– Мы знакомы, девочка? Робин хотела ответить, но у нее перехватило горло. Связь прервалась. 33 Then the door was open and the wind appeared… Blue Öyster Cult. «(Don’t Fear) The Reaper»[63] – С Брокбэнком полный провал, – выдавила Робин. – Я жутко виновата… Сама не понимаю, как можно было так сплоховать! Да к тому же Папу-Злодея не сфотографировала, потому что стояла слишком близко. В пятницу Страйк появился в агентстве ровно в девять утра, но не сверху, из мансарды, а снизу, с улицы, – при полном параде и с рюкзаком за спиной. Опять. Робин слышала, как он, поднимаясь по лестнице, напевал себе под нос. После ночи, проведенной у Элин. Робин позвонила ему накануне, чтобы доложить о звонке Брокбэнка, однако Страйк не мог долго разговаривать и перенес обсуждение на завтра. – К черту Папу-Злодея. Щелкнем его в другой раз, – говорил Страйк, хлопотавший над чайником. – А с Брокбэнком ты отлично управилась. Мы теперь знаем, что он в Шордиче, что затаил на меня злобу и что заподозрил в тебе легавую. Интересно, почему он насторожился: потому, что лапал детишек во всех концах страны, или потому, что недавно зарезал юную особу? C тех пор как Брокбэнк прошипел ей в ухо свои три прощальных слова, Робин ходила как пришибленная. Вчера вечером они с Мэтью не перекинулись и парой слов; не зная, как преодолеть внезапное и не до конца понятное чувство беззащитности, Робин возлагала все надежды на встречу со Страйком, который – единственный – мог истолковать зловещий вопрос: «Мы знакомы, девочка?» Сегодня она хотела бы видеть Страйка серьезным и собранным, каким он был, когда запретил ей расхаживать по улицам в темноте, потому что расценил посылку с отсеченной ногой как угрозу. Но человек, который сейчас бодро заваривал себе кофе и балагурил насчет педофила и убийцы, при всем желании не мог привести ее в равновесие, а тем более представить, каково ей было слышать в ухе дыхание Брокбэнка. – Мы теперь знаем о Брокбэнке и кое-что другое, – сдавленным голосом выговорила Робин. – Там, где он живет, есть маленькая девочка. – Совсем не обязательно. Мало ли где он мог забыть свой телефон. – Что ж, – сказала Робин, – если уж ты поборник точности, скажу иначе: мы теперь знаем, что он находится в тесном контакте с маленькой девочкой. Она отвернулась, делая вид, будто разбирает корреспонденцию, прихваченную с коврика под дверью. Робин кольнуло, что Страйк напевал, поднимаясь по лестнице. По всей вероятности, ночь, проведенная с Элин, дала ему возможность забыться, отдохнуть и набраться сил. Робин тоже хотела бы отключиться от своей гипертрофированной бдительности и холодных молчаливых вечеров. Пусть даже она рассуждала непоследовательно – это не уменьшало ее обиду. Она сгребла со стола умирающие розы и сунула их в корзину для мусора черенками кверху. – Этой маленькой девочке мы все равно ничем не поможем, – сказал Страйк. Робин захлестнул гнев. – Хорошо, давай я тоже не буду о ней переживать, – бросила она. В руках у нее был конверт с присланным счетом; она нечаянно разорвала пополам и то и другое. – По-твоему, это единственная малышка, рискующая стать жертвой педофила? Таких в данный момент сотни, причем только в Лондоне. Ожидавшая, что он смягчится, заметив ее гнев, Робин резко обернулась. Страйк смотрел на нее с прищуром, без малейшего сочувствия. – Переживай сколько влезет, но это пустая трата душевных сил. Мы с тобой не в состоянии помочь этому ребенку. Брокбэнк даже не состоит на учете. Срок не отбывал. Мы понятия не имеем, где находится эта девочка и что… – Нам известно ее имя – Захара, – сказала Робин. У нее сорвался голос, щеки вспыхнули, на глаза навернулись слезы. Стыдясь, она вновь отвернулась, но недостаточно быстро. – Эй! – мягко окликнул Страйк, но она только отмахнулась, чтобы он не продолжал. Она не распускалась; ее удерживала способность двигаться дальше, погружаться в работу. – Я в полном порядке, – процедила она. – Точно говорю. Забудь. Теперь-то она и подавно не могла признаться, как напугала ее прощальная фраза Брокбэнка. Он обратился к ней «девочка». Она далеко не девочка. Она не надломлена, не страдает излишней доверчивостью… излечилась… а вот неведомая Захара… Она услышала, как Страйк вышел на лестничную площадку, и через мгновение перед ее затуманенным взглядом появился большущий ком туалетной бумаги. – Спасибо, – хрипло сказала Робин, поспешно приняла его у Страйка из рук и высморкалась. В течение нескольких минут она периодически вытирала глаза и нос, избегая