Посвящение в студенты. Вечеринка в институте. А с кем это она в обнимку? Это ее одноклассник Женька. Учится в сельхозе. Два метра с хвостиком. Наверняка с большим будущим. Папа в исполкоме, всегда на виду, появляется на местном телевидении и явно метит в депутаты. Женечка, конечно, красавец. Возможно, она и поддалась бы на его чары, если бы не его самоуверенность, граничащая с глупостью. Но — хорош самец! При виде его рельефной фигуры и плотно обтянутых джинсами бедер и она ощущала горячую тяжесть внизу живота. Но с ним только ленивая не переспала. Или брезгливая, как она. Катя перевела взгляд на другое фото. А это Андрей. Строгий, классический костюм, белая рубашка, галстук-бабочка. Он ее все время приглашал на медленный танец, как-то даже приходил с цветами к институту. Но уж больно прыщавый! Прыщи, конечно, сойдут со временем. Но целоваться с ним сейчас! О нет, от одной мысли об этом противно становится. И она без сожаления перевернула страницу. День рождения Лариски, сокурсницы, одной из ее подруг. Катя невольно приблизила фотографию к глазам. Константин. Красавцем назвать нельзя, но что-то в нем определенно есть, чисто по-мужски притягательное. Волевой, целеустремленный, и, что немаловажно, чистоплотный и всегда корректный. Кате он нравился, и, обрати он на нее внимание, вряд ли устояла бы. Но он давняя любовь Лариски, которая все собирается за него замуж, да никак залететь не может. Катя перевела взгляд на лицо сокурсницы, радостно улыбавшейся прямо в камеру. Почему Константин предпочел Лариску, ведь он познакомился с ними обеими на одной вечеринке. Почему не ее, а Лару он пригласил на медленный танец, а потом провожал до дома и целовал на лестничной площадке? Катя стала невольно сравнивать себя с подругой. Лара — полная ей противоположность, жгучая брюнетка с вьющимися волосами, темно-карими бархатными глазами. У нее такие ресницы — не нужна никакая тушь, но самое красивое в ее лице — это брови, две четкие дуги. У Кати, конечно, брови тоже очень даже, но у Лариски они именно вызывающе красивы. Когда та удивлялась — одна бровь оставалась на месте, а вторая причудливо выгибалась вверх, что придавало ее лицу непередаваемо обворожительное выражение. И темперамент! Да, у Лары по-настоящему жгучий темперамент. А у нее какой? До сих пор она этого не знает. Еще никто не обнимал и не целовал ее так, чтобы ей захотелось без сожаления и страха расстаться со своей девственностью. Она вздохнула и уже без интереса продолжила рассматривать другие фотографии. Гошка — хам. Марат… Вечно от него пахнет потом и нестираными носками. Давид страдает нарциссизмом, никто, кроме собственной персоны, его не волнует. Сашка — душа нараспашку, как любила она приговаривать, глядя на его бесхитростную физиономию. Прекрасный друг, но слишком уж прост. Она с досадой захлопнула альбом, положила его на место, выключила свет и, зевнув, легла в ставшую прохладной постель. На следующий день все в институте обсуждали все то же событие — замужество Тамары. И через день, и через два разговоры не прекращались. Но постепенно громкие восклицания становились тише, а долгие обсуждения короче — и постепенно все вернулось на круги своя. Как-то после занятий к Катерине подошла Лариса. Ее темные глаза лихорадочно блестели. — Катюха! Приглашаю тебя на помолвку. Мы с Костиком наконец решились. — Что? — На этот раз от удивления резко взметнулись вверх брови Катерины. — Ты беременна? — Кто тебе сказал? — быстрым шепотом спросила Лариса. — Так просто спросила, — виноватым тоном ответила Катя и отвела глаза чуть в сторону. — Да нет… — В голосе подруги не было обычной уверенности, и Катя поняла, что попала в яблочко. — Придешь? Я буду ждать. Ты единственная из одиноких мне не завидуешь, значит, искренне порадуешься моему счастью. Катю невольно задело, что ее причислили к «одиноким», но что поделать — это было правдой. Она вспомнила свои недавние ночные размышления и теперь искала в себе хоть малую толику раздражения или зависти. Нет, она действительно нисколько не завидовала подруге. — Я на самом деле очень рада за тебя. Ты же его чуть не с первого курса любишь. — Заметила, да? — Лариска удивленно изогнула бровь (Ах, хороша! — вновь подумала Катя), но уже через секунду рассмеялась. — С первого