– Просто оставь его в покое. Я знаю, что ты недолюбливаешь моего брата, но Самсон не сделал тебе ничего плохого. Ты все ищешь, в чем бы его обвинить, и ничего не можешь найти. Это сводит тебя с ума. Милли сжала губы. «И я обязательно что-нибудь найду, не беспокойся, – подумала она. – Потому что там точно что-то есть». Сейчас Милли прильнула к окну, потому что снова не поверила Самсону, который быстро и целенаправленно удалялся от дома – якобы покупать подарки. Милли надеялась, что к ней это не относится, потому что сама ничего не приготовила для Самсона. Гэвин купил ему книгу, этого достаточно. Самсон уже исчез за углом. Сердце Милли бешено колотилось, но она сказала себе, что лучшей возможности не представится. Самсон в ближайшие несколько часов в городе – в торговом центре или где там еще. Гэвин работает до полудня. Ей же удалось взять отгул на ближайшие три дня. «Что ж, попробуем еще раз», – подумала она и на цыпочках поднялась по лестнице. Осторожность, с которой Милли это сделала, ей самой показалась смешной. Ведь в доме никого не было. Милли открыла дверь комнаты Самсона и вошла. Как всегда, всё в идеальном порядке – ни пылинки. И покрывало на кровати гладкое, как стекло. Уже одно это ненормально! Милли включила компьютер и, пока он загружался, выглянула в окно. Вот это Рождество! Приход настоящей зимы в прошлый четверг обернулся для города транспортным коллапсом. С тех пор зарядил снегопад. Крыши, заборы, деревья стали белыми. Милли нравилось такое Рождество, но третий на этом празднике был явно лишний. Улица за окном выглядела безлюдной. Милли повернулась к компьютеру, ввела пароль и затаила дыхание. Что, если Гэвин все-таки предупредил Самсона?.. Но опасения оказались напрасными. Сезам открылся волшебным словом «Ханна». Милли обхватила рукой мышь. Несколько секунд спустя осознала, что не дышит, сосредоточилась на пролистывании программ. – Давай же… – пробормотала она. Там определенно что-то было… что-то должно было быть, и Милли хотела найти это во что бы то ни стало. Все получилось спустя десять минут. Файл назывался «Дневник». Милли открыла его, но сумела сохранить достаточно самообладания, чтобы подойти к окну и снова выглянуть на улицу. Никого. На этот раз, похоже, обойдется без неприятных сюрпризов. Через пару секунд Милли опять сидела за столом и не отрываясь смотрела на экран. Ее подозрения оправдались в полной мере. Самсон был сумасшедшим. Теперь у Милли имелись тому доказательства, которые даже Гэвин не смог бы опровергнуть. 2 В доме было холодно и пахло затхлостью. Он пустовал уже неделю, и еще неделю до того хозяйка мертвой пролежала в ванной. Промозглая декабрьская зима проникла через распахнутую кухонную дверь. «Человеческое тело формируется десятилетиями и невероятно стремительно разлагается, – подумал Филдер. – Почему так?» Они с Кристи вернулись в Танбридж-Уэллс и тихий заснеженный лес. Оставили машину на парковке и побрели к дому Энн Уэстли. – И все-таки Рождество нужно встречать в лесу, – заметил вслух инспектор, наблюдая, как белка взбирается по стволу ели. – Здесь так спокойно и торжественно… – Только холодно ужасно, – добавила Кристи. Спустя два часа они добрели до дома. Коллеги закрыли все ставни и тщательно заперли двери. Филдер в принципе ожидал темноту и спертый воздух, но гнетущая атмосфера дома поразила его. Прежде всего беспросветная тоска, в которую он оказался ввергнут, едва переступил порог. Питер Филдер работал в полиции не первое десятилетие и давно научился не поддаваться эмоциям во время расследования – ненависти, отчаянию, безнадежности. В каком бы состоянии ни пребывал этот мир, он не должен был давить на психику инспектора, потому что в этом