Миссис Кейн-Рослин проживала в отдельном домике из красного кирпича. Имелся даже крохотный двор, в дальнем конце которого просматривался ветхий сарай. Издали дом производил впечатление вполне добротного, и лишь при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что им давно не занимались. Оконные рамы нуждались в покраске, дворовые ворота – в починке, часть черепицы на крыше подлежала замене. На первом этаже угадывалась витрина, закрытая синей шторой. Согласно вывеске, здесь располагалась мастерская по ремонту велосипедов. Впрочем, буквы, подвергшиеся разрушительному действию дождя, солнца и ветра, прочитывались с трудом. Да и никакой мастерской, похоже, давно не было. Вопрос, был ли здесь вообще кто-нибудь. Мейер припарковался у тротуара, вышел из машины и с сомнением посмотрел на окна второго этажа. Свет нигде не горел, но солнце уже стояло достаточно высоко. Во всяком случае, на окнах были занавески. Мейеру даже померещились комнатные цветы на подоконниках. Окутывающая дом и двор аура безжизненности могла быть связана с закрытой велосипедной мастерской на первом этаже. Констебль брел по снегу, который явно давно никто не расчищал. Похоже, старая Кейн-Рослин здесь больше не живет. Дочь могла разместить ее в каком-нибудь доме престарелых в Лондоне. Странно, что старушка до сих пор здесь зарегистрирована, но такие казусы случаются. Кроме того, дочь исчезла и разыскивается Скотланд-Ярдом. Странная все-таки история. Мейер обнаружил дверь, ведущую в нижнюю часть дома, но она была крест-накрест заколочена досками. Довольно крутая лестница рядом поднималась к другой двери, на которой досок не было. Снег на лестнице оказался настолько глубоким, что несколько ступенек дались Рику Мейеру с огромным трудом. Вдобавок не было перил и ничего такого, за что можно было бы держаться. Испытание явно не для слабых старушечьих ног. А ведь Люси Кейн-Рослин наверняка приходилось время от времени выходить хотя бы в магазин за продуктами. Впрочем, ничто не указывало на то, что она до сих пор это делает. Впечатление, что здесь давно никто не живет, укрепилось еще больше. Наконец Рик Мейерс добрался до двери и постучал. Дверь была деревянная, выкрашенная черной краской, облупившейся по краям. – Миссис Кейн-Рослин? Откройте, пожалуйста, – он прислушался. – Это констебль Мейер. У меня к вам один вопрос. Ответом ему была тишина. Констебль Мейерс постучал сильнее. – Прошу вас, миссис Кейн-Рослин. Это полиция, всего один вопрос, это не займет много времени. Никаких признаков жизни. Мейерс подергал дверную ручку, и, к его удивлению, дверь открылась вовнутрь. Она вообще не была заперта. В нос ударил тошнотворный запах. – Боже милосердный… Мейерс судорожно обшаривал карманы на предмет носового платка, но ничего такого не находилось. Тогда он направился к кухонному окну, раздвигая мебель, распахнул его без особого труда и высунулся наружу. Чистый зимний воздух… сейчас Мейерсу казалось, что он не дышал им целую вечность. Как будто за какие-то пару минут успел стать частью обволакивающего комнаты смрада. Между тем пальцы нащупали завязанный узелком платок в кармане мундира. Мейерс ненавидел то, что ему сейчас приходилось делать, но он был полицейским. И должен был разобраться в том, что произошло в этой квартире. Мейерс глубоко вздохнул, прижал платок ко рту и носу, отвернулся от окна и огляделся. Кухня как кухня. Все как будто в порядке, если не считать тонкого слоя пыли на буфете. На столе в тарелках гниют остатки какой-то пищи. Они покрыты голубовато-белой плесенью и, безусловно, тоже внесли лепту в этот жуткий запах, но никак не могут быть его главным источником. Рядом два наполовину полных бокала и бутылка вина. Совсем не дешевого, судя по этикетке. Что бы там ни случилось с Люси Кейн-Рослин – а ничего хорошего от увиденного до сих пор ждать не приходилось, – это застало ее во время еды. Обеда или ужина, который она, похоже, с кем-то делила. Мейерс заметил на буфете коричневый бумажный пакет с иероглифами. Китайская кухня на вынос. Кто-то навестил миссис Кейн-Рослин и даже принес угощение. Но что произошло потом? Мейерс вышел из кухни. Он знал, что самое страшное впереди. Люси Кейн Рослин обнаружилась в детской комнате. Во всяком случае, так это выглядело – раскладной диван, покрытый ярким лоскутным одеялом, шторы с цветочным рисунком на окнах. Детский платяной шкаф, одна дверца которого открыта, и в нем – два пуловера на вешалках. На стене – Кэт Стивенс[4], лицо на втором постере не показалось Мейеру знакомым. На кресле – ворох журналов и исписанной бумаги. На деревянных полках, поддерживаемых пластиковыми подпорками, книги для детей и подростков, насколько можно судить по ярким обложкам. Подбор