— Ну вот! — неизвестно чему обрадовался подполковник юстиции. — Уже кое-что, а то говорите, что ничего о нем не знаете. Собака — это как-то характеризует человека. В смысле, наличие собаки. — Но вам же нужна информация о его убийстве, — удивилась Люба. — Нам нужна всякая информация о нем, — продолжал наседать следователь Егоров, — чтобы составить представление о его личности, о круге общения. О его характере, о бизнес-партнерах. — У него были бизнес-партнеры — жена Ларочка и еще один приятель, так вот у того с женой Эдика возникли отношения, и они расстались. — Кто с кем? — Жена Эдика потребовала развода, и по ее же инициативе он вышел из состава учредителей компании. Компания была, конечно, так себе, но на домик в нашем поселке им с Ларочкой хватило. По разводу дом отошел Дробышеву, а доля в компании и квартирка в городе — Ларочке. Недавно она мне звонила, интересовалась, как там у Эдика дела, не завел ли себе какую-нибудь. Они же развелись больше года назад. Разговаривали мы долго: я ей и про убийство Алички рассказала[3], и как Эдик по ней убивался, и то, что он их бывший дом продал, а домик Али купил. Сказала и то, что Эдик вскоре привел в этот домик новую девушку. — О подробностях убийства Черноудовой ей не рассказывали? — поинтересовался Францев. — Про то, что ее ножом… Женщина сделала вид, что задумалась, и пожала плечами. — Сейчас уже не помню. Участковый посмотрел на следователя, и тот понял. — Сказали и сказали, — обратился тот к Любе, — что в этом такого: это же не тайна — все знали. — Может, и сказала, но Ларочку это как-то не взволновало, она что-то о новом супруге говорила. Типа того, что молодой муж — это как новый автомобиль. Старый хоть и тарахтит много, но тянет, а нового того и гляди угонят. — То есть она уже жалеет о том, что развелась? — почти радуясь чему-то, спросил Егоров. — Похоже на то. Она еще сказала, что Геннадий патологически жадным оказался. Эдик вообще не интересовался тем, на что она тратит свои деньги, а этот требует отчета. И прибыль их фирмы резко упала. Когда я сказала, что Эдик продал дом и новую фирму открыл, Ларочка засмеялась и сказала, что у ее Гены были виды на их особнячок, а теперь он пролетает, как лист фанеры над Парижем. Но как-то с грустью она рассмеялась. — А она сама не имела ли желания получить дом? — Не знаю, но у них раздел имущества по суду произошел. А вообще у нас живут разные люди. Кто-то купил здесь участок с домом и даже не заметил этой траты, а некоторые, как Дробышевы, все деньги в него вложили. Люба внимательно посмотрела на участкового, очевидно, пытаясь понять, как он здесь оказался. В историю о том, что свой особняк Францеву подарила Марина Лужина, она явно не верила. — Разные люди тут живут, — согласился Николай, — недавно еще один появился… Дом Дробышева купил и пол внутри меняет — ему, видите ли, требуется только из оникса. — Красиво жить не запретишь, — согласилась Гуревич, — а насчет того, что он пол меняет, — в нынешние времена звучит очень двусмысленно. — Будем надеяться, что он не из таких, — с серьезным лицом отреагировал Францев. — Я тут пробил этого Синицу по нашим каналам: так за ним никакого вроде криминала, — сообщил подполковник юстиции Егоров. — Синица, — насторожилась Люба, — уж не Аркаша ли? — Аркадий Борисович, — подтвердил Егоров. И удивился: — А вы давно знакомы? — Да не знакома я с ним! — уверенно заявила женщина. — В смысле, близкого знакомства не было: просто видела его неоднократно. Я же в давние времена работала в популярном ночном клубе, через который многие прошли: кто-то разок-другой, а кто-то зависал у нас постоянно — чуть ли не каждый вечер. Таких мы знали всех. Был такой Журавлев: бандит не бандит, но внешность у него была яркая, крупный, накачанный, на шее золотые цепи разного калибра. Всегда приходил с большой компанией, так вот этот Аркаша сидел у него на хвосте постоянно. Журавлев кордебалетных девочек снимал, возил их куда-то, пытался и ко мне клеиться, но я была прикрыта серьезными людьми. А вообще девчонки говорили, что Журавлев извращенец, у них даже поговорка была, что лучше Синица в руку, чем Журавлев на голову. Но потом наш клуб взорвали, если кто не знает, но Журавлева грохнули еще раньше. И с тех пор я Аркашу не видела ни разу. — Он к нам перебрался. Купил у Дробышева его дом, а Эдик в строение Алевтины перебрался. — Про это я знаю, но что Синица здесь, первый раз