смотреть на босса, который, как назло, торчал в приемной и не уходил к себе в кабинет. – Ну что еще?! – вскинулась Робин: Страйк стоял без дела и не сводил с нее глаз. Он ухмыльнулся. Несмотря ни на что, ей тоже стало смешно. – Ты все утро будешь стоять? – Она напустила на себя строгость. – Нет, – ответил Страйк с той же ухмылкой. – Просто жду, когда можно будет кое-что тебе показать. Порывшись в рюкзаке, он вытащил оттуда глянцевый буклет с рекламой недвижимости. – Забрал у Элин, – объяснил он. – Вчера ездила по адресам. Хочет прикупить там квартиру. Всякое желание смеяться пропало. Уж не надеялся ли Страйк приободрить ее байками о том, как его подруга присматривает себе абсурдно дорогую квартиру? Или готовился сообщить (настроение у Робин опустилось до нижней отметки), что они с Элин решили съехаться? Как в кино, Робин увидела пустую мансарду, купающегося в роскоши Страйка, себя в каком-то чулане на окраине Лондона, шепчущую в телефон, чтобы не услышала хозяйка-веганша. Страйк положил буклет ей на стол. На обложке была изображена современная высотка, а над ней – нелепая, похожая на щит маска с тремя глазами-ветряками. Подпись гласила: «Strata SE1, самый востребованный жилой квартал в Лондоне». – Видишь? – спросил он. Его торжествующий вид совсем выбил Робин из колеи: это было совершенно не в духе Страйка – упиваться перспективой поживиться за чужой счет, но не успела она ответить, как у него за спиной кто-то постучал в стеклянную дверь. – Чтоб я сдох! – Страйк не сумел скрыть изумление при виде Штыря, который, щелкая суставами, ввалился в приемную и, как всегда, принес с собой миазмы сигаретного дыма, марихуаны и немытого тела. – Я тут мимо проходил, – сказал Штырь словами Эрика Уордла, сам того не зная. – Нашел я его, Бунзен. Штырь плюхнулся на диван из кожзаменителя, вытянул перед собой ноги и достал пачку «Мейфэрс». – Неужели Уиттекера нашел? – уточнил Страйк, более всего пораженный столь ранним появлением Штыря. – А ты меня подряжал кого другого выцепить? – Глубоко затянувшись сигаретой, Штырь наслаждался произведенным эффектом. – Кэтфорд-Бродвей. Квартира над забегаловкой. И мочалка с ним живет. Страйк без слов пожал ему руку. Невзирая на золотую фиксу и шрам через всю щеку, у его собеседника была совершенно мальчишеская улыбка. – Кофейку выпьешь? – предложил Страйк. – Наливай, – ответил Штырь, гордый своими успехами. – А ты чего скуксилась? – оживленно поинтересовался он у Робин. – Все нормально, – ответила она с натянутой улыбкой и вернулась к неразобранной корреспонденции. – Разом густо, разом пусто, – тихо сказал Страйк, обращаясь к Робин, пока в приемной шумно закипал чайник, а Штырь рассеянно проверял свой мобильный. – Вся троица в Лондоне. Уиттекер в Кэтфорде, Брокбэнк в Шордиче, а теперь, оказывается, Лэйнг в Элефант-энд-Касл – точнее, обретался там три месяца назад. Она покивала, но тут же задумалась. – А откуда мы знаем, что Лэйнг обретался в Элефант-энд-Касл? Страйк постучал пальцем о брошюру: – Как по-твоему, зачем я это тебе показал? Робин понятия не имела. Она тупо смотрела на буклет – и наконец до нее дошло. По всей высоте башни между длинными ступенчатыми рядами затемненных окон поблескивали серебристые панели: на этом фоне был в свое время сфотографирован Лэйнг, стоявший на узком бетонном балконе. – Ох, – слабо пискнула Робин. Значит, Страйк не съезжается с Элин. Почему-то Робин снова вспыхнула. Ей даже показалось, что она перестала владеть своими чувствами. Да что же с ней творится? Пряча лицо от мужчин, она крутанулась на своем офисном стуле и вернулась к почте. – Даже не знаю, хватит ли у меня налички, Штырь, – сказал Страйк, заглядывая в свой бумажник. – Пройдусь с тобой до банкомата. – И правильно сделаешь, Бунзен. – Штырь нагнулся над корзиной для мусора, чтобы стряхнуть пепел. – Захочешь разобраться с Уиттекером – токо скажи. – Ага, спасибо. Но вначале попробую сам справиться. Робин взялась за последний конверт, жесткий, с утолщением в одном углу, – видимо, к открытке крепился какой-то сувенир. В последний момент Робин заметила, что конверт адресован ей, а не Страйку. Ее имя и адрес агентства были напечатаны на принтере. Судя по штемпелю, письмо отправили накануне из центра Лондона. Страйк трепался со Штырем, но Робин не разбирала слов. «Еще ничего не произошло, – убеждала она себя. – Это все от перенапряжения. Дважды такого случиться не может…» Проглотив застрявший в горле ком, она распечатала конверт и осторожно извлекла открытку.