— Да, именно так. Ты знаешь, что такое катапульта? — Догадываюсь, — сказал я и он подтвердил, что я догадывался верно, когда словесно обрисовал и саму катапульту, и принцип её действия. Затем Фелимид рассказал про печальные последствия битвы и про сгоравшие прямо на воде корабли. С тех пор Декедда укрепила свою независимость и стала ещё могущественней. Король, было, придушил свою гордость и пожелал начать переговоры. Но город-отступник отказался от любого сотрудничества. Отказался даже от взаимовыгодной торговли. В Декедду проникли новые религиозные веяния и оттуда ответили смехом на требовательный призыв духовников возвести храм во имя всеобщего смирения. Своевольные смуглокожие люди не приняли смирение за догму, и сейчас Астризия находилась в состоянии войны с городом-государством. В состоянии религиозной войны. Духовенство всячески пытается воздействовать на короля и заставить выдвинуть войска для усмирения неверных. Объявить священный поход и призвать к оружию паломников. Но король понимает, что пересечь горы невозможно. Даже малый гарнизон сможет остановить огромную армию, если будет обрушен завал. Чтобы его расчистить, понадобятся многие зимы. Но столько времени держать армию в предгорьях — безумие. От холода и болезней умрут тысячи или десятки тысяч. А король, насколько знал Фелимид, всегда был рассудителен. Я попросил его рассказать про короля и он улыбнулся; мне стало понятно, что монарха он если и не любил, то, по крайней мере, уважал. Король Астризии Анфудан Третий — говорил Фелимид — хоть уже находился в почтенном возрасте, умом обладал изрядным. Мало кто мог обвинить его в неразумных действиях или плохом управлении. Он делал всё, что в его силах. Но, как поговаривали те, кто оставался в столице и снабжал Фелимида вестями, стал рассеянным в последнее время. Божье наказание бесплодием переживал тяжко. И хотя он успел воспитать четверых сыновей, старший из которых — Тревин — управлял Равенфиром, хотел иметь ещё детей. Королева Исида была ещё достаточно молода и тоже тяжко переносила всеобщий недуг. За много зим без возможности зачать ребёнка, она, как Фелимид сам слышал, перепробовала множество эликсиров. Покупала их и у известных лекарей, и у шарлатанов. Истощила тело, а потом долго хворала. Теперь и король, и королева, как утверждали друзья Фелимида при дворе, потеряли волю к жизни. Смиренно ждали конца — своего или всего мира — и окончательно поддались влиянию духовников. Я сделал в голове важную зарубку и спросил у него про старшего сына короля. — Принц Тревин унаследовал лучшие черты отца, — уверенно произнёс Фелимид. — Я, правда, нечасто с ним встречался в последнее время, хоть и вхож ко двору. Как и все дети короля, он умён и рассудителен. Не импульсивен. Ничего не делает, не продумав полностью. Коммандеры армии говорят, что он талантливый полководец. Когда семь зим назад Кондук высадил большой отряд и полностью сжёг нашу северную твердыню — город Халтберн — именно Тревин повёл войска в бой. Захватчиков сбросили в холодные океанские воды и лишь половине из них удалось спастись. Но город до сих пор не восстановлен… Да к тому же Тревин — везунчик! Его называют любимцем Фласэза. Жена успела принести ему двойню незадолго до появления в небе карающего огня. Он счастливый отец… В отличие от меня. Фелимид тяжко вздохнул, а глаза сделались печальными. Видимо, он понимал, что познать счастье отцовства ему уже вряд ли суждено. — Не успел? — я всё же не удержался и задал бестактный вопрос. — Я был слишком молод тогда. Слишком глуп. Прислушивался к тем, кого не надо было слушать. А когда случилось то, что случилось, было уже поздно… Так что мне, наверное, не видать… Если, конечно, ты не поможешь, аниран. Он посмотрел на меня с такой надеждой, что я неловко закашлялся. Затем сделал глубокий вдох и сказал: — Скажу тебе честно, Фелимид. Я не собираюсь впустую тратить ни своё время, ни время вашего мира. