясётся, вкратце рассказал две истории. — И что за истории? — Одна про елецкую обывательницу, казалось бы, совсем простую женщину, учительницу. Ляшкова Варвара Фёдоровна. Так вот, когда наши 4-го отступали из города, из госпиталя не смогли эвакуировать тяжелораненых. Вот просто не смогли, не знали, наверное, что город оставим… В ответ на слова товарища в груди зарождается волна душащего гнева. Как же планировался отход основных сил дивизии из города, если в городе взорвали, ВЗОРВАЛИ, а не вывезли склады с боеприпасами, а в госпитале БРОСИЛИ тяжелораненых бойцов?! Полководцы, япона дивизия… — Всего набралось 33 человека. Так учительница спрятала их, укрывала, потом перепрятывала, когда её кто-то из своих сдал. Ей помогали ученики, школьники. Женщина за ночь от ужаса поседела. Ты же знаешь, что немцы делают с теми, кто укрывал раненых? — Знаю, конечно, наслышан. Расстреливают. — И не только. Здесь, под Ельцом, людей ещё и вешали, и даже сжигали. — Твою ж!!! — Вот и вот. Представь себе, что учительница пережила. История пробрала. Действительно, героическая женщина, правильная. — Ну, теперь её наградят наверняка. Может, и ещё как отметят, продуктами, например. Дюков поморщился: — Было бы хорошо, в тылу нужда крепкая. Хоть бы ящик тушёнки — и зиму наверняка продержишься. — Ну, может, и не наверняка, смотря какая семья. Первая история сильная, правильные люди в Ельце живут, и молодёжь правильно воспитывают. А вторая? — А вторая как раз о молодёжи. В боях за город принимали участие школьники, подростки. — Своими глазами видел. Ребята молодцы, связь резали фрицам, пулемётные гнёзда разведывали… — Ну, правильно. Слушай дальше. Один такой парень, зовут Алёшей Сотниковым, устроил немцам целое побоище. Обнаружил пулемётный расчёт и вместо того, чтобы просто указать его положение, лично подорвал гранатой. — Ого! Кстати, меня ведь молодые ребята спасли, ельчане, бойцы из партизанского отряда; так же пулемёт гранатой заткнули — тот, что меня уделал. А вообще, сильно-то для молодёжи! У меня во взводе не все бойцы гранатами владеют, а тут школьники… — Ну, предположим, у тебя во взводе не все бойцы владеют эргэдэшками. А у мальчишки небось трофейная была или местная самоделка. У тех запал попроще. Так ведь самое главное, парень на достигнутом не остановился! Взял винтарь и трёх фрицев ухлопал! Тут уж я недоверчиво присвистнул. Метко стреляют и валят врагов налево и направо только герои второсортных романов. Как правило, на деле меткая стрельба — это результат избранных бойцов, что буквально сливаются со своим оружием за время боёв либо имеют природный талант. Уж слишком в этом деле много тонкостей: упреждение на движение противника, поправки на расстояние, на силу ветра. Огромное значение имеет пристрелка ствола — из незнакомого можно и не попасть, даже если правильно целиться: пуля уйдёт или вправо, или влево, или вниз… Да и потом, просто точно целиться, заняв при этом правильную позу, открывая огонь на выдохе, — это также умеет далеко не каждый боец. А тут вдруг школьник… — Почём купил, потом и продаю. Но, говорят, комдив то ли уже наградил, то ли собирается наградить пацана. Чем — не знаю. Но вряд ли орденом, скорее, медалью. Может, «Отвагой»… Да, «За отвагу» — награда почётная, уважаемая среди фронтовиков. Я-то, после ранений Селезнёва и собственного, вряд ли получу её за Елец — некому будет даже уточнить о наградном листе в штабе, где они во множестве «теряются». Да ладно, не за медали же воюем. Похоже, последнюю мысль я произнёс вслух. — Воюем мы, конечно, не за медали и ордена. А знаешь ли, Владислав, что говорили умные люди про командирское честолюбие, которое ты сейчас, по сути, и похоронил? Оно, простите, как х. р: на месте быть должен, да на людях показывать неприлично! — Хахахах! Циничный, грубый юмор третьего в нашей небольшой компании товарища, прыгнувшего на койку к Игорю, приходится как всегда к месту. Танкист, а точнее, командир танка, лейтенант Иван Кобзев попал в госпиталь после очередной бомбёжки, когда крупный осколок «полусотки» ударил лейтенанта в руку. Иван, судя по его рассказам, — вояка отчаянный, хотя ничего пафосного или напускного героического в его словах я не уловил. И немцев ненавидит люто, и дрался с ними умело, хоть и выжить страстно хочет, — а кто не хочет-то?! В целом же танкист — отличный мужик и хороший товарищ, жизнерадостный балагур. — Ну что, други, отбили мы-таки у немцев Елец. Есть что отметить, и есть чем! Тут танкист заговорщицки подмигнул. — Самогон, сало, варёная картошечка — чего только не обменяешь на трофейный «вальтер»! — Не жалко было пистолет? — Да хрен с ним, я таких ещё с десяток в бою добуду. Отметить треба, всё-таки не каждый день Красная армия немцу в морду крепко даёт! Сегодня мы уже в курсе, что бои за Елец — лишь начало серьёзной, масштабной операции. Сковав крупные силы противника в оборонительных, а затем и наступательных боях за город, заставив перебросить к Ельцу дополнительные резервы, наше командование сумело откуда-то достать свежие части и нанести мощные фланговые удары. «Кулаки», сформированные из вновь прибывших частей, смяли атакующих навстречу немцев и устремились во вражеский тыл. Фрицы, завязнув под Ельцом, начали спешно отступать, но похоже, что уже сейчас можно констатировать: не меньше двух дивизий скоро окажется в классическом «котле». И что самое главное, это наступление — не частная инициатива командования, а одна из множества наступательных операций по всему фронту! Если уж мы в шоке от того, что где-то в тылу нашлись достаточные силы, чтобы не только наладить оборону (ведь фронт держали «дивизии» по 300 активных штыков, без преувеличений), но и нанести мощный контрудар, то немецкое командование, видимо, и вовсе находится в прострации. Ползут неясные слухи, что брошенные в бой резервы — это кадровые части, тайно перевезённые с Дальнего Востока. Конечно, напрашивается вопрос: «А чего раньше-то не перебросили?», но, по большому счёту, не всё ли равно? Главное, получилось ударить крепко и впервые повернуть вспять лучшую армию в Европе. А то и в мире. Действительно, повод выпить есть. Но только я-то участвовать не буду, куда уж там, еле в сознании держусь… Игорёк между тем мечтательно сощурился: — Да, сало — это вещь! Свежее? — Свежее, свежее. Тут сельчане — ребята хорошие, знают, что в городе драка была крепкая, и для нас, фронтовиков, особо не жлобятся. — Это правильно. Вань, слушай, меня-то ещё 6-го ранило, под Ольшанцем, а вот Влад попал в госпиталь только вчера. Раны сколько чистили бедняге… Но так и он ваших коробочек в бою за город не видел. — А их там и не было. Как раз 6-го на окраину выехали и сразу обратно — немцы контратаковали… Да и не хрен нам делать на узких улочках, все машины бы пожгли.