Выйдя на улицу, он закурил, держась подальше от окон. Парни смотрели на него, ожидая команды. — Вот что, — Кусакин бросил окурок. — Где у нас там "Черемуха"? К нему подбежал сержант с помповым ружьем, предназначенным для стрельбы газовыми патронами. — Давай, штук пять в окна, — дал команду майор. — А нам можно? — оживились автоматчики. — По одной короткой, чтоб стекла разбить. Ну, давай. Загрохотала канонада, правда недолгая. Три рамы вылетело к черту. Изба наполнилась белым газом. Парни, напялив противогазы, бросились на штурм. Но Вратова в доме не было. Чудеса. На глазах кучи милиционеров он забежал в дом, но там его не оказалось. Дом прошарили весь, но факт исчезновения был налицо. Зондеркоманда собралась на улице. Парни озирались по сторонам. Все понимали, что Вратов где-то здесь, но где? Мрачный Кусакин, разочарованный неудачным началом, и предвидевший тягомотные поиски в лесу, принял решение. Двух автоматчиков он оставил до утра на в разгромленном доме, на всякий случай, а остальные погрузились на подошедший катер рыбоохраны и направились в Зеленый Яр. Поселились члены экспедиции в рыбацком домике. Метод поиска был избран простой, но как потом оказалось, эффективный. Было решено отрезать Вратова от продуктов питания. Май месяц, в лесу еще ничего съедобного не выросло. На трассу он не сунется, думает, там перекрыто. На катер его не посадят, а скорее утопят. Жрать ему нечего. Стрелять побоится, чтобы не обнаружить себя. Чтобы аборигены Зеленого Яра прониклись важностью происходящего, и помогли стражам правопорядка, провели ряд акций. Обычно было так. Глубокой ночью, группы по три-четыре человека врывались в тот или иной дом, мотивируя свой визит, что видели кого-то недалеко. После досмотра и угроз посадить на дни нары с Вратовым, если будут ему помогать, менты уходили. Вскоре все население Зеленого Яра ненавидело Борю Вратова. Агенты, завербованные за жвачку и сигареты из местных пацанов, рыскали по селу и лесам. Тому, кто сдаст Борю, обещан был блок сигарет. Но пока удачи не было. Вскоре Кусакин обнаружил, что у него есть лишние коллеги. Участковый с помощником собирали ясак с деревенских-рыбу, сушеную и соленую. Сержанты, бравые вояки, были не способны грамотно вести себя с населением. Всех их пришлось отправить на Большую землю. Остались шесть оперов, Кусакин, шесть пистолетов и два автомата. Каски и бронежилеты тоже отправили. Ко всему прочему прошел еще и ураган. Подача электричества в село прекратилось, так как столбы попадали, провода порвались. Связь с райотделом была только по рации, стоявшей в сельсовете. Каждое утро Кусакин, в ободранной при лазании по лесу куртке и джинсах, брал с собой здоровенную палку, чтобы отбиваться от бесчисленных собак, и шагал на сеанс радиосвязи. По пути он заходил к главе села, женщине средних лет, и вместе с ней разыскивал единственный в Зеленом Яре трактор. Вечно поддатый тракторист Яков заводил агрегат и подгонял его к сельсовету. Там он глушил движок и засыпал в кабине. Кусакин отсоединял аккумулятор, при помощи сельского главы заносил его в кабинет. Там тракторную батарейку соединяли с рацией, и выходили на связь с соседним селом, до которого было километров тридцать. Тамошняя глава принимала радиограмму и потом по телефону сообщала ее в райотдел, полковнику Дудукину. Разумеется, во время радиосеанса ему передавали распоряжения и соображения начальства. Прошло несколько дней, но Вратова задержать не удалось. Он бродил голодный, так как запуганные милицией сельчане гоняли его от домов, страдал подхваченной болезнью, но не сдавался. Опера продолжали по ночам кошмарить Зеленый Яр. Безрезультатно. Надоело это всем до чертиков. Кусакин принял решение о завершении похода и возвращении экспедиции домой. Но. Поступила информация, что надвигается семик-день поминовения усопших. Люди пойдут на кладбище. А могильник-то рядом с той самой заброшенной деревней. Пришли сведения и о сестре Бориса. Она тоже собиралась на семик, но почему-то решила идти с вечера. Заночевать там, в какой-нибудь пустующей избе, а потом уже на кладбище топать. Стало ясно, что сестренка хочет подкормить братика. Опера решили, пускай идет. И без всякой слежки. Думал Кусакин так. Вратов, проверившись, нет ли хвоста, приползет к сестренке. Нажрется там от пуза, и уйдет ночевать в какой-нибудь дом около леса. Наевшийся, он будет крепко спать. Так все и вышло. Опера подошли к заброшенной деревне около четырех утра. Тихонько заглянули в ближайший к лесу дом через окна без рам, и сразу увидели сопевшего во сне Вратова с обнимку с ружьем. Кусакин, нетерпеливо ожидавший на крылечке своих парней, увидев бандюгана с наручниками на запястьях, расцвел в улыбке. Вратов хромал и смотрел на свет через заплывшие от синяков глаза. Видимо, сопротивлялся. Пока ждали моторную лодку, поговорили с ним. Он рассказал, что из дома, когда его окружили, он ушел через голбец-подвал. Там было окошечко, оттуда в кусты, и прополз рядом с ментами. Потом он, обозленный, залез осторожно в соседний дом и решил завалить пару ментов и сдаться. — Взял на прицел мужика в кожаной