случае Филдеру пришлось бы бросить работу. В общем и целом, до сих пор инспектору удавалось с собой справляться, но только не сейчас – в этом лесу и этом доме. Он надеялся, что все дело в Рождестве и что самообладание потеряно не навсегда. – Сэр! – Оклик Кристи вернул инспектора к реальности. – Да-да… – пробормотал он. – Я хотел еще раз взглянуть на ее студию. Они поднялись по лестнице. Все еще ни единого намека на то, что расследование на верном пути. Кристи побывала в клинике, где Энн Уэстли работала три с половиной года назад, но не смогла найти ничего, что указывало бы на врачебную ошибку или небрежность, которая могла бы повлечь за собой скандал. – Энн пользовалась огромной популярностью у маленьких пациентов, – сказал один из бывших коллег миссис Уэстли, совершенно потрясенный известием об убийстве. – И не только у них. Ее любили и родители, и сотрудники. Не припомню ни единого случая, когда бы ее в чем-то обвиняли. – Может, это было до вас? – настаивала Кристи. – Энн Уэстли проработала в клинике больше тридцати лет. – Насчет того, что было до меня, я, конечно, не так уверен, – согласился доктор. – Но если б что-то такое было, я наверняка знал бы об этом. Нет, честно говоря, не думаю… Кристи внимательно просмотрела карточки пациентов – Киры Робертс среди них не было. Чтобы отбросить последние сомнения, позвонила Кире и спросила, не помнит ли она педиатра Энн Уэстли. – Нет, – ответила Кира. – У нас был свой педиатр, который жил неподалеку от нашего дома. Ни к какой Энн Уэстли мама меня не водила. – А ваши родители никогда не упоминали эту фамилию? Пусть вскользь, это могло быть самое мимолетное знакомство… Кира долго копалась в памяти, но в конце концов дала вполне определенный и уверенный ответ: – Нет. Мне жаль, сержант, но здесь я ничем не могу вам помочь. У моих родителей не было знакомых с такой фамилией. Они прошли мимо ванной, где была убита Энн Уэстли. Инспектору прошлось отвернуться, несмотря на богатый профессиональный опыт. Мысль об ужасе, который пережила женщина в последние минуты, не давала ему покоя. Студия на чердаке, под самой крышей, оказалась единственной светлой комнатой в доме, даже в тусклый декабрьский день. Стены были обшиты деревом, три больших мансардных окна выходили на юг. В разных местах стояло несколько мольбертов; на них, между ними, а также на полу и у стен висели, лежали и стояли готовые и незаконченные картины. Пахло краской и скипидаром. На двери висел халат в пятнах краски. Что касается полотен, в основном это были летние пейзажи и букеты цветов, написанные в светлых, сочных тонах. – Жизнеутверждающая живопись, – сразу заметила Кристи. – Но не совсем в моем вкусе. Инспектор задумчиво хмыкнул, переходя от картины к картине. – Думаете, это что-нибудь даст? – спросила Кристи. – Не знаю, – ответил инспектор. – Я всего лишь хочу поближе узнать Энн Уэстли. Картины – часть ее жизни. И они точно что-то о ней говорят, нужно только истолковать их правильно. – Возможно, моя интерпретация покажется вам наивной, – сказала Кристи, – но если вы попросите меня описать Энн Уэстли по этим картинам, я скажу, что это была доброжелательная, счастливая женщина с гармоничным внутренним миром. Что, как мы знаем, не спасло ее от ужасной смерти. Филдер остановился. Снял с мольберта покрывало и внимательно присмотрелся к картине под ним. – Вот это, – сказал он, – не кажется таким веселым. Кристи приблизилась. Да, работа и в самом деле не походила ни на что в этой студии. Черный фон и два световых конуса – лучи ламп или прожекторов. Резкие мазки, как будто художница в ярости замазывала что-то на холсте. Ни на одной другой картине ничего подобного не было. Всюду – покой и