Лайкра и сапоги подчеркивали каждый изгиб ее тела. Под тонкой тканью торчали отвердевшие соски. Но Страйк старался смотреть не на них, а в глаза девушки. – А можно позже встретиться, чтобы ты сказала мне его номер? – Нам запрещено клиентам сведения сообщать. Условия контракта, миленький: поэтому и телефоны нельзя при себе таскать. Ну ладно уж, – продолжила она, разглядывая его с головы до ног, – только для тебя, раз ты вломил этому уроду и весь из себя герой войны и все такое прочее, так и быть, встречусь с тобой после работы. – Вот это, – ответил Страйк, – будет просто здорово. Спасибо большое. И подумал, что кокетливый блеск в ее глазах, скорее всего, ему только померещился. Возможно, так на него подействовали запахи массажных масел и недавние мечты о теплых, скользких телах. Выждав минут двадцать, чтобы Мама поверила, будто услуги были запрошены и предоставлены, Страйк покинул «Тайскую орхидею» и перешел на другую сторону улицы, где в машине ждала Робин. – Двести тридцать фунтов за старый номер мобильника, – сказал он, когда она отъехала от тротуара, направляясь в центр городка. – Надеюсь, оно того стоит. Нам нужна улица Адама и Евы – девица говорит, вот тут сразу направо, – кафе «У Эпплби». Там она назначила мне встречу. Робин нашла, где припарковаться, и они, коротая время, обсуждали то, что Ингрид сказала о Брокбэнке, и поедали булочки, которыми Страйк поживился на шведском столе. Робин начала понимать, откуда у Страйка лишний вес. Раньше ей не приходилось оставаться на задании больше суток. Когда еду покупаешь исключительно в придорожных киосках и жуешь ее на ходу, недолго скатиться к фастфуду и шоколадкам. – А вот и она, – сказал Страйк минут через сорок, выбрался из «лендровера» и зашел в кафе. Робин увидела блондинку, теперь одетую в джинсы и полушубок из искусственного меха. У нее была фигура гламурной модели, и Робин вспомнила Платину. Прошло десять, пятнадцать минут; ни Страйк, ни девушка не появлялись. – Сколько нужно времени, чтобы продиктовать номер телефона? – недовольно спросила Робин у салона «лендровера»; в машине ей было зябко. – Я думала, ты хотел еще в Корби ехать. Он сказал ей, что ничего не было, но как знать? Наверное, было. Не иначе как девушка покрыла Страйка маслом и… Робин забарабанила пальцами по рулю. Интересно, что подумала бы Элин, узнав, как Страйк провел этот день? Потом ее как ударило: она вспомнила, что не проверяла сообщения от Мэтью. Достав из кармана пальто мобильный, Робин удостоверилась, что бывший жених так и не прорезался. После того как она отказалась идти на день рождения его отца, Мэтью умолк. Страйк с блондинкой вышли из кафе вместе. Ингрид, казалось, не хотела расставаться. Когда он махнул ей на прощание, она потянулась к нему и чмокнула в щеку, а потом уверенной походкой от бедра пошла своей дорогой. Страйк перехватил взгляд Робин и, садясь в «лендровер», состроил виноватую мину. – Ты, как видно, заинтересовался, – отметила Робин. – Не особо, – сказал Страйк, показывая ей номер, забитый в его телефон: НОЭЛ БРОКБЭНК МОБИЛЬНЫЙ. – Девочка просто любит поговорить. Будь Робин сослуживцем-мужчиной, Страйк уж точно добавил бы: «Она на меня запала». Ингрид откровенно заигрывала, неторопливо просматривала контакты в телефоне, вслух размышляла, сохранился ли у нее номер, отчего Страйк заподозрил, что девица просто его разводит; еще она спрашивала, испробовал ли он настоящий тайский массаж, вызнавала, зачем ему понадобился Ноэл, любопытствовала насчет его прежних расследований, особенно насчет дела о гибели красавицы-модели, с которого началась его известность, а под конец с ласковой улыбкой настояла, чтобы он и ее номерок записал, «на всякий пожарный». – Не хочешь сейчас проверить номер Брокбэнка? – предложила Робин, отвлекая внимание Страйка от уходившей Ингрид. – Что? Нет. Тут надо подумать. Если он сам ответит, второй попытки у нас может не оказаться. – Он посмотрел на часы. – Поехали, я