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы во всём разобраться. У меня уже есть догадки и понимание того, что надо делать. Но сначала мне нужно кое в чём разобраться. Скажи мне, почему духовники посчитали, что государству нужно смирение как фундамент для построения религии? Почему они так уверены, что непротивление воле божьей чем-то облегчит страдания народа? — Я не понимаю тебя, аниран, — он вновь повторил то, что уже говорил. — Я не служил при храме, но тоже истово верую. Я верую в божественную кару за грехи наши. Если мы не грешники, то чем заслужили такое наказание? За что триединый Бог с нами так поступил? Мы были недостаточно покорны, недостаточно смиренны, недостаточно кротки. Я верю, что мы получили по заслугам. И теперь ты должен стать воином Фласэза, помочь нам и возглавить войска смиренных, когда он придёт… — Что? — в этот раз уже я выпучил глаза. Ранее ничего подобного я не слышал. Даже в рассуждениях старейшины Элестина. — Объясни, о чём ты? — Когда я был молод и крутился при дворе в Обертоне, — тщательно подбирая слова, начал говорить Фелимид. — Мне удалось краем глаза посмотреть на копию «Книги Памяти Смертных». Ту, что в храме, охраняли усердно и никого не подпускали, кроме святых отцов. Но на копию в книгохранилище Обертона я успел посмотреть одним глазком. Я прочёл лишь окончание. Там написано, что когда останется последний пришедший с небес, Фласэз придёт. Он увидит своего наместника и спросит с него. Спросит: достойна ли его паства жизни или всё так же преисполнена гордыни и спеси? Смирилась ли с судьбой и расплатилась ли за грехи? И если аниран так и не станет милихом, не станет нашим спасителем, Фласэз огнём уничтожит мир. А если станет — милостиво позволит анирану самому решать нашу судьбу. — Звучит просто жутко, — прокряхтел я, и ещё сильнее захотел прочесть эту чёртову книгу. — А что там написано про аниранов? — Что-то написано, наверное, — пожал плечами Фелимид. — Я только слышал, что они будут не похожи на нас, хоть и выглядят так же… И только глядя на тебя, я понял, что имелось в виду… А теперь скажи мне, зачем ты убил эстарха? Ладно, убить дезертира ставшего разбойником — почётно. Но напасть на духовника — это такой же грех, как напасть на анирана. Они несут ЕГО слово и кроме них нет у нас защитников. Я налил себе грамм пятьдесят секхи, выпил залпом и затарабанил пальцами по столу. Этот королевский дознаватель не похож на глупца. Не похож на фанатика. Он похож на оболваненного вредной религией человека, конечно. Но далеко не глуп. И занимает высокое положение, очевидно. Знает короля, королеву, принца. Владеет имением и имеет сто душ в услужении. Можно ли ему доверять? Можно ли с ним поделиться мыслями? Можно ли ему намекнуть, что их религия никуда не годится? Она приведёт к тотальной деградации населения и никакая вера в каких-то там Фласэзов не поможет. Они должны помочь себе сами. И, для начала, должны перестать быть такими апатичными. Должны видеть свет в конце тоннеля, а не просто ждать конца. Они должны захотеть измениться. И в этом, несомненно, я видел для себя первостепенную задачу. Я говорил с Фелимидом долго и осторожно. Аккуратно подбирал слова и объяснял поступки. Рассказал, что делал тот мерзавец с кадилом в руках и ради чего привёл работорговцев в деревню. И сказал, что впредь буду так поступать с каждым. Если вновь кто-то посмеет красть детей и я это узнаю, всей своей аниранской ненавистью я на него навалюсь. Не пощажу и не дам занять место в рядах армии Фласэза. Уничтожу не сомневаясь. Фелимид слушал меня с поникшим лицом. Поступок святого отца Эолата вызвал у него негодование и он сам был готов заточить такого подлеца в темницу. Но мои идеи ему не понравились. Я сказал ему со всей откровенностью, что хочу выжечь под корень религию, плодящую пассивных амёб. И он испугался. Да, зря, наверное, я говорил с ним так категорично. Но я хотел, чтобы он хотя бы постарался понять опасность пропаганды идей смирения. Так у самых обычных людей не только воля к сопротивлению пропадёт, но и воля к жизни. Я пытался донести свои мысли до Фелимида, но он только мотал головой, как робот, и не соглашался. Он утверждал, что они получили по заслугам и лишь благодаря духовным пастырям могут получить шанс замолить грехи. Казалось, он не понимал, что это всего лишь надувательство. — Ладно, Фелимид, оставим пока это, — примирительно сказал я, почувствовав, что упёрся в стену. — Мне ещё предстоит во многом разобраться, и если я пойму, что был неправ, признаю это. Но я хотел бы, чтобы ты тоже задумался. Вы вымираете. Даже несмотря на ту помощь, которую, как ты говоришь, заблудшим душам оказывают святые отцы. Но, тем не менее, один из таких привёл бандитов в деревню и держал жителей в повиновении, пока те кидали детей в клетку. Можно ли считать это помощью? И единичный ли