Кусакин одобрительно качнул головой, вздохнул, и пожелал молодой паре удачи. На второй день после убийства, часов около одиннадцати, Гордейцев залетел в кабинет Кусакина и гордо положил ему на стол несколько листов бумаги. — Вот, — возбужденно сказал он. — Созналась старая. Все в деталях описала, как колотила, за что, как в дом попала. Крючок на задней двери щепкой подняла. Не поднимая головы, Кусакин начал читать явку с повинной. — А с чего это она разговорилась, — спросил он, не отвлекаясь от чтения. — Два дня как рыба об лед молчала, а тут, на тебе. — Не знаю, — затараторил Гордейцев. — Сначала тоже упиралась все, хмыкала, крестилась, богом клялась, что ни при чем. А я ей говорю, ну все, бабуля, кончилось мое терпение. Бог, говорю, на небе, а я здесь. Встал и наклонился к ней. Ну так, попугать. А она глаза вытаращила, и давай меня крестить. Я засмеялся, а бабуля говорит, все напишу, только больше не приходи. Я бумагу дал, она пишет, на меня смотрит, крестится, и меня крестит. Мне чего-то даже смешно стало. Раскололась старушенция. Кусакин дочитал довольно толково написанную и грамотно оформленную явку с повинной, и поднял глаза. Гордейцев замолчал и уставился на начальника. Кусакин замычал и начал хохотать. Говорить он не мог, только ржал во все легкие. На шум зашел его зам и еще один опер. Взглянув на Гордейцева, они тоже начали хохотать. Да и было с чего. Когда-то розоватое, лицо удачливого опера сейчас было ярко-желтым. Желтыми были торчащие из рукавов свитера руки, и даже белки глаз. Как позже выяснилось, на цвет кожи оказали действие чудодейственные лекарства от шлака. Организм дал какую-то реакцию на снадобья, и Гордейцев пожелтел. После этого он перестал доверять медицинским познаниям своей жены, а чистил кожу водкой, уйдя в трехдневный запой. Как стало известно, пожелтел он резко, во время допроса бабули. За кого она его приняла, неизвестно, но в убийстве созналась. Трифоныча Кусакин, пользуясь своими временными правами начальника криминальной милиции, освободил досрочно, и на прощание предостерег его от излишних увлечений медициной без разрешения врачей. Нервотрепка Начальник уголовного розыска Кусакин курил у входа в райотдел. Компанию ему составлял местный бизнесмен Бобан. Они обсуждали возможность напиться сегодня вечером в сауне у еще одного местного барыги, который задолжал Бобану. Недалеко от них милицейские водители делились воспоминаниями, как накануне они воровали изъятую водку из кабинета следователя. Настроение у всех было хорошее. Откуда-то из кустиков вылезла собачка, и начала нюхаться около водил. Любитель животных - Бобан - присел на корточки и начал поглаживать песика. Вдруг, что-то нащупав, он стал пристально рассматривать находку. — Это чего такое? — забормотал Бобан, вытащив из собачей шерсти какую-то бляху. — Ого, дворняга, а с медалью. Ё-мое, ментовская медаль. Это ваш пес, что-ли? Кусакин наклонился посмотреть. На ладошке Бобана лежал алюминиевый жетон с выбитым номером и надписью "МВД России". Кусакин вздохнул, и, изодрав ключом веревочку, на которой болтался жетон, положил его в карман. В отделе кадров ему сообщили, что этот знак принадлежит офицеру уголовного розыска, лейтенанту Максимову. После обеда этот опер, узнав, что его ищет начальство, зашел к Кусакину. Как полагается, не с пустыми руками, а с бумажкой на подпись. — Ну, надо уже везти, а еще ничего нет, — быстро заговорил он, предполагая, что его сейчас будут воспитывать за задержку в исполнении материалов. — Кого, чего везти? Чего тут говоришь, — не понял Кусакин. — Да труп неопознанный на экспертизу в областной центр, — сообщил опер и протянул бумажку. На половинке стандартного листа было написано: "Судебно-медицинскому эксперту Тутулайнену Прошу вас у неопознанного трупа N564 отрубить руки и голову и отдать в уголовный розыск. Начальник уголовного розыска Кусакин". — Это что такое?! — взбеленился майор. — Это что за заявочка такая в службу расчленения трупов? Тутулайнен, палач, по-твоему? Сидит там с топором, и у покойников головы, руки отрубает! Пиши так-для проведения экспертизы прошу предоставить в наше распоряжение кисти рук и голову неопознанного трупа N564. И жетон свой забери! Опер вышел и тут зазвонил телефон. На проводе был коллега из соседнего района. У них случилось ЧП. Недавно они задержали известного вора по кличке Тушенка. Он специализировался на деревенских магазинах. Разбирал крышу, брал консервы (в основном тушенку, за что так и прозвали), водку, курево, деньги и скрывался. Наследил он немало, в том числе и на кусакинской территории. И вот сейчас любитель консервированной говядины сбежал из ИВС. В соседнем райотделе все