— Как же твой проект? — Плевать. Трофим достал дорожную сумку и стал складывать в нее вещи. Вика смотрела без особого интереса. — Кто такой этот Владимир Кузьмич? — Мой тесть. Это ее заинтересовало. — Тесть? Это отец твоей долгоиграющей жены? — У меня мать при смерти. Я должен поехать и дать согласие на операцию. Вика хмыкнула: — А мне кажется, ты заторопился к жене… Неужели позвала? Ты столько этого ждал, во сне видел… — У меня умирает мать! — заорал Трофим. Она перестала жевать, слезла с софы, вышла в другую комнату. Трофим собрал сумку и переоделся. В душе расплывалось черное пятно, будто плеснули чернилами. А Вика права, он едет не к матери… Это лишь шанс уцепиться за прошлое, которое он никуда не хотел отпускать. Соня… Сонечка. Кто бы знал, что она задела его раз и на всю жизнь? С первого класса, с первого раза, как он дернул ее за косички. И пока она росла, взрослела, он знал, что, кроме этой девчонки, у него в жизни никого не будет. Остальные женщины — так, шелуха от обветшалой жизни. «Сонечка моя, что же мы наделали?..» Недовольный голос Вики ворвался в мысли. — Уже собрался? И что ты будешь делать? — Я хочу помириться с матерью. И наконец разобраться с браком: либо с Соней живем как муж и жена, либо разводимся! — Как же я? — Вика обхватила его за шею. — Ты хотел жениться на мне. — Извини, но если я не разберусь… то жениться не смогу. Когда Соня отказалась поехать с ним, казалось, мир рухнул под ногами. Трофим долго не мог прийти в себя. Он пытался писать матери, та требовала помириться с Соней. Писал Соне — она рвала его письма, Зойка сказала. Разозлился и предложил развестись: подумал, что Соня испугается, поняв, что может потерять его навсегда. А она согласилась… Если бы не тесть, их браку настал бы конец еще тогда. Он научился жить без Сони. В его жизни появились другие женщины, разные, но они приходили и уходили, не оставляя следа. И только Соня по-прежнему была его женой. Он попросил Зойку, и та выслала тайком снимок маленького сына — Павлик и Соня запускали воздушного змея. Держа фотографию дрожащими от волнения руками, Трофим вглядывался в черты маленького человечка, так напоминавшего его самого. На сердце легла тяжесть, отбившая всякую радость жизни. Он был слишком далеко от того, что называется счастьем. Прошло время, и он привык жить. Просто жить. Потом в его жизни появилась Вика. Она нравилась тем, что не требовала неземной любви, а просто спала с ним. Трофима это устраивало. В какой-то момент он даже решил, что так будет лучше: он разведется с Соней, женится на Вике и будет счастлив. Не будет, но не важно. В голове зрела еще одна мысль, казавшаяся одновременно кощунственной и заманчивой. Идею подала Вика, спросив однажды, почему он не привезет сына жить к себе. — Что за образование он получит в деревне? Будет растить кур и коров, как его мамаша? — Соня врач… Фельдшер. — Всего-то! — усмехнулась Вика, а ему стало обидно за Соню. — Много она там получает… фельдшер в деревенской больничке!.. Вика посеяла в его душе бурю. Он перестал спать по ночам, обдумывая, есть ли способ привезти Пашку к себе. И Соню. Без нее забрать сына не сможет — совесть не позволит. А если попытаться поговорить с ней, объяснить — должна же она понять, что для Пашки здесь будет лучше? Трофим опомнился, стер со лба пот. Вика разговаривала с кем-то по телефону. Не стал прощаться, ушел и закрыл дверь. В машине, сидя за рулем, Трофим еще раз достал из бумажника фотографию маленького сынишки. Какой он сейчас? Какая сейчас Соня?.. Куда он едет, в прошлое или в будущее? Что он