не хочу опоздать в Кор… У него в руке зазвонил телефон. – Это Уордл, – сказал Страйк и включил громкую связь, чтобы Робин тоже могла послушать. – Что нового? – Мы опознали тело, – ответил Уордл. Какая-то нотка в его голосе указывала, что имя им знакомо. Последовала короткая пауза, но ее было достаточно, чтобы в растревоженном сознании Страйка промелькнул образ той девочки с маленькими птичьими глазками. – Келси Платт – это она спрашивала у тебя совета, как ампутировать себе ногу. На полном серьезе. Шестнадцать лет. Облегчение и недоверчивость в равных частях обрушились на Страйка. Он потянулся за ручкой, но Робин уже записывала. – Она училась на воспитателя и в колледже познакомилась с Оксаной Волошиной. Келси жила в Финчли со своей сводной сестрой и ее гражданским мужем. Сказала им, что уезжает на две недели на практику. О ее исчезновении они не заявляли – не видели оснований для беспокойства. Ждали, что сегодня она вернется. По словам Оксаны, Келси не очень ладила с сестрой и напросилась туда лишь на пару недель, чтобы свой угол был. Похоже, девчонка все продумала, писала тебе с того адреса. Сестра, конечно, в полном раздрае, оно и понятно. Толку от нее пока особо не добьешься, но почерк Келси она опознала. А что Келси хотела избавиться от ноги, для нее тоже не стало сюрпризом. Мы взяли образцы ДНК с расчески. Все совпало. Это она. Скрипнув пассажирским сиденьем, Страйк наклонился к Робин, чтобы прочитать ее записи. Его пропахшая табаком одежда немного отдавала сандалом. – Значит, сестра живет не одна? – уточнил Страйк. – С мужчиной? – На него мокруху не повесишь, – ответил Уордл, и Страйк не усомнился, что коп уже предпринял такую попытку. – Сорок пять лет, бывший пожарный, не в лучшей форме. Убитые легкие и железное алиби на интересующие нас выходные. – Выходные?.. – начала Робин. – Келси уехала от сестры вечером первого апреля. Нам известно, что умерла она второго или третьего – ее ногу вы получили четвертого. Страйк, тебе придется сюда вернуться, у меня есть вопросы. Ничего особенного, но нам нужны официальные показания по поводу тех писем. Больше сказать было почти нечего. Приняв благодарность Страйка за информацию, Уордл положил трубку. Повисла тишина, которая, как показалось Робин, дрожала, будто от землетрясения. 28 …oh Debbie Denise was true to me, She’d wait by the window, so patiently. Blue Öyster Cult. «Debbie Denise» Lyrics by Patti Smith[55] – Вся поездка псу под хвост. Только время потеряли. Это не Бриттани. И Брокбэнк тут не при делах. Страйк испытал невероятное облегчение. Улица Адама и Евы вдруг заиграла яркими красками, а прохожие приобрели более разумный и приветливый вид, чем до этого звонка. Бриттани, в конце-то концов, наверняка жива. Он ни в чем не виноват. Нога не ее. Робин промолчала. В голосе Страйка она услышала восторг, почувствовала, как у него с души упал груз. Конечно, она не знала и никогда не видела Бриттани Брокбэнк, и хотя была рада, что эта девушка в безопасности, другая девушка все же погибла при кошмарных обстоятельствах. Можно было подумать, что чувство вины, которое сбросил Страйк, упало ей на колени. Ведь это она по диагонали прочитала письмо Келси и, не ответив, положила к посланиям всяких психов. Робин спрашивала себя: а что бы изменилось, свяжись она с Келси, посоветуй обратиться за помощью? Или если бы Страйк позвонил и рассказал, что потерял ногу в бою, что россказни про его травму – ложь? У Робин внутри все заныло от раскаяния. – Ты уверен? – спросила она вслух после минутной паузы, во время которой каждый был занят своими мыслями. – В чем? – не понял Страйк и повернулся к ней. – Что Брокбэнк на сто процентов непричастен. – Если это не Бриттани… – начал Страйк. – Ты же сам только что сказал, что эта девица… – Ингрид? – Вот-вот, – подтвердила Робин с легким раздражением, – Ингрид. Ты сам говорил, что, по ее словам, Брокбэнк на тебе съехал. Все твердил, мол, это ты причинил