книг, а также фотография Кэта Стивенса позволяли сделать вывод, что комната принадлежит скорее мальчику подросткового возраста. Но этот вывод констебль сделал позже, когда оправился от первого шока и смог осмыслить увиденное. Люси Кейн-Рослин лежала на спине посредине комнаты и походила больше на вздувшийся мешок из коричневатой кожи – и это притом что сухой холодный воздух плохо отапливаемого помещения скорее способствовал сохранности останков. Лицо действительно относительно неплохо сохранилось, только глаза – точнее, то, что от них осталось – не удавалось разглядеть с такого расстояния. Подойти ближе Мейерс решился не сразу. Ему и без того с трудом удавалось сохранять самообладание. Он вполне мог бы посчитать эту смерть естественной, при всей ее кошмарности – с пожилой женщиной случился приступ, после того как гость ушел, и она даже не успела убраться в квартире, – но этой версии противоречила одна странная деталь. Изо рта покойной что-то торчало – как будто что-то большое, но у констебля не возникло никаких идей по поводу того, что это могло быть. Взяв волю в кулак, Мейерс приблизился и склонился над зловонным трупом. Полотенце, похоже. Большой кусок клетчатой ткани, больше всего напоминающий кухонное полотенце. Кто-то затолкал его ей в горло. И заклеил нос несколькими полосками упаковочного скотча. Констебль поднялся и подошел к окну, которое открылось так же легко, как и окно на кухне. И снова высунулся, вдохнул полной грудью свежий воздух. – Боже милосердный, – повторил он, вытирая влажный от пота лоб носовым платком. Похоже, пожилая дама пролежала здесь несколько недель и ее никто не хватился. Прискорбное обстоятельство, но, к сожалению, не такое уж редкое. Сейчас многие люди, тем более пожилые, оказываются никому не нужными в момент смерти, и их отсутствия никто не замечает. И все же в случае Люси Кейн-Рослин это выглядело особенно удивительным, поскольку у той в Лондоне была дочь, которая могла до сих пор не знать, что матери нет в живых. Мейерс отвернулся от окна и оглядел комнату. Здесь было, как и на кухне, чисто и уютно – и в то же время не похоже на то, что в семье водились деньги. Мебель самая простая, занавески и одеяла и вовсе, насколько он мог судить, сшиты вручную. Квартира, где вырос прокурор?.. Сегодня жизнь Тары Кейн наверняка выглядела иначе. Но ведь Люси Кейн-Рослин умерла не от сердечного приступа. Кто-то засунул кухонное полотенце ей в глотку. Возможно, она подавилась им. Убийство? С какой целью, интересно? Констебль с трудом мог предположить наличие в квартире ценностей, ради которых идут на такое. Тогда в чем смысл? Тут он вспомнил свое задание. Дочь. Его прислали навести справки о дочери. Констебль давно понял, что находится один в этой квартире, тем не менее прошелся по всем комнатам. Их оказалось больше, чем можно было предположить снаружи. Гостиная, столовая, спальня и ванная – все сверкало чистотой. В гостиной на столе чайник и чашка с коричневыми разводами внутри, как будто чай испарился, потому что его не успели выпить. В кресле – недовязанная салфетка, в ней еще торчит крючок. В горшках на окнах – засохшие африканские фиалки. Возможно, у Люси Кейн-Рослин и не хватало сил на двор и фасад дома, но внутри все содержалось в идеальном порядке. Как бы там ни было, разыскиваемого прокурора в родительском доме не обнаружилось. Мейерс достал телефон, чтобы вызвать подкрепление. Люси Кейн-Рослин умерла незаметно для всех, зато теперь ее смерть будет расследована самым тщательным образом. И это последнее, что можно сделать для пожилой женщины. 2 Она уснула, что казалось невозможным. Усталость взяла верх над ужасом, тошнотой и полной растерянностью. Она не знала, как долго спала, и пробудилась от толчка машины, за которым последовал звук пробуксовки колес и визг мотора. «Она застряла, – подумала Джиллиан. – Она – лучшая подруга. Самый близкий человек, друг, превратившийся в инопланетного монстра». Джиллиан слышала, как Тара вышла и хлопнула дверцей. Затем рывком открылась дверь багажника, и в салон хлынул морозный воздух. «Ящик», в котором лежала Джиллиан, открылся. Яркий свет с непривычки резал глаза, и Джиллиан сомкнула веки. – Так… Все, – сказала Тара. – Снег слишком глубокий. Выходи! – Сверкнуло лезвие ножа, и ноги Джиллиан освободились от скотча. – Выходи! – повторила Тара. Джиллиан попыталась подняться и застонала от боли. Она слишком долго лежала, скорчившись, на твердом полу багажника, плюс страшная тряска на плохой дороге. Теперь Джиллиан чувствовала каждую косточку и даже не представляла себе, как сможет двигаться. Когда же наконец получилось открыть глаза и, моргая, оглядеться, Тара предстала в виде гигантской тени возле багажника. Над