слышу. — Он опасен? — Нет, — покачала головой Люба, — он всегда был шестеркой. Но сейчас времена уже не те: сейчас любой — будь он шестерка или туз — может на нары загреметь или без штанов остаться… А Аркаша был шестеркой. Его даже называли Какаду — видимо, за большой нос… Да! — вспомнила вдруг женщина. — Мне кто-то из бывших знакомых сказал в свое время, что Аркаша начал БАДами заниматься и круто поднялся на этой теме. — Какими БАДами? — удивился Францев. — Биологическими добавками? — Пустышки все это, только по телевизору тогда шла постоянная реклама: «Я, мол, за полгода сбросила девяносто килограммов, и теперь моей фигуре завидуют все модели». А еще говорили, что на продаже этих добавок можно заработать миллионы. А когда в стране не было ни работы, ни заработков, все бросились становиться миллионерами. Назанимали денег, набрали у каких-то дистрибьюторов и супервайзеров коробок с БАДами и кинулись распространять. А кто их брать будет, когда этими коробками у всех шкафы забиты? А за всем этим стоял будто бы Синица. Не он один, конечно, над ним тоже люди были, но перепало ему, вероятно, немало. — Там тоже пирамида была, — подтвердил Егоров. — Сначала крупный оптовик покупал, сколько мог потянуть, и раскидывал партии мелким оптовикам, а те загоняли товар распространителям — чаще всего давали в кредит. Очень часто люди не могли реализовать, пытались вернуть товар, а там уже такая сумма набежала, что мама не горюй! Приходили бандиты и выбивали долги: забирали машины, квартиры… — Помню, — кивнул Францев, — я тогда оперативником был. Всякие тогда бывали пирамиды. Берем мы преступника: на нем печатей ставить негде — столько судимостей, и задерживаем мы его после долгой работы при подготовке им очередного преступления. А потом суд его отпускает под подписку. Я начальнику говорю, что, мол, такое? А он мне в ответ: так, значит, надо. А кому надо? Я к начальству по этому поводу… Раз, другой… Ну ладно, не буду подробности. И вот на обыске у одного барыги куртку снял и на вешалку повесил, потому что жарко было в квартире. А потом руководитель оперативно-следственной группы подзывает меня: «Майор Францев, покажите ваши карманы!» Я с чистой совестью вывернул, а у меня там пачка пятитысячных — и все это на глазах понятых… Естественно, меня вызвали на следующий день к начальству и приказали писать заявление о переводе, мол, не справляюсь с тяжелыми условиями службы. Хотели вообще выгнать, но, видать, пожалели: у меня за все годы ни одного взыскания, только благодарности. Звание майора сохранили — и на том спасибо. Предложили пойти служить участковым в любой район, потому что их всегда не хватает. Согласился, с условием, что будет предоставлена служебная жилплощадь. Такая нашлась как раз в Ветрогорске, вот с той поры я здесь. — А кто тебя подставил, кто деньги в карман подкинул — с ним что? — поинтересовался Егоров. — Подполковник Рюхин. Он через полгода ушел из управления по борьбе с бандитизмом. Был начальником подотдела, и его подчиненные почему-то героически брали шелупонь всякую, а лидеры преступных сообществ даже не скрывались, в открытую жили, по клубам тусовались. А Рюхин стал соучредителем торгово-развлекательного комплекса и по совместительству заведовал там безопасностью. Потом, по слухам, свалил в Хорватию и теперь владеет там небольшим отелем на побережье. А я по ночам офисы охранял, чтобы было на что личный автомобиль заправить… — Может, не надо воспоминаний? — остановил Николая подполковник юстиции. — Все сотрудники органов на своих участках выполняли свою работу с честью. — Наш клуб менты тоже посещали, — вспомнила Люба, — но мы их всех в лицо знали, да они и не скрывались. И даже предупреждали руководство, если готовилась какая-то акция по задержанию наркодилеров. Был как-то случай… — Давайте вернемся к нашей теме, — не дал ей договорить Егоров. — О чем мы беседовали? Сбили вы меня с мысли. — Говорили о бывшей жене Дробышева и ее новом муже, — подсказал участковый. Следователь кивнул, пытаясь вспомнить, на чем прервался разговор. — Итак, — наконец произнес он, — сами-то как считаете, могут ли быть причастны к убийству гражданина Дробышева его бывшая жена и ее новый муж? — С чего вы так решили? — удивилась Люба. — Это вы там делайте выводы, а я только рассказала, что знала. Я же говорю, что с Эдиком близкого знакомства не водила и, что там у него с кем было, мне неведомо. А Ларочка не