было деревянным, и сам отдел милиции, и гараж, и ИВС. Туалет для милиционеров и посетителей был во дворе, типа дощатого сортира, пристроенного к забору. Когда конвоир вел Тушенку с допроса, тот запросился по большому. Вора завели в сортир, где он залез на деревянное очко. Конвоир вышел во двор. Тушенка, стесняясь, закрыл за ним дверь. Потом он нырнул в очко, проплыл под забором, и вынырнул на свободе. И убежал. Коллега просил Кусакина ориентировать своих. Через пару дней затрещали в деревнях магазины. Но Тушенку взяли быстро. Пьяный, он валялся под кустами, недалеко от сельской дороги. Нашедший его председатель райпо, понял, что это за фраер, когда увидел лежащие недалеко от спящего мужика распотрошенные жестяные банки, две пустых бутылки из-под водки, и два блока сигарет. Слегка побитого, Тушенку привезли в отдел. Посмотреть на говенного беглеца пришел начальник милиции, полковник Дудукин. — От нас не убежишь, — усмехнулся он, глядя на тщедушного мужичка с понурым лицом. — У нас настоящее ИВС, а не сарай. Действительно, узилище помещалось на первом этаже милицейского здания, собранного из железобетонных панелей. Выход был только в коридор, да и там решетчатые двери одна за другой. Вход в ИВС был только из дежурной части через массивную железную дверь. Утром выяснилось, что Тушенки в камере нет. Ушлый жулик достал прут из железной кровати, на которой спал, расковырял основание вделанного в пол металлического очка, снял его и спустился в подвал. А в подвале было много незаделанных решетками окошек. Через них он и вылез. А перебраться через забор предзонника совсем не трудно. Разозленные менты устроили множество засад. Начальник ГУВД каждое утро по селектору поминал отделы, где жулики бегают через отхожие места. Он пообещал выделить им мелкую сеточку, которую надо было разместить где положено, чтобы люди не просачивались через нее "глубже, чем надо". Взял Тушенку опер Максимов. В выходные он копал картошку у тещи в деревне, и заметил бредущего из леса мужика. Прохожий попросил у опера картошки, а то есть хочется. Максимов предложил ему помочь. После того, как они скидали все мешки у тещи, плотно поужинали, хряпнули по сто грамм, опер надел на него наручники и привез в райотдел. Полковник Дудукин лично договорился с судьей, рассматривавшим дело, чтобы Тушенке дали как следует. Он получил девять лет. Деревенские магазины стали жить спокойно. Милицейские мелочи Учения. Участники-какие-то спецы. Два мужика, черные, бородатые, на "шестерке" с др. регионом. В багажнике сумка, в ней коробка с надписью "бомба". Проехали мимо трех постов ГАИ, нигде не тормознули. Заехали в городок один, в местную милицию. Один, дымя цигаркой, подошел к застекленному прилавку, где дежурный сидит, и заявил, что паспорт потерял. Тот велел ему завтра приходить, потому что сегодня учения, и ждут диверсантов. Мужик согласился, достал из сумки коробку с "бомбой" и положил ее на прилавок. Вышел, докурил, вернулся. Показал коробку ментам и сказал, что они взорваны. Потом потребовал, чтобы ему показали оружейную комнату. Менты, с испуганными рожами, открыли ему все двери. Он заценил состояние стволов, потребовал, чтобы почистили автоматы и несколько ПМ, которые он осмотрел. Потребовал журнал проверок, изложил свои замечания, подписался, как Абдул-Мамдул-ибн Гасан. Потом он спросил, а почему у него даже документы не проверили. Посмеялся и уехал. Менты получили выговоры и лишились премии. Розыск Проходит операция "Розыск". При этом создаются группы, где старшим опер из уголовного розыска, и прочие менты. Парни проверяют адреса, где могут скрываться беглые каторжане, алиментщики и другие плохие дяди. Один из адресов. Опер звонит в дверь. Тишина. Опер прислушивается и слышит какие-то голоса, тихие, внутри. Но дверь не открывают. Все ясно. Жулик внутри, притаился, гад. Одного мента под окно, чтоб бандюган не смылся, остальные думают около двери. Звонят, стучат, пробуют своими ключами открыть. Минут двадцать прошло. Никак. Один из приданных ментов-инспектор по делам несовершеннолетних, скромно стоявший в стороне, спросил у опера-вам дверь надо открыть, что ли? Надо-ответил опер, и мысленно плюнул. Дурак какой — подумали остальные. Инспектор достал ключи, открыл квартиру. Парни быстро туда ворвались, обыскались. Никого. Радио, оказывается, бормотало, а не жулик, внутри квартиры. Потом опер вдруг повернулся к инспектору и спросил, а откуда у тебя ключи от этой квартиры? — А я здесь живу, переехали в прошлом месяце, — ответил инспектор. — А до нас, да, какой то бандит жил. — А чего ты молчал? — Я думал, так надо-ответил инспектор, майор милиции. Голодный грабитель, не уважающий ментов.