умиротворенность, во множестве тщательно и с любовью прописанных деталей. Но Кристи подумала, что талант художницы в этом страстном полотне проявился, пожалуй, в большей степени, чем в цветочных летних пейзажах. Она недоумевала, что именно наделяет картину такой сильной энергетикой. – И что это значит? Что скажете, сержант? – Свет автомобильных фар в ночи, – не задумываясь ответила Кристи. Инспектор кивнул и прищурился. – То есть вам кажется, что вы смотрите прямо на источник света… – На источник света? – не поняла Кристи. – Вы о чем? – Ну… просто у меня такое впечатление, что это не тот свет, который видишь, когда машина слепит тебя фарами. Скорее… отражение, что ли. – Возможно, – согласилась Кристи. – Но откуда это видно? – Сам не знаю… Ну, к примеру, свет автомобильных фар, скользящий по стене. – Я не понимаю, что… – Я сам ничего не понимаю. Очень может быть, что это совершенно неважно. Но эта картина сильно отличается от остальных. И она была прикрыта, как будто Энн Уэстли сама избегала лишний раз на нее смотреть. Тем не менее она это нарисовала и, как мне кажется, довольно прочувствованно. Кристи согласилась, не особенно веря, что это что-то даст расследованию. – Сэр, все это не более чем наши смутные догадки. И мы всё еще не знаем… – Мы ничего не знаем, все верно, – нетерпеливо перебил инспектор. – Но нужно ведь с чего-то начинать. Я не художник и не психолог, но страх – первое, что бросается в глаза в этой работе. В большей степени, чем гнев или агрессия. Энн Уэстли чего-то или кого-то боялась, и это то, что напоминает о Карле Робертс. Та тоже боялась, что и пыталась донести до своей дочери в последнем телефонном разговоре. Здесь точка соприкосновения, поэтому это для нас так важно. – Думаете, это нас к чему-нибудь приведет? Инспектор продолжал разглядывать картину. – Ни малейшего понятия. Но если хотите знать мое мнение, Энн Уэстли знала, что ей грозит опасность. Поэтому и собралась переезжать за две недели до Рождества. Преступник был где-то рядом с ней – и, возможно, длительное время. И она это заметила. – Но где он сейчас? Филдер не ответил и наконец оторвался от полотна. Смотреть на него и дальше не имело смысла. Оно и без того врезалось инспектору в память, отпечаталось на сетчатке, и отныне он был обречен носить его в себе. Они вернулись к лестнице. Рассеянный взгляд Кристи блуждал по фотографиям и рисункам на стенах, шторам на окнах и красивым коврам на полу. Все это было подобрано, развешано и расставлено с большим вкусом, любовью и тщательностью. То, что этот дом говорил о миссис Уэстли, категорически не вязалось с ее чудовищной кончиной. Трудно было представить, что эта женщина могла вызвать у кого-то столько ненависти. – Нужно будет попросить коллег навести справки о покойном профессоре Уэстли, – сказал Филдер, когда они спустились на первый этаж. – Хотя вряд ли это нам что-то даст. Потому что если убийство – акт мести конкретному человеку или семье, Карла Робертс совершенно не вписывается в общую картину. И наоборот. Нам нужно установить связь между двумя женщинами, это единственный путь. Кристи осторожно коснулась его руки: – И все-таки, босс, на носу Рождество. Вы заслужили этот праздник. Инспектор оглянулся на помощницу. Как она собирается праздновать? Кристи жила одна, с двумя кошками. Интересно, повесит ли она чулок на камин? И если да, кто вложит туда подарок? Кристи продолжила, как будто прочитав его мысли: – Что касается меня, я хочу расслабиться. Провести в постели полдня и вставать только за очередной чашкой капучино. Такого, знаете… с шоколадной крошкой на молочной пенке. Буду пялиться в телевизор, переключая с канала на канал, чтобы не думать ни о каких убийцах.