курса? Нет, подруга, я его люблю чуть ли не с первого класса. Только там он был для меня недосягаем — отличник, красавец, лидер. А я что? Вертушка-дурнушка… И Лариска опять рассмеялась, но глаза в этот раз остались серьезными. — Это ты-то дурнушка? — Катя искренне удивилась, глядя на подругу, которую всегда считала красивой. — Да. Сутулая и в очках. Знала бы ты, как я ненавидела свои очки — с толстенными стеклами, в старушечьей роговой оправе, но меня заставляли их носить. А как только я остригла свои косы и сменила очки на линзы — сразу и спина выпрямилась, и красавицей стали называть, и Костя заметил! Лариса вздохнула. Но этот вздох не был наполнен горечью воспоминаний, а скорее напоминал вздох облегчения после трудного, но успешно сданного экзамена. — Так ты придешь? — Когда? — спросила Катя. — Завтра в семь. Она задумалась. Завтра была пятница, а по пятницам у нее аэробика. Катя старалась быть в форме и никогда не пропускать занятий, а чтобы не давать себе поблажек, всегда приобретала месячный абонемент. — А нельзя перенести на субботу? У меня последняя тренировка в этом году. — Катюшка, милая, — Лариса умоляюще посмотрела на подругу, — ну какая тренировка? Ведь такое событие бывает только раз в жизни! На лице Кати читалась растерянность. Ей не хотелось пропускать последнее в этом году занятие, тем более что вечеринка не казалась ей особенно заманчивой. Глядеть на чужое счастье и потягивать сок… Она уже совсем решилась ответить отказом, но тут подруга выложила козырную карту. — К тому же тебе не придется скучать, будет друг Константина, он специально приезжает к нам на помолвку из другого города. Знаешь, он вполне симпатичный, можно даже сказать — красавец, и похож на Ричарда Гира. — Лара, не привирай… — Катя укоризненно посмотрела на подругу, и ироничная улыбка тронула ее губы. Лариска, казалось, готова была притащить и настоящего американского плейбоя, чтобы только увидеть ее у себя на помолвке. — Ей-богу, я не вру! Придешь — увидишь. Аэробика — она и в Африке аэробика, оттого что пропустишь одно занятие, ничего не изменится. А тут моя судьба решается. — Лариска сделала паузу, внимательно следя за реакцией подруги. — А может быть, не только моя… Катя вспомнила свои ночные размышления. И действительно, Лара права. Почему она опять боится сойти с обычного своего пути? Вдруг если она чуть свернет в сторону, то встретит того, кто ей предназначен судьбой? Вдруг этот «Ричард Гир» — тот, кого она ждала столько лет? — Ну хорошо, — вздохнула Катя, приняв решение. — Ура! — Лариса, как маленькая девочка, добившаяся наконец своего, захлопала в ладоши и чмокнула Катю. Яркий оттиск ее пухлых губок остался печатью радости на щеке подруги, а сама она уже летела к выходу танцующей походкой, легко поправляя сумочку на плече. Но вдруг, уже у самых дверей, Лариса остановилась и, всплеснув руками, поспешила обратно. — Самое главное и не сказала, — торопливо заговорила она, сверкая глазами от счастья, — в пятницу, в семь вечера, в кафе «Весна». Нас будет всего четверо: ты, я и Костя с другом. Так что будь готова… — Всегда готова, — перебила подругу Катя. — Буду во всеоружии: одежда парадная, белый верх, черный низ. Лариска прыснула: — До встречи, подруга. — Пока-пока, — улыбнулась Катя и помахала рукой. И вот теперь она в раздумье стояла перед платяным шкафом. Что надеть? Ей, обладавшей хорошим вкусом, претило одеваться в дешевые китайские и корейские тряпки, которыми были буквально завалены все прилавки в их городе. Ярлыки были разными, но качество всегда одинаковым, а именно — никаким. Голая синтетика, стреляющая в темноте яркими искрами, вихляющая строчка, в полсантиметра стежок, и вид эти вещи теряли сразу же после первой стирки. Хорошо, что она умела шить сама, поэтому обычно покупала дорогую, хорошую ткань и кроила по лекалам из журнала «Бурда моден», отдавая предпочтение моделям классического и спортивного стиля. Она достала из шкафа бежевый костюм. Приталенный, и юбка чуть выше колена, с разрезом справа. В этом костюме она обычно ходила на экзамены. Но ведь это не экзамен, а дружеская вечеринка! И она с сожалением убрала костюм обратно в шкаф. Палевое платье с передней планкой на пуговицах, Нет, не то. Черный брючный костюм а-ля Марлен Дитрих. Она передвигала плечики, но, как