способна ни в коем случае: она симпатичная молодая женщина — сама себе на уме… На убийство она вряд ли пошла бы. Подполковник юстиции посмотрел зачем-то на Францева, словно ожидая от него подсказки, а потом поднялся. — Ну и на том спасибо, — вздохнул он, — надеюсь, ваши показания помогут расследованию. Они вышли из дома, потом прошли к воротам. Егоров обернулся и оглядел территорию. — Живут же люди! Эту фразу он произнес тоном праведника, которого попросили высказаться о грешниках. И наверняка относилось это и к участковому, которому привалило счастье обосноваться в этом поселке. Подойдя в своей «Ауди», Егоров открыл дверцу, наклонился внутрь и достал пачку сигарет. — Покурим? — предложил он участковому. — Бросил, — ответил Николай. — Завидую твоей силе воли. — А чего завидовать: у меня в тесной квартирке двое маленьких детей. Я выходил на площадку, а все равно в дом дым задувало. Вот и бросил. — Ну да, — согласился Егоров, — дети — это хороший стимул. У Дробышева, насколько я помню, детей не было, а ведь лет ему… — Сорок семь, — подсказал Францев и продолжил: — Прости, подполковник, но какое-то странное расследование у тебя. Ты приехал сюда один, пытаешься собирать какие-то слухи, а не факты. Не договорился даже о встрече с девушкой Дробышева. Мы сегодня встретились почти возле их дома, но ты даже не взглянул в ту сторону. — А я знал, где он? — удивился Егоров. — Я по навигатору шел, а потом вижу, что навстречу служебная «Нива» катит. Я тебя тормознул, а потом уже ты сам проявил активность. — Я же еще и виноват оказался, — возмутился Николай, — что мы столько времени впустую потеряли. Сейчас-то что будем делать? Подполковник юстиции затянулся сигаретой и промолчал. — Если честно, — продолжил Францев, — зачем ты вообще приехал? Этим опросом и поиском свидетелей, насколько я понимаю, могли заняться ребята из местного отдела. Отправили бы кого-нибудь с практикантом и раскрутили бы здесь все на раз-два. — Боря Пономарев, кстати начальник вашего районного комитета, — мой старый знакомый, и мы вместе с ним двадцать лет назад проходили практику у Евдокимова, — вспомнил подполковник юстиции и, поскольку участковый никак не отреагировал, объяснил: — Евдокимов — это нынешний начальник городского управления. Ходят слухи, что его в Москву переводят на повышение, ну и здесь движуха начнется. Поговаривают, что вернется Кудеяров теперь уже замом начальника городского управления. Потом уж его начальником сделают — уж как пить дать. Это, конечно, все слухи, но дыма без огня не бывает, как ты и сам понимаешь. — Человек заслужил, — спокойно оценил информацию Францев. Следователь отбросил в сторону окурок, посмотрел на небо. — Вроде просветлело. Я прогноз на сегодня смотрел, там никакого снега вообще не предвиделось, наоборот, потепление предсказывали. А на твой вопрос отвечу. Я здесь не просто так. Я вообще после дежурства. Накануне вечером в город прибыл Кудеяров, зашел в помещение дежурного по городу, попросил свежие сводки, а там как раз информация по убийству Дробышева пришла. И Павел Сергеевич попросил меня съездить сюда и разузнать что-нибудь. А сам он обещал после обеда подскочить, потому что с утра он проводит совещание с начальниками районных комитетов. — Что ж ты сразу не сказал? — удивился Николай. — Это же совсем другое дело: если бы я знал, что тебя Паша прислал, то и я бы по-другому действовал, а то ведем какие-то пустые разговоры. — Почему же пустые? — обиделся следователь. — Кое-что мы все-таки узнали. Францев посмотрел на часы. — Обед заканчивается, следовательно, Кудеяров скоро подъедет. Странно только, что он меня не предупредил. — Да-да, — засуетился Егоров, — его надо обязательно встретить хоть с каким-то результатом, а потом уж можно поговорить и о деле, и вообще… Николай не стал переспрашивать, потому что понял, что подполковник юстиции после суточного дежурства и бессонной ночи не просто так вызвался помочь московскому начальству: скорее всего, он хочет выслужиться, ведь скоро начнутся перестановки в руководстве городского управления, тогда можно будет рассчитывать на какое-нибудь повышение. — Сейчас едем к избраннице Дробышева, — предложил следователь. — Возможно, она что-то знает. Я даже не сомневаюсь в этом, у меня профессиональное чутье, — продолжал подполковник юстиции и достал свой телефон, собираясь снова включить навигатор. — За мной поезжай! — посоветовал Николай.