— Ну и как тут вам живется? — поинтересовался, не удивившись этому обстоятельству, Синица. — Мне нравится. Возвращаюсь домой, сажусь у камина, смотрю, как горят дрова… — Рядом бутылочка хереса, — подхватил повеселевший внезапно Егоров, — сами понимаете… — Какой еще херес! — возмутился новый владелец дома. — Хорошее вино хересом не назовут. Я предпочитаю итальянские вина: бароло, барбареско, бардолино, барбера… — Понты все это, — не выдержал Францев, который все еще не пришел в себя после общения с Диденко, — не важно, какое вино, важно, с кем его пьешь, потому что в выпивке самое главное — это хорошая компания и приятный разговор. Синица перестал смотреть себе под ноги и поднял глаза: — В вашем доме какой пол? — Плитка мраморная. — А у меня, как вы можете убедиться, будет из оникса. И ходить по нему буду только я один, потому что живем мы все один раз и для души, а не для какой-то компании. Я этот домик купил для себя, чтобы приезжать сюда и отдыхать. — А жена, дети? — удивился Николай. Синица посмотрел на него внимательно и ничего не сказал. — Аркадий Борисович, — обратился к нему подполковник юстиции, — а вы бы могли… — Нет, — не дал договорить ему хозяин, — не могу и не хочу. Даже если бы знал что-то, вряд ли бы вам сообщил, но мне ничего не известно. И вообще, вы сказали, что пришли задать всего пару вопросов. — Вопросов больше нет, — произнес подполковник юстиции Егоров. Они не успели выйти, как за спиной прозвучал голос хозяина: — Петя! Или как тебя там. Сегодня до конца дня ты со мной будешь. А с завтрашнего пусть другого присылают, не такого тупорылого. Ты уволен! — Ого! — негромко удивился следователь. — Какие мы строгие, хотя если пол из оникса, то все понятно. Они вышли во двор, Егоров еще раз посмотрел на особняк, потом глянул в глубь участка. — А там что, сарай? — Там не сарай, а шикарная баня из калиброванного бревна лиственницы. Убитый накануне Дробышев ее построил для себя. Внутри сауна и хамам, а еще купель из лиственницы размером два на два метра… Егоров посмотрел на Николая: — А как ты здесь дом отхватил? — Устал всем объяснять. Это мне Кудеяров устроил. В теперь уже моем доме проживала одна пара — бизнесмен и его жена, она же его бизнес-партнер и технический директор. И вот бизнесмен завел себе другую, и так сам завелся, что решил свою жену убить, чтобы не разводиться и ничего не делить, и жениться на новенькой. Павел Сергеевич это дело раскрыл[2]. Спасенная им женщина получила в полное распоряжение раскрученный мебельный бизнес и в благодарность решила подарить своему спасителю, то есть Кудеярову, этот дом. А Павел Сергеевич не такой, он ведь ни копейки… Ну, вы и сами, вероятно, хорошо знаете, какой он бессребреник… — Да-да, — поспешил подтвердить Егоров, — у нас в следственном комитете все такие. — Ну вот, — продолжил рассказ Николай, — долго наседала на него эта бизнесвумен, а он — ни в какую, она жмет еще больше, а он в отказ. И в один прекрасный момент говорит ей: «А вы подарите свой дом, коли он так вам не нужен, Коле Францеву, а то он с женой и детьми ютится в малюсенькой квартирке и от областного управления ему никакой поддержки и сочувствия». И она, к нашему общему удивлению, подписала все бумаги. И теперь мне налог на дарение платить, а там такая сумма может получиться, что материнского капитала не хватит. — Повезло, — вздохнул Егоров. — Еще как повезло, — согласился участковый. — Ну и ветра у вас тут! — сменил тему разговора следователь. — Вроде март, а так задувает! Да еще и со снегом. Откуда вдруг? — Я позавчера проводил разъяснительную работу с одним гражданином, который проходил мимо местной школы в пьяном состоянии. От него разит, но он уверяет, что трезвый, а то, что качается, то это всего-навсего оттого, что изменилась земная ось — она наклонилась, и магнитные полюса сместились. Северный магнитный полюс вообще в нашу сторону попер, и теперь у нас климат будет меняться: был умеренно континентальный, а будет резко континентальный, то есть летом жара невыносимая, а зимой сорокаградусные морозы, как в Сибири. Вот такие образованные люди живут в нашем Ветрогорске. — И что же ты ему сказал? — Сказал, что даже если ось земли наклонилась, все равно надо ходить прямо, и выписал ему штраф пятьсот рублей, — признался Францев и, не делая паузы, предложил: — Проедем-ка сейчас к одной даме, которая в курсе всего, что происходит в поселке. Уж если она не в курсе чего, то это не знает никто. А вот после встречи с нею поговорим с сожительницей Дробышева. — С кем будет встреча? С какой-то наблюдательной