Во второй, дальней от кухни комнаты еще загадка-на откидной полке шкафа стоит полусгоревшая, толстая свеча. Так обычно не ставят, прямо на поверхность. Ни подставки, ни тарелки какой-нибудь под ней нет. Начальник милиции роется в бумагах. На кухне судмедэксперт-35 лет стажа, разговаривает с прокурорскими. Их, да и всех интересует причина и время смерти. — Ножевые ранения, — говорит доктор. — А убили ее сутки, ну двое назад. Разложения практически нет. Но, несмотря на авторитетное заявление, в это почему-то не верится. Квартира какя-то не жилая. Ощущение такое. В мусорном ведре какие-то остатки чего-то. В раковине мокро. А, это из крана подкапывает, а может, кто из следственной бригады чего уже полоскал. Но нет, до эксперта не трогали. Рядом с раковиной перевернутые вверх донышками чайные кружки на пластмассовом подносе. Не отрываются, прилипли намертво. Отовалась одна, оставив на подносе кружочек. Крепко присохла за двое суток. Но, около мокрой раковины, влажность, не должна вроде так. Очередные непонятки. Опера начинают ходить по подъезду, вытягивать информацию из соседей. В бумагах девочки-в этом году школу закончила-листок, на нем имена, клички. Пометки напротив. Это что-то вроде списка любовников, а может нет. Берем с собой. Прихватили еще фото, где девочка рядом с подругой. Проходит день, два. Ничего. В городе разговоры. Убийство жуткое. Молоденькую девочку убивали жестоко. 98 ножевых ранений. Нашли три обломанных клинка. Два были в ранах, один валялся на полу. Некоторые удары кухонного ножа пробили худенькое тело насквозь. Крутая отмороженная сволочь бродит по городу, и ничего, никаких выходов. Потихоньку выясняются личности из списка. Первый-недавно освободившийся наркоман, 18 лет. — Нет, нет, нет. Ее, конечно, знал, но чтобы такое, да никогда. — Ну ладно, иди. И так дальше. Проходит четыре дня. Ничего. Экстрасенсы, какие-то старухи, бормочут о мужике с черными волосами. Опер, ведущий дело, на всякий случай подшивает справки о встрече с ясновидящими в дело. Это для проверяющих. Дескать, делали, что могли. Вечер, зам по опер ИВС заходит в кабинет. — Сейчас следачка рассказала, "поднимала" она жулика своего. Так он ей, пока с делом знакомился про сокамерника сказал. Этот рогомет, который с ним, за грабеж залетел два дня назад, и перед мужиками в камере базарит, что он с корефанами две недели назад тетку какую-то зарезал. А у нас одно убийство женщины, девочки этой, четыре дня назад. Но может, ему фотку ее покажем? — Посмотрим. Вечером пирушка, у следователя прокуратуры, ведущего дело, сын родился. Три часа попойки, потом все кончается, толпа идет за добавкой. Фото девочки с подругой в руке. Пока никого нет, можно спуститься в ИВС. Полчасика есть. Хвастливый рогомет, сидит напротив, опустив башку. — Ты изнасиловал эту девчонку, — палец тычет в подругу. — А потом цепочку с нее снял. — Начальник, первый раз ее вижу. Минут сорок "ты насильник", "не знаю ее, правда, начальник". Потом попойка продолжается. Утро. Рутина, перед обедом в дверях зам по опер ИВС. — Этот рогомет вчера в камере базарил. Кто-то его вчера "поднял" и "колол" на "насилку". Он не при делах, но другая девка на фото-это та, которую они убили. "Цвет!" Но как легализовать? Мужики в камере промолчат, не их это дело. В штабе. Всё, что есть по рогомету. И особенно, с кем, и когда проходил по делам. Чаще всего некто по кличке Писюн. Рискнем. В следственной камере зам по опер ИВС и зам уголовного розыска. Беседуют с