ей казалось, ничто из ее гардероба не подходило для этого случая. Жаль, что Лариса так поздно сказала ей о своей помолвке, она могла бы сшить себе так называемое платье для коктейля. — О чем задумалась, детина? К ней в комнату заглянула сестра. Сегодня она явно пребывала в хорошем настроении. Они были совсем разными. Аня была младше Кати на шесть лет, но чуть выше ростом. Сестрам повезло: у каждой из них была своя комната, и они никогда не докучали друг другу, Но если Катерина всегда старалась сдерживать свои эмоции, то Анютка никогда не утруждала себя этим. Если у нее было хорошее настроение, об этом знали все: она включала у себя музыку, до предела выжимая децибелы, и танцевала. Чтобы избежать скандалов с соседями, родителям пришлось разориться на наушники и расстелить в ее комнате ковер. Но когда Анютку одолевала «подростковая меланхолия», ее лучше было не трогать — она запиралась у себя в комнате и запоем читала женские романы. Училась она тоже очень неровно. То приносила одни пятерки, а то совсем не ходила в школу и ничто не могло заставить ее сдвинуться с места. А сейчас, прислонясь худеньким телом к дверному косяку, Анютка наблюдала за мучениями сестры, и благодушное выражение не сходило с ее лица. На ней был черный блестящий топик, нелучшим образом подчеркивающий худобу ее подросткового тела. В другой раз Катерина и не заметила бы его. Ей нравились строгие силуэты и холодные цвета, а Анютка носила все кричаще-яркое или блестящее. — Слушай, дай померить, — неожиданно для себя самой попросила Катя. — Померить — что? — удивилась сестренка. — Да топик! Топик дай померить, — повторила Катя досадливо. — Смеешься? — Анюткино лицо недоверчиво вытянулось. — Ты же не любишь такое. — Разве? Ну пожалуйста, — невольно в голосе старшей сестры прозвучали жалобно-просящие нотки. Аня внимательно посмотрела на Катю, но, не найдя в ее лице и следа насмешки, сняла топ и протянула сестре. — Ну ладно, он мне все равно немного великоват, — снисходительно признала она. Катерина взяла у сестры отливающий серебром топ и стащила с вешалки черные узкие брюки. Быстро облачившись в этот наряд, она несколько скептически оглядела себя в зеркале. Топ обтягивал ее ладную фигурку, красиво подчеркивая упругую округлость груди. — Неплохо, — констатировала младшая сестра, придирчиво оглядывая ее сверху донизу. — Вполне сносно, а то одеваешься как монашка без приданого. — Что? Ты думай, что говоришь! — Катю обидело такое сравнение, кровь прилила к щекам, но и слова о том, что она выглядит «сносно», пусть и прозвучавшие из уст сестры, почему-то смутили ее, и она затараторила: — Во-первых, я всегда одеваюсь согласно случаю. (О боже! — думала она, с трудом поспевая мыслью за своим языком, я же филолог!) А во-вторых… у монашек не бывает приданого! — Ну и что! — Аня хмыкнула и выбежала вон. Но, как оказалось, ненадолго. Буквально через минуту она влетела в комнату с косметичкой в руках. Вытряхнув ее содержимое прямо на Катину кровать, она начала сосредоточенно что-то искать. Искомое оказалось черным карандашом, и, вооружившись им, Аня с решительным выражением лица встала прямо перед старшей сестрой. — Итак, нынче я твой имиджмейкер. — Кто-кто? — удивилась Катя, услышав такое замысловатое слово из уст своей легкомысленной сестры. — Тот, кто будет делать тебе имидж. А имидж у тебя такой… — Аня на секунду задумалась, сдвинув к переносице брови. — Женщина-вамп! Глаза ее радостно блестели. Ей явно нравилась новая роль. Катя уже сожалела, что попросила сестру о помощи, Теперь придется терпеть ее выкрутасы. — Не поняла… — Ну та, от которой все мужики тащатся. — Аня! Ну что у тебя за выражения! — попыталась возмутиться Катя, но сестра ее не слушала. — Ты будешь сногсшибательной, неприступной красавицей, которая всех соблазняет, а сама — ни в какую. Катя невольно рассмеялась: — Женщина-вамп. Это я-то? — Давай-давай, не сопротивляйся. При помощи черного карандаша Аня сделала линию ее бровей более заметной, подвела глаза. Потом покрыла веки черным перламутром и густо нанесла на ресницы тушь. Немного задумавшись, она опять подошла к кровати и стала перебирать тюбики с помадой. — А теперь губы. Они должны звать и манить. — Слушай, откуда ты все знаешь? — с деланным возмущением воскликнула Катя.