старушкой? — догадался Егоров. — Наблюдательная не то слово, — с некоторой грустью в голосе согласился участковый, — а насчет старушки я бы поостерегся так ее называть: эта дамочка так ножи метает, любой спецназовец позавидует. — Ножи-и! — удивился подполковник юстиции. — Так ведь Дробышева, из-за которого мы тут страдаем под ветром, тоже ножом прикололи. Так может, его с расстояния… Хотя он в машине сидел. Но с другой стороны… Он мог сесть на водительское кресло, повернулся, чтобы закрыть за собой дверцу, и тут ножичек и прилетел… А! Может такое быть? — Может быть все, что угодно. Только даме этой с убитым Эдуардом делить было нечего. Они действительно были знакомы, но в этом поселке все и так в той или иной степени друг друга знают… Делить дамочке с Дробышевым нечего, к тому же у нее муж возглавляет солидный банк. Они остановились возле служебной «Нивы» Францева, и Николай достал мобильный и набрал номер. — Любовь Семеновна, у вас не найдется с полчасика на общение со мной и сотрудником следственного комитета? — Что-то случилось? — переспросила Люба. — И с кем случилось? Потому что у меня и мужа все нормально. Только что с ним по телефону общалась. — С Эдуардом Дробышевым большая неприятность. Мы хотели бы о нем поговорить. — Но я ничего о Эдике сказать не могу. Мы же не были близко знакомы… Здоровались иногда, а так… Хотя подъезжайте — мне интересно, что же случилось, а то на улице непогода: лишний раз туда не сунешься и новостей не узнаешь. А в нашем поселковом чате пока все тихо. Пока участковый разговаривал, подполковник юстиции что-то искал в своем телефоне. Увидев, что Францев наблюдает за его действиями, объяснил: — Вот ведь техника до чего дошла: не сходя с места все что угодно можно узнать и про кого угодно. Глава четвертая У ворот их встретил охранник и проводил к гостевому дому, стоящему в стороне, под высокими соснами. На первом этаже располагались большой бильярдный стол и барная стойка. — Ого! — восхитился Егоров, увидев стол. — Двенадцатифутовый. Можно и в русскую пирамиду, и в снукер. — Играете? — спросила хозяйка. — По возможности шары гоняю. — А мой муж любит в снукер, но редко ему удается: соперников здесь нет, — женщина посмотрела на Францева, — может, вы заходить будете? — Да я все больше в пинг-понг, — смутился Николай. Люба подвела их к стойке, сама взобралась на барный стульчик. Егоров сделал то же самое, а Николай остался стоять. — Может, по рюмочке? — предложила хозяйка. — Мы на службе, — вздохнул Егоров. — Какая может быть рюмочка с утра? — поддержал его Францев. — Вот в обед пятьдесят капель для аппетита да еще под борщец — это возможно… Хозяйка посмотрела на него внимательно и спросила: — Так что случилось с Эдиком? Почему вдруг к нему такой интерес? — Убили его вчера вечером, — объяснил Егоров. Люба посмотрела за окно, вздохнула. — Если честно, то я так и подумала, когда вы позвонили. А ко мне вы пришли, потому что некоторые считают, что я в курсе всего, что происходит в поселке. Но это не совсем так. Когда меня что-то интересует, я могу кое-что выяснить, а Эдик меня не интересовал вовсе. Он простачком казался, да, вероятно, таким и был: не глупый, но открытый, и у него все на лице было написано… Но вас ведь не это интересует, где и что у него написано… Зря, конечно, он в этот дом въехал, где уже произошло убийство. Тем более что Алечка ему нравилась, и это все знали. Дом — это ведь не просто место для проживания или точка на карте: в нем скапливается энергетика всего того, что происходит внутри. Если дом перенасыщен злобой, если в нем никогда не было любви и счастья… Люба замолчала и вскинула брови. — А ведь он с какой-то девушкой жил. Она жива? — Жива, вероятно, — ответил Егоров, — но его не здесь, а в другом месте убили. — Где? — Да это не важно где. В городе. Когда вы его видели в последний раз? — Странный вопрос. Я с ним вообще не встречалась специально, если вы имеете в виду, что у нас было какое-то близкое знакомство и регулярные встречи. Я вечерком выхожу с Боней погулять, Боня — это моя собачка… — Вольфшпиц, — объяснил Францев. — Ходим вдоль дорожек с такими же, как и я, собачницами и собачниками, — продолжила Гуревич. — И другие люди встречаются. Эдик, например, давно, когда был женат на Ларочке, выгуливал ее чихуа-хуашку. А его новая девушка гуляет со своей собачкой, но без нас — игнорирует наше общество. Недавно, правда, я его тоже видела с собакой. Но он мимо прошел, сказал, что у него собака пугливая, всех боится, а когда социализируется, тогда вместе гулять будем.