сам готов сделать для того, чтобы изменить настоящее? Снова просить прощение за то, что было много лет назад — глупо. За то, что столько лет не было рядом — она сама выгнала его. Но жить вдалеке от нее и от Пашки он больше не сможет. В первую очередь Трофим поехал в больницу. Перед мамой он был виноват не меньше, чем перед Соней. Опять гордость не позволила признать, что ему было стыдно, вот и ушел, хлопнул дверью перед теми, кого любил. Ведущий хирург принял его весьма любезно, подтвердил, что операция его матери жизненно необходима. — Ваша мама — упрямый человек. Мы много раз пытались уговорить ее на операцию, она отказывалась наотрез. Хорошо, что все закончилось таким образом. — Хорошо закончилось? — повторил Трофим с недовольством. — Не вижу ничего хорошего! Хирург воспринял его недовольство с миной "видали мы и не таких родственников". — Видите ли, — он удобнее уселся в вертящемся кресле, — лечить против воли у нас еще не научились. А хорошо закончилось потому, что рядом оказался человек, сумевший оказать квалифицированную помощь до подъезда бригады медиков. У вашей мамы была клиническая смерть. Ее сердце остановилось, и если бы не тот человек… Нет, в обморок падать поздно! — врач встал, быстро налил в стакан коньяка и протянул Трофиму: — Пейте. Трофим взял стакан дрожащей рукой и взглянул на врача: — Я за рулем. — Пейте. Вам сейчас нужно. Разве вам не рассказали, как доставили вашу мать? Он покачал головой и залпом выпил коньяк. Пелена перед глазами постепенно рассеивалась. — Теперь знаете. Не забудьте поблагодарить спасителя. — Где мне его найти? — Ее, — поправил собеседник. — Заиметь бы такого врача!.. Сколько раз переманивал ее в нашу больницу — не идет, гордая! Куда я брошу деревенскую больницу-развалюху?.. Трофим плохо слушал его — не терпелось увидеть мать, обнять ее, попросить прощение за то, что столько лет не думал о ней! Прислушиваться к разговору снова он стал, услышав свою фамилию. — Странно, но фамилия спасительницы — Чернобровина. Бывает, знаете ли, стечение обстоятельств. Трофим усмехнулся: — Это моя жена. Брови собеседника взлетели вверх: — Сколько с Софьей Владимировной встречался… не в том смысле! — понятия не имел, что она замужем! Трофим поднялся на ноги, обронив: — Вот и она, судя по всему, об этом забыла! Могу я увидеть маму? Смущенный, врач разрешил зайти в палату на десять минут. — И снова ко мне, если вы собираетесь подписать разрешение на операцию. — Я сейчас подпишу, если можно. Трофиму выдали халат и бахилы и отвели в нужную палату. Старая дверь — когда здесь делали ремонт последний раз? — скрипнула, пропуская его внутрь. Трофим остановился на пороге. Мать лежала на кровати у окна. Похудевшая, постаревшая, почти седая… — Мама… Он спала или дремала, но от его голоса открыла глаза и повернулась. — Троша!.. Сынок!.. Трофим притащил железный стул, сел на него, схватил руку матери. Он долго прижимал ее к губам, вспоминая запах, впитанный с ее молоком. — Мама, прости, прости, пожалуйста!.. — если б мог крикнуть во весь голос! Но в палате были еще больные, приходилось чуть ли не шептать, чтобы не потревожить их покой. — Мама, прости меня! — Да ты что? Не надо, не расстраивайся, все хорошо. А тебя увидела, еще лучше будет. И помирать теперь не захочется! — Мам!.. Еще никогда в жизни он не испытывал такого ужаса. — Дай хоть я на тебя посмотрю. Какой ты стал!.. — Я все тот же, идиот!.. Мне надо было давно приехать и забрать тебя к себе! — Нет, сынок, мне здесь хорошо. Куда я отсюда? Здесь родилась, здесь и покой найду. А ты?.. Как ты живешь?