Она улыбнулась и встала. Ноги у нее были тощими, как у фламинго. – О’кей, – сказала его собеседница. – Платим сейчас, потом идем в приватный зал, о’кей? Страйк передал деньги, и его избранница, сияя, поманила клиента за собой. У нее было тело мальчика-подростка, за вычетом явно ненатурального бюста, напомнившего Страйку о пластмассовых Барби на полке у дочери Элин. Приватный зал находился в конце короткого коридора: клетушка с одним наглухо задернутым окном и тусклым освещением, наполненная ароматом сандала. В углу душ. Массажный стол обит искусственной черной кожей. – Хочешь сперва душ? – Нет, спасибо, – сказал Страйк. – Раздеться там. – Девочка указала на отгороженный ширмой уголок, куда Страйку, при его комплекции, было бы не втиснуться. – Мне больше нравится в одежде. Я хочу просто поговорить. Ее это не удивило. Юная тайка насмотрелась всякого. – Топик снять? – бодро предложила она, хватаясь за узел на шее. – Без топик – еще десять фунтов. – Нет, – ответил Страйк. – Помочь ручкой? – предложила она, разглядывая молнию у него на джинсах. – Помочь ручкой с маслами? Тогда еще двадцать. – Нет, я просто хочу поговорить, – повторил Страйк. По ее лицу скользнула неуверенность, а потом вспышка страха. – Ты легавый. – Нет, – сказал Страйк и поднял руки, как будто сдаваясь ей на милость. – Я не из полиции. Просто разыскиваю человека по имени Ноэл Брокбэнк. Он раньше тут работал. Думаю, охранником… вышибалой. Эту девочку Страйк выбрал именно за ее совсем юный вид. Судя по наклонностям Брокбэнка, тот скорее начал бы подбивать клинья к ней, а не к другим, но она покачала головой. – Нету его, – сказала она. – Знаю, – ответил Страйк. – Я хочу выяснить, куда он делся. – Мама выгнала. Неужели хозяйка – ее мать или же это почетное звание? Страйк не хотел впутывать в это дело Маму. Она показалась ему хитрой и жесткой. Такая, скорее всего, содрала бы с него немалую сумму за совершенно бесполезную информацию. Зато в своей избраннице он угадал простодушие. Девочка могла потребовать деньги за подтверждение того, что Брокбэнк здесь когда-то работал, что его выгнали, но ей это и в голову не пришло. – Ты его знала? – спросил Страйк. – Я пришла, неделя – его выгнали, – ответила она. – А за что его выгнали? Девочка покосилась на дверь. – У кого-нибудь тут есть номер его телефона? Кто-нибудь знает, куда он поехал? Молчание. Страйк достал кошелек. – Дам двадцатку, – сказал он, – если сведешь меня с теми, кто знает, где он сейчас. Деньги оставишь себе. Она стояла и совсем по-детски теребила подол замшевой юбки, а потом выдернула у него из руки две десятки и запихнула их поглубже в карман. – Сиди тут. Он присел на искусственную кожу массажного стола и приготовился ждать. В каморке было чисто, как в обычном салоне, что Страйку понравилось. Грязь он считал антиафродизиаком; она всегда напоминала ему о матери и Уиттекере, о вонючем сквоте, о засаленных тюфяках и густой, застревающей в ноздрях вони отчима. А здесь аккуратно выстроившиеся на тумбочке флаконы сами собой наводили на эротические мысли. Полный массаж обнаженным телом, да еще с маслами, казался теперь не такой уж гнусной затеей. По непонятной ему причине мысли перескочили на ожидавшую в машине Робин. Он вскочил, как будто его застукали за какими-то постыдными делишками, и тут до него донеслась тайская речь на повышенных тонах. Дверь распахнулась; на пороге возникли Мама и его перепуганная избранница. – Ты платить за одна! – гневно прокричала Мама. Как и ее протеже, она нашла глазами его ширинку. Видно, проверяла, не совершались ли здесь какие-нибудь транзакции, не надумал