– Мы съездили к сестре Келси – зовут Хейзел, медсестра. Мы изучаем круг общения Келси, обыскали ее комнату и забрали ноутбук. Она заходила на форумы для людей, которые хотят себе что-нибудь оттяпать, и там спрашивала о тебе. Страйк запустил пальцы в густые кучерявые волосы, уставился в потолок и слушал. – У нас есть личные данные нескольких людей, с которыми она регулярно общалась на форуме. К понедельнику должны появиться фотографии – ты где будешь? – Здесь, в конторе. – Парень ее сестры, бывший пожарный, говорит, что Келси постоянно расспрашивала о людях, застрявших в зданиях, и об автомобильных авариях, и всяком таком. Она очень хотела избавиться от ноги. – Господи, – пробормотал Страйк. После того как Уордл положил трубку, Страйк обнаружил, что не может сосредоточиться на перестановках в составах на стадионе «Эмирейтс». Через несколько минут он перестал притворяться, что его захватывает судьба тренерского штаба Арсена Венгера, и снова уставился на трещины в потолке, рассеянно крутя в руках телефон. Ослепленный облегчением оттого, что нога не принадлежала Бриттани Брокбэнк, он намного меньше думал о жертве, чем обычно. Теперь он впервые задумался о Келси и присланном ею письме, которое не потрудился прочесть. Мысль о том, что кто-нибудь хочет пережить ампутацию, вызывала у Страйка отвращение. Он снова и снова крутил в руке мобильник, приводил в порядок все, что знает о Келси, пытался построить в уме образ, собранный из ее имени и смеси жалости с неприязнью. Ей было шестнадцать; она не ладила с сестрой; изучала уход за детьми… Страйк потянулся за блокнотом и начал писать: парень в колледже? Преподаватель? Она интересовалась им в интернете. Почему? Откуда у нее взялась мысль, что он, Страйк, сам ампутировал себе ногу? Или же это была фантазия, порожденная газетными статьями о нем? Психическое заболевание? Фантазерка? – написал он. Уордл уже изучал ее собеседников в интернете. Страйк прекратил писать, вспомнив фотографию головы Келси, ее полных щек в морозилке, взгляда замерзших глаз. Детский жирок. Он все время думал, что она выглядит слишком молодо для двадцати четырех. На самом деле она выглядела слишком молодо и для шестнадцати. Он бросил карандаш и, продолжая крутить мобильник в левой руке, стал размышлять дальше… Был ли Брокбэнк «настоящим» педофилом, как выразился психолог, с которым Страйк познакомился в армии, расследуя другое изнасилование? Был ли он из тех, кого привлекают только дети? Или же он был другим типом жестокого агрессора, который избирал девочек в качестве своей мишени просто потому, что они доступны и их легко заставить молчать, но проявлял более широкие сексуальные предпочтения, если подворачивалась другая жертва? Если коротко, была ли похожая на ребенка шестнадцатилетняя девочка слишком старой, чтобы возбудить Брокбэнка, или он изнасиловал бы любую женщину, которую можно заставить молчать? Однажды Страйку пришлось столкнуться с девятнадцатилетним солдатом, который пытался изнасиловать семидесятисемилетнюю. Некоторым мужчинам для пробуждения их жестокой сексуальной природы нужна только возможность. Страйк пока не звонил по номеру Брокбэнка, который ему дала Ингрид. Его темные глаза скользнули на крошечное окно, из которого виднелось залитое слабым солнцем небо. Возможно, стоило бы дать номер Брокбэнка Уордлу. Возможно, стоит сейчас его набрать… Но, едва начав листать список контактов, Страйк передумал. Чего он достиг, делясь своими подозрениями с Уордлом? Ничего. Полицейский сидел в оперативном пункте, несомненно перебирал зацепки, прорабатывал свои версии, а версиям Страйка – как считал сам частный детектив – доверял немногим больше, чем домыслам первого встречного, у которого были предчувствия, но не было доказательств. То, что обладавший обширными ресурсами Уордл пока не нашел Брокбэнка, Лэйнга или Уиттекера, указывало на то, что он не считал задачу первостепенной. Нет, если Страйк хотел найти Брокбэнка, то ему, конечно, следовало поддерживать созданное Робин прикрытие: адвоката, который ищет бывшего майора, чтобы выбить ему компенсацию. Прослеживаемая предыстория, которую они создали для его сестры в Барроу, может оказаться ценной. И вообще, подумал Страйк, садясь на кровать, может быть, стоит прямо сейчас позвонить Робин и дать ей номер Брокбэнка. Он знал, что она одна в квартире в Илинге, а Мэтью находится дома в Мэссеме. Он мог бы позвонить и, наверное… Ну нет, ты тупой ушлепок. У него в голове появилась картинка: они с Робин сидят в «Тотнэме» – картинка, к воплощению которой в реальность мог привести звонок. У них обоих были нерешенные проблемы. Они пойдут в паб, чтобы обсудить дело… В субботу вечером? Размечтался. Страйк резко вскочил, как будто ему стало больно лежать на кровати, оделся и направился в супермаркет. Возвращаясь на Денмарк-стрит с набитыми пакетами, он, как ему показалось, заметил присланного Уордлом полицейского в гражданском, поставленного в этом районе, чтобы следить за появлением мужчин крупного телосложения в вязаных шапках. Молодой человек в плотной шерстяной куртке был чересчур насторожен, его взгляд чуть дольше положенного задержался на проходящем мимо него сыщике, размахивающем пакетами. Элин позвонила Страйку намного позже, уже когда он поужинал в одиночестве у себя в мансарде. Как обычно, субботним