ему мозговую травму и повинен в том, что он потерял семью. Страйк смотрел на нее, хмурился, думал. – Все, что я вчера говорила по поводу желания убийцы тебя унизить, приуменьшить твои военные заслуги, вполне согласуется с тем, что нам известно о Брокбэнке, – продолжила Робин. – Почему ты не допускаешь, что он столкнулся с Келси, увидел, вероятно, шрамы у нее на ноге, совсем как у Бриттани, или прослышал, что она хочет избавиться от ноги, и это… не знаю… что-то в нем пробудило? В смысле, – неуверенно сказала Робин, – мы не знаем, как его черепно-мозговая травма отразилась… – Да пошел он со своей мозговой травмой! – оборвал ее Страйк. – В больнице он симулировал. Сто процентов. Робин ничего не сказала; она по-прежнему сидела за рулем и смотрела, как по улице Адама и Евы люди ходят за покупками. Она им завидовала. Конечно, у всех свои заботы, но не каждый днями напролет думает про расчленение и убийство. – Иногда у тебя бывают здравые мысли, – наконец прервал молчание Страйк; Робин понимала, что испортила ему небольшой праздник. Он посмотрел на часы. – Давай, нам нужно выезжать в Корби, чтобы на сегодня закончить. Двенадцать миль между городами пролетели быстро. По угрюмому лицу Страйка Робин поняла, что он прокручивает в голове их разговор о Брокбэнке. Дорога оказалась непримечательной, окружающие ландшафты плоскими – изгороди да редкие деревья. – А что там Лэйнг? – произнесла Робин, пытаясь отвлечь Страйка от тягостных, как ей казалось, раздумий. – Напомни-ка… – Лэйнг, да, – медленно проговорил Страйк. Она правильно поняла: все его мысли были о Брокбэнке. Теперь он заставил себя сосредоточиться, перестроиться. – Лэйнг связал свою жену и порезал ножом; по моим сведениям, дважды обвинялся в изнасиловании, но был оправдан за недоказанностью… а еще чуть не отгрыз мне полщеки на боксерском ринге. Короче, злобный, изворотливый выродок, – заговорил Страйк. – Но, как я уже говорил, его теща считает, что он был не в себе, когда вышел из тюрьмы. Говорит, зятек отправился в Гейтсхед. Но там он, по всей вероятности, пробыл недолго, если в две тысячи восьмом сошелся с этой женщиной в Корби, – продолжил он, снова разыскивая на карте место жительства Лоррейн Макнотон. – Возраст совпадает, по срокам все сходится… Проверим. Если не застанем Лоррейн дома, заедем еще раз после пяти. Следуя указаниям Страйка, Робин проехала через самый центр города Корби, который оказался скопищем бетонных и кирпичных кварталов, где главной достопримечательностью был торговый центр. В городской панораме преобладали офисные здания с железной щетиной антенн. Здесь не было ни центральной площади, ни старинной церкви, не говоря уже о фахверковой школе на сваях. Корби задумывался с прицелом на размещение мигрантов, хлынувших сюда в сороковых и пятидесятых; многие здания имели унылый, сугубо утилитарный вид. – У половины улиц шотландские названия, – сказала Робин, когда они проезжали по Аргайл-стрит и Монтроуз-стрит. – Раньше даже говорили «Малая Шотландия», верно? – отозвался Страйк, отмечая указатель «Эдинбург-Хаус». Он слышал, что в период индустриального подъема Корби занимал первое в стране место по численности шотландцев, осевших к югу от шотландской границы. С балконов свисали флаги с косыми крестами и стоящими на задних лапах львами. – Понятно, почему Лэйнгу тут было комфортнее, чем в Гейтсхеде. У него тут могли быть связи. Через пять минут они уже оказались в Старом городе, где живописные каменные постройки еще сохраняли облик деревни, которой Корби был до прихода сталелитейной промышленности. А оттуда было рукой подать до Уэлдон-роуд, где жила Лоррейн Макнотон. Дома стояли группками по шесть штук, и каждая пара была симметричной, так что входные двери находились рядом, а расположение окон получалось зеркальным. На каменных притолоках над каждой дверью было вырезано название. – Нам сюда, – сказал Страйк, указывая на «Саммерфилд», соседствовавший с «Нортфилдом».