ли он поживиться на халяву. – Он передумал, – в отчаянии сказала девочка. – Он хочет две девочки – одна тайка, одна блондинка. Мы ничего не делали. Он передумал. – Ты платить только за одна! – кричала Мама, тыча в Страйка когтистым пальцем. Страйк услышал тяжелые шаги и догадался, что к ним идет длинноволосый вышибала. – Я с радостью, – сказал он, проклиная себя, – заплачу и за двух массажисток. – Еще сто двадцать? – рявкнула Мама, не веря своим ушам. – Да, – ответил он. – Меня устраивает. Она заставила его выйти в фойе, чтобы заплатить. Там сидела толстая рыжая девушка в черном лайкровом платье с вырезом. Она светилась надеждой. – Он хочет блондинка, – сказала сообщница Страйка, пока он отсчитывал еще сто двадцать фунтов, и рыжая поникла. – Ингрид с клиентом, – ответила Мама, засовывая деньги Страйка в ящик стола. – Жди, пока закончит. И он сидел между двумя тощими девушками из Таиланда и рыжей и смотрел «Кто хочет стать миллионером?», пока из коридора поспешно не вышел маленький седобородый человечек в костюме и не исчез на улице за черными шторами, не глядя никому в глаза. Через пять минут появилась тощая блондинка в фиолетовой лайкре и сапогах до бедра; по прикидке Страйка, она вполне могла быть его ровесницей. – Ты и ты иди с Ингрид, – сказала Мама, и Страйк с тайской девочкой безропотно потащились назад, в приватный зал. – Он не хочет массаж, – взахлеб заговорила девочка, когда дверь захлопнулась. – Он хочет знать, где ходить Ноэл. Блондинка окинула Страйка хмурым оценивающим взглядом. Миловидная, кареглазая, с высокими скулами, она, похоже, была вдвое старше своей напарницы. – А на кой те сдался этот хмырь? – спросила она без тени акцента, а потом хладнокровно: – Ты легавый, что ли? – Нет, – ответил Страйк. Внезапно ее милое личико озарилось узнаванием. – Погоди-ка, – протянула она. – Я ж тебя знаю – ты этот, Страйк! Камерон Страйк! Сыщик, дело Лулы Лэндри раскрыл, и… господи прости… это ведь тебе ногу прислали? – Ну… да, прислали. – Ноэл на тебе просто двинулся! – сказала она. – Ты у него с языка не сходил. После того, как тебя в новостях показали. – Неужели? – Ага, он все приговаривал, что ты ему мозги повредил! – Не будем преувеличивать мои заслуги. Ты его близко знала, да? – Ну не настолько! – ответила она, правильно истолковав смысл вопроса. – У него кореш был с севера – Джон, того я знала, да. Клевый был чувак, из моих постоянных клиентов, но потом к арабам подался. Да, они, кажись, вместе учились. Он жалел Ноэла: тот же бывший военный, с кучей проблем, вот и похлопотал за него. У друга типа черная полоса. Уболтал меня комнату Ноэлу сдать и всякое такое. Ее тон красноречиво сообщал, что Брокбэнк не заслуживал сочувствия Джона. – И что дальше? – Поначалу он был еще ничего, но потом освоился и все время трындел. Об армии, о тебе, о своем сыне – он, поехавший на своем сыне, хочет типа вернуть мальчишку себе. Говорит, что из-за тебя не может с ним видеться, но я не знаю, с чего он так решил. Всем же ясно, почему его бывшая не пускала его к ребенку. – И почему же? – Мама увидела, как он ее внучку на колени к себе посадил – и тут же руку ей под юбку, – объяснила Ингрид. – А малой шесть лет. – Ясно, – сказал Страйк. – А потом свалил и меня кинул: за комнату две недели не платил – и с концами. Ну и ладно, попутный ветер в зад. – Не знаешь, куда он подался? – Без понятия. – И как с ним связаться, тоже не знаешь? – Вроде у меня в мобильнике его номер забит, – сказала Ингрид. – Не знаю, может, он уже недействителен. – Можешь сказать… – Где ты видишь у меня мобильник? – спросила она, поднимая руки.