вечером о свидании не стоило и думать. Во время разговора он слышал фоном игру ее дочери. У них была предварительная договоренность насчет воскресного ужина, но Элин предлагала встретиться пораньше. Ее муж намеревался ускорить продажу дорогостоящих апартаментов на Кларенс-террас, и она уже начала подыскивать новое жилье. – Не хочешь составить мне компанию? – спросила она. – Я договорилась завтра посмотреть две квартиры. Он знал – или так думал, – что ее предложение родилось не из какой-то пылкой надежды на совместную жизнь – встречались они всего три месяца, – а просто потому, что она избегала одиночества. Производимое ею впечатление самодостаточности было обманчивым. Они бы никогда не познакомились, если бы Элин, вместо того чтобы пойти на сборище незнакомых ей коллег и друзей брата, решила провести несколько часов в одиночестве. Конечно, ничего предосудительного в этом не было, общительность вообще неплохое качество, просто Страйк уже год как подгонял свою жизнь под себя и с трудом отказывался от этой привычки. – Не могу, – сказал он, – извини. Работаю до трех. Уверенно произнесенная ложь. Элин восприняла ее относительно спокойно. Они условились встретиться в кафе вечером, как и договаривались, что сулило ему возможность спокойно посмотреть матч «Арсенал» – «Ливерпуль». Повесив трубку, он снова подумал, как Робин одна сидит в квартире, которую делит с Мэтью. В темноте он взял сигарету, включил телевизор и снова опустился на подушки. У Робин получились странные выходные. Настроившись не впадать в мрачность из-за того, что сама она осталась в одиночестве, а Страйк уехал к Элин (откуда появилась такая мысль? Конечно уехал; в конце концов, это выходные, а уж как он их проводит – не ее дело), она несколько часов сидела за ноутбуком, упорно раскручивая одно старое направление расследования и одно новое. Поздно вечером в субботу она сделала в интернете открытие, от которого проскакала три победных круга по тесной гостиной и едва удержалась, чтобы не набрать Страйка. У нее перехватывало дыхание и бешено колотилось сердце; лишь через несколько минут она успокоилась и убедила себя, что новости подождут до понедельника. Будет намного приятнее сообщить ему лично. Зная, что Робин одна, ее мать позвонила ей дважды за выходные, оба раза настойчиво выспрашивая, когда можно будет приехать в Лондон. – Не знаю, мам, не сейчас, – вздыхала Робин в воскресенье утром. Она сидела на диване еще в пижаме, снова уткнувшись в ноутбук, и пыталась поддерживать беседу с членом интернет-сообщества лиц, страдающих от синдрома невосприятия целостности собственного тела – тот именовал себя <<Δēvōŧėė>>[58]. Трубку она взяла только потому, что боялась неожиданного визита матери. <<Δēvōŧėė>>: покуда ты хочешь отрезать? TransHopeful[59]: по середину бедра <<Δēvōŧėė>>: обе ноги? – Может, завтра? – спросила Линда. – Нет, – выпалила Робин, а потом соврала легко и убедительно, как Страйк: – У меня дело в самом разгаре. Лучше через неделю. TransHopeful: Да, обе. Не знаешь никого, кто это сделал? <<Δēvōŧėė>>: Тут рассказывать не могу. Ты где живешь? – Я его не видела, – сказала Линда. – Робин, ты что, печатаешь? – Нет, – снова соврала Робин, и ее пальцы зависли над клавиатурой. – Кого ты не видела? – Мэтью, кого же еще! – А… Ну да, я и не думала, что он заедет в эти выходные. Она старалась не лупить по клавишам. TransHopeful: В Лондоне <<Δēvōŧėė>>: Я тоже. Фотка есть? – Вы ходили на день рождения мистера Канлиффа? – спросила Робин, чтобы только заглушить щелканье клавиш. – Конечно нет! – воскликнула Линда. – Ты сообщи мне, когда лучше приехать на следующей неделе, чтобы я успела забронировать билет. Пасха же, народу будет много. Робин согласилась, ответила на нежное прощание Линды и полностью переключилась на <<Δēvōŧėė>>. К сожалению, после того, как Робин отказалась отправить ему или ей (впрочем, она была почти уверена, что это мужчина) фотографию, <<Δēvōŧėė>> потерял интерес к их разговору на форуме и затих. Она ожидала, что Мэтью вернется от отца в воскресенье вечером, но этого не произошло. Когда в восемь часов она посмотрела на кухонный календарь, ей вспомнилось, что в ближайший понедельник он давно собрался взять выходной. Ориентировочно Робин согласилась запланировать совместный отдых и сказала Мэтью, что тоже попросит у Страйка отгул. Как же повезло, что мы разбежались, бодро сказала она себе: хотя бы избежала очередной свары по поводу своей непомерной загрузки на работе. Но позже она плакала в одиночестве среди останков их общего прошлого: тут был пушистый слон, которого он подарил ей на первый совместный День святого Валентина (Мэтью тогда еще не поднаторел в светских условностях и покраснел, когда доставал эту игрушку), и шкатулка для драгоценностей – его же подарок ей на двадцать один год. А еще было множество фотографий, на которых они сверкали улыбками во время отпусков в Греции и Испании или же стояли, нарядные, на свадьбе сестры Мэтью. На самой большой фотографии, сделанной по случаю выпуска Мэтью, они держались за руки. Он был в мантии, а Робин стояла рядом в летнем платье, светилась от счастья и праздновала достижение, которого ее лишил человек в маске гориллы. 31 Nighttime flowers, evening roses, Bless this garden that never closes. Blue Öyster Cult. «Tenderloin»[60]