рогометом. Осторожно, вкрадчиво. Он больше молчит, но на "базар ведется". Рассказывает, чем увлекается, кого в городе знает. Сигарета, другая. — Слышь, а ведь это ты с Писюном девчонку завалил. Он уже у нас, явку с повинной пишет, срок себе уменьшает. Будешь молчать, "паровозом" станешь. И третьего вашего заложил (это уже от балды). Угрюмый взгляд. Вздох. — А я могу явку написать? — Пиши, родной. Подбил рогомета и Писюна на это дело тот самый наркоман, которого опрашивали первым. Убить решили из-за вещей. Их можно продать и купить героин. Пришли в гости, она их, как старых знакомых пустила, хотела чаем напоить. Рогомет и Писюн схватили ее за руки, наркоман бил ножом. От крови озверел. Ножи ломались, бегал на кухню за другими. Потом убитую на покрывало, и в ванную вывалили. Собрали вещи, девчонку снова в покрывало и на кухню. Открыли все конфорки. В дальней комнате зажгли свечу. Чтобы газ потом взорвался. Следы заметали. Афера с газом не проканала. У девчонки был парень. Заподозрил, давно не показывается, телефон молчит. С крыши залез в квартиру — пятый этаж. Увидел такое. Конфорки закрыл и обратно. Судмедэксперт не верил, что ошибся в сроках. Потом пришел к выводу, кровь из убитой стекла из многочисленных порезов почти вся в ванную. А разложение начинается с крови. А ее нет. Вот тело и сохранилось. Думать надо — Ты что болтаешь! Какой развод? У нас же дети! — Детей поделим поровну. Я себе дочку, ты сына, он весь в тебя, такой же тупой. — Ерунду какую-то говоришь. Как детей-то делить. Что они, в гости будут друг к другу ходить? И вообще, чего ты надумала расходиться? Что не так-то? Глядит в зеркало, изгибается, проводит руками по бокам и бедрам. — Ты тупой. Тебе ничего, кроме работы и машины не надо в этой жизни. — Тебе-то чего не хватает? Ведь тебе не двадцать, и не тридцать даже, а тридцать семь. С ума сошла? Дома все есть, денег хватает. Чего надо тебе? Не отходит от зеркало, улыбка от воспоминаний. — Я женщина. Понимаешь ты это, или нет!? Мне надо любви, ласки, а ты припрешься из гаража, или с работы, на диван-бух, и телевизор свой глядишь. Хоть бы приласкал, спросил, как дела. — Да ты у телика больше моего сидишь, со своими сериалами. Секса тебе не хватает, что ли? Так не молоденькие уже, каждый день перепихиваться. Мужика себе, что ли подыскала? — Да уж, не на улицу иду. Он такой. В общем, лучше тебя. Ласковый, внимательный. — Я знаю его? — Не знаю. Может, знаешь, можешь, нет. Да неважно это. Начинает упаковывать вещи по сумкам. Одежда, белье. Уходит на кухню, гремит посудой. — У него, что, и кастрюль нет? У ухажера этого? — Все будет. Главное, что он лучше тебя. — Ну подожди ты, не горячись, успокойся. Ведь была любовь там, трали-вали всякие. — А была ли она, любовь-то? — Ах ты! — Успокойся ты. — Сейчас успокоюсь. Из холодилька-бутылка водки. Пол-стакана-хлоп! Посопел. Заел конфеткой из вазы на кухонном столе. Еще пол-стакана-хлоп! — Вот сейчас тебе никто мешать не будет. Бухай тут с мужиками своими, баб таскай, никто слова не скажет. И сына своего приучай. Вместе бухайте. Такой же идиот, как папаша. О, неужели, у меня этот кошмар закончился! Еще пол-стакана-хлоп! Сигарета. Воды из чайника, прямо из носика. Снова пол-стакана. — Значит, говоришь, ласки тебе не хватает. Секса мало, бля. Сейчас организуем, бля. Напоследок, бля. — Ты чего?! Не надо, не надо! Справа, с размаху, по лицу-шлеп! Волосы в горсть, за собой с кухни, в комнату. — А-А-А! Я тебя посажу, сволочь! Не бей меня, не надо.