куртке, наверно, начальник какой, — бубнил Борис, не поднимая головы. — Щас, думаю, всажу ему дуплетом. А вы как начали бабахать, стекла вдребезги. Не, думаю, не буду стрелять. Эти живыми брать не будут. Притаился. Кусакин, сидя напротив, почувствовал на себе взгляды оперов. Да, майор, промедлил бы ты минутку с командой на штурм, лежал бы уже в земле. Вратову за изнасилование дали три года. Выйдя на свободу, он не вернулся в свое село, а устроился на работу в райцентре, подсобным рабочим на лесопилку. Сутки уголовного розыска Зам по оперработе ИВС (изолятора временного содержания) утром тихонько сообщил начальнику уголовного розыска Кусакину, что в пятой и четвертой камерах все жулики пьяные. Майор спустился в "трюм", и убедился, что это правда. Все обитатели указанных узилищ были со страшного бодуна, и ужасно воняли перегаром. Если их вызовут на допрос, может быть скандал. Решив вопрос с тюремным фельдшером, что в двух камерах эпидемия поноса, и поэтому будет что-то вроде карантина, злой Кусакин поднялся к себе, дав задание "зарядить" камеры, чтобы выявить алкотраффик. Вскоре к нему в кабинет зашел опер с отказным материалом. Оперативник был опытный, материал пустячный, но имелась маленькая зацепка. Лейтенант приехал в райцентр из маленького городка в Киргизии, где, по его словам, они вместо уроков, целыми днями рвали коноплю в Чуйской долине и сжигали ее. Видимо, чаще всего они пропускали уроки русского языка. На оперской зоне была улица Ветеринарная, и парень, недолго думая, в своих материалах писал ее как "Витиринарная". Интеллигентному Кусакину это резало оба глаза. Дважды он делал замечание оперу, как следует правильно изображать на бумаге это слово. Потом он не выдержал, и набил название улицы на компьютере, распечатал и положил оперу на стол, под стекло. Выглядело это так: "Сергей Владимирович, очень прошу, вот так надо — вЕтЕрИнарная. С уважением, Кусакин". В новом отказном майор сразу наткнулся на проклятое слово. Он медленно поднял голову, вздохнул, и злобно спросил: "Издеваешься, да?" Опер засуетился, схватил материал со стола, начал причитать, и валить вину на соседа по кабинету. — Все, хватит с меня, — плюнув в урну, прорычал Кусакин. — Один слово не может выучить, другой в камере нажрался. Зови всех оперов сюда. Через несколько минут все наличные опера столпились в кабинете начальника. Кусакин приказал им сесть и выдал каждому по листку бумаги и ручке. — Диктант! — объявил он и подумав, добавил. — Чтоб водку меньше жрали! — Условия такие, — сообщил Кусакин. — Диктую одно предложение. У кого больше трех ошибок, два дополнительных дежурства в опергруппе на месяц. Запятые, точки, тире не считаются. Начали. Начальник УР зачитал своим подчиненным такие слова: "По улице Ветеринарной шла корова и жевала целлофановый пакет. Собака, отпущенная ветеринаром домой, сдохла". Когда он произнес слово "Ветеринарная", опера посмотрели на лейтенанта Серегу. Тот испуганно глянул на Кусакина и забормотал: "Забыл, забыл". Опера стали заглядывать друг другу в листочки. Но начальник пресек списывание и подглядывание, и забрал сочинения себе. Проверка длилась минут двадцать, потом опера не выдержали, и забились в кабинет Кусакина. Тот пребывал в отличном настроении. — Ну, коллеги, не ожидал такого от вас, не ожидал, — улыбаясь доброй улыбкой, сказал он. — Хорошая новость. Никто из вас не будет дежурить сверхурочно. Опера приосанились и тоже заулыбались. — Дело в том, — продолжил Кусакин. — Что ни у одного из вас нету меньше трех ошибок. Идите и работайте, витиринары, ёшкин-мошкин! Сергей Владимирович, а вас я попрошу лично изловить того, кто напоил жуликов сегодня. Иначе… Понурые опера, тыкая кулаками выходца из Киргизии, покинули место действия. Кусакин, качая головой, перечитал их диктанты. Все парни сломались на ветеринарии, целлофановом пакете и мертвой собаке… "Ветиринарная, витеринарная, ветеренарная". Пес у всех "здох". Над целлофаном опера поиздевались от души. Начали с уже классического "салофана", и дальше шли варианты. Только один написал правильно, но потом, видимо, решил подстраховаться, и зачеркнул одну букву "л". На следующее утро четвертая и пятая камера вновь оказались пьяными. Но верные люди, ночевавшие там, сообщили, дыша перегаром в лицо зам по опер ИВС, что ночью к окошкам подкрался некий Вжик, и найдя место, где был предусмотрительно отломан кусок стекла, просунул туда шланг и перелил по нему где-то по литру спирта в каждую камеру. Вжик был мелким крысенышем, мечтавшим о воровской карьере. Поэтому опера, обозленными проваленным накануне диктантом, вытащили его из дома, и положили первый камень в его карьеру. После трехчасовой беседы Вжик взял на себя три квартирных кражи и воровство бензина из милицейского уазика. Больше всех при допросе свирепствовал Сергей Владимирович. — Значит, вещи в целлофановый пакет сложил, — шипел он, глядя в тупые глаза Вжика. — А потом на улице Ветеринарной продал?! Вжик согласился со всем. Явку с повинной, которую он написал, опера заставили его переписать несколько раз, добиваясь безукоризненной грамотности. Психологи