ней нависало низкое свинцовое небо. Позади открывался заснеженный простор. И ничего, хотя бы отдаленно напоминающего человеческое жилье. Мы одни, и никого вокруг на десятки километров… – Давай, – подбадривала Тара. Но Джиллиан все еще не могла двигаться. Тогда Тара наклонилась, схватила ее за обе руки и вытащила из машины, продемонстрировав при этом неженскую силу. Но Джиллиан не могла устоять на ногах и ничком рухнула в снег. Он был мягкий и холодный, ледяные кристаллы больно кололи лицо. Джиллиан застонала, подняла голову и рывком встала на ноги, из последних сил сохраняя равновесие со связанными руками. Тара ее поддержала. – Это пройдет, – утешала она. – Дай мышцам расслабиться. Нам предстоит неблизкий марш-бросок. Джиллиан поборола приступ сильного головокружения и вдруг почувствовала жажду. Она не пила с полудня вчерашнего дня, между тем скотч на губах и жара в машине полностью высушили организм. В отчаянии Джиллиан попыталась донести это до Тары, потому что знала, что не уйдет далеко, пока не напьется. Тара как будто задумалась на мгновение, а потом рывком сорвала с губ Джиллиан скотч. Он был несколько раз обернут вокруг головы и так прилип к волосам, что снять его совсем не получилось. Зато теперь Джиллиан могла говорить. Кусок скотча, закрывавший рот, висел у подбородка. – Вода… – прохрипела Джиллиан. Тара открыла дверцу машины и достала бутылку минералки с заднего сиденья. Руки Джиллиан оставались связаны, поэтому Таре пришлось самой отвинтить крышку и приложить бутылку к губам бывшей подруги. Джиллиан припала к горлышку. – Пожалуйста, – взмолилась она, – пожалуйста, Тара, не заклеивай мне больше рот… – Глупо не иметь возможности дышать, когда вокруг полно воздуха, не так ли? – Это прозвучало почти сочувственно. – Так и быть, пусть скотч так и висит на подбородке. Все равно никто не услышит, как ты кричишь. Тем не менее не советую тебе делать это. Только попробуй выкинуть что-нибудь – заклею намертво, и не только рот, но и нос, понятно? – Да, – прошептала Джиллиан и огляделась. Вокруг, сколько хватало взгляда, расстилалась заснеженная равнина. Но дорога, по которой они шли, была как будто расчищена от сугробов и покрыта ровным слоем утоптанного снега. Домов все еще не было видно. Тара права: можно кричать сколько угодно, никто не услышит. И бежать – далеко ли она уйдет со связанными руками… Тара догонит ее в два прыжка. Так что никаких шансов. – Где мы? – спросила Джиллиан. Тара открыла большую сумку и положила в нее завернутый в термоусадочную пленку хлеб и две пластиковые бутылки с водой. Потом подняла пистолет. – Пик-Дистрикт, – ответила она. – Мы в самом центре Белого Безмолвия, можно сказать и так. Пик-Дистрикт – большой национальный парк на севере Англии. Он охватывает несколько графств, доходя на северо-западе почти до границы Манчестера. Кстати, Тара из Манчестера… – Ты хорошо здесь ориентируешься? – робко поинтересовалась Джиллиан. – Достаточно хорошо. Мы почти у цели. Идеальное место, там нас никто не найдет. – Что за место? – Больше никаких вопросов, – коротко сказала Тара. – Двигайся! – Куда? – Туда, – Тара показала пистолетом через поле. – Там тропа, даже если ты ее сейчас не видишь. За полем открылся лес, который Джиллиан не сразу разглядела из-за снежного тумана. Это ее обнадежило. Если где и было спасение, то только в лесу. В открытом поле негде спрятаться. Но Джиллиан не питала иллюзий. Только при очень большом везении она могла уйти от Тары незамеченной, да и в этом случае непременным условием успеха было найти хоть какое-нибудь человеческое жилье. При таком холоде крайне маловероятно продержаться на открытом воздухе всю ночь. Джиллиан ступала с большим трудом, местами по колени проваливаясь в снег. В очередной раз обнаружилось, как нелегко балансировать по сугробам со связанными руками. Позади тяжело дышала Тара, которая несла сумку с провизией и держала наготове пистолет, не смея отвлечься ни на секунду. Она, конечно, не особенно боялась Джиллиан, но и для Тары ситуация не была лишена риска. Один раз Джиллиан все-таки остановилась. Ей казалось, они идут уже много часов. – Может, сделаем перерыв? – спросила она, повернувшись к Таре. Та покачала головой. – Через полчаса мы должны быть в хижине. Теперь это не так далеко. – Тара, не могла бы ты по крайней мере объяснить, почему… – Нет, – ответила Тара. – Мне нужно следить за дыханием. Тебе тоже. Здесь все еще крутой подъем, и было бы глупо тратить силы на болтовню. Так что заткнись и иди дальше. Джиллиан подчинилась. Она боролась с отчаянием, которое почти овладело ею. От холода заболели легкие. Снег слепил глаза. Казалось, еще шаг – и она ляжет на землю от усталости. Но Джиллиан шла вперед.