это случай? Один ли такой святой отец существует? Возможно, их множество… Но сейчас я бы попросил тебя рассказать про анирана, о котором ты слышал. Ты говорил, он появился на острове Темиспар? — Это всего лишь слухи, — ответил как-то в раз собравшийся Фелимид. Будто он действительно был мною недоволен. — Молва утверждает, что на острове на самом деле живёт аниран. Светловолосый гигант. Могучий и бесстрашный. В бою нет ему равных. И его невозможно победить. — И это всё? — Всё, что я знаю. — А почему же он — такой могучий и бесстрашный — не пытается спасти ваш мир? Чем занимается? Что делает? — У меня нет ответов на эти вопросы. — И больше про аниранов ты ничего не слышал? — Нет, не слышал. Не слышал и не видел. Ты первый, кого я увидел своими глазами. — Двенадцать зим прошло с тех пор, как в небе засияла звезда. Двенадцать аниранов уже здесь, а ты никого не встречал и лишь слышал об одном? — искренне удивился я. — Вы в каменном веке живёте, что ли? Как у вас новости распространяются? Пишите ли друг другу письма? Как обмениваетесь информацией? — Новости и указы передаются гонцами. Если что-то срочное — управитель города просит заводчика отправить с посланием сирея… — Кого? — Сирея. Птица такая — сирей. Мощные крылья позволяют ему справляться с сильными ветрами. Так же его легко приручить. А поскольку он хищник, в долгой дороге может позаботиться о себе сам. Ленив, правда. Легко пойдёт на контакт, если регулярно предлагать мясо. И речь нашу понимает. — Прямо как матаны, — блеснул я осведомлённостью. А потом загрустил, вспомнив своего малыша. — Только матаны не приручаются, — назидательно воздел палец Фелимид, и я улыбнулся, ведь знал, что всё как раз наоборот. — В общем, новости до вас доходят, — резюмировал я. — Не в вакууме живёте… — Где-где живём? — Неважно… Ладно, Фелимид, вечер уже поздний. Скажи мне, будь любезен, сможешь ли ты представить меня принцу? Сможешь ли провести во дворец? Да так, чтобы духовники не прознали. Похоже, мне пора начинать взбираться по карьерной лестнице. И начну я со знакомства с ним. — Некоторые твои речи, аниран, я не понимаю, — раздражённо произнёс он. — Сам принц должен представить тебя народу! Я сообщу ему завтра и, уверен, он потребует аудиенции. Но с ним всегда советники: святые отцы, коммандеры, магистры. Они тоже захотят тебя увидеть. — Магистры??? — совершенно обалдел я. Магии ведь не существует. Ведь так? — Да, магистры, — спокойно ответил Фелимид. — Учёные мужи. Советники принца. Недавно у нас побывал магистр Анумор и привёз Всевидящее Око, которое установили на вершине Башни Бдения. С его помощью можно изучать окрестности и не бояться внезапного нападения. — Но колдунов-то у вас нет? — для большей уверенности задал вопрос я. — Почему нет? Есть. Не только же им быть во Флазирии. И у нас есть те, кто варит эликсиры и настойки. Без них лекари бы не справились. Я опять встряхнул головой: — Какой Флазирии? Страна такая? — О ней я знаю ещё меньше, чем о Эзарии, — развёл руками Фелимид. — Это страна жаркого солнца, что расположена за Южным Океаном. Декедда торгует с Флазирией, но наши корабли они неохотно допускают в свои порты. Так же как и мы, они чтят триединого Бога. Но относятся к нему по-иному. Они не верят в искупление грехов через смирение. Они считают, что их невозможно искупить. Что мы обречены. Что жизнь подходит к концу и каждый волен поступать, как считает нужным. Они считают себя свободными от всего. Потакают низменным желаниям: секха, греховные извращения, дым забытья. Только это их интересует… Но колдуны у них действительно есть. Их немного, но они есть. Говорят, несмотря на то, что они безумны, могут напрямую обращаться к триединому Богу. Спрашивать советов или воздавать хвалу. — Занятно, — присвистнул я. — Дай угадаю: те колдуны спрашивают советов находясь под воздействием дыма забытья? — Про сие мне неведомо, аниран. Я никогда не видел смуглокожего колдуна. Боюсь, этого зрелища я бы не выдержал. Глава 7 Первый день на новом месте За беседой мы не услышали неторопливых шагов. Я обернулся, ожидая увидеть мужичка, который обслуживал нас ранее и зажёг приятно пахнущие свечи. Но это оказалась невзрачная черноволосая женщина. Она была молода, довольно-таки высока — с меня ростом, — но бледность кожи, тёмные круги под глазами и отсутствие хоть какого-либо макияжа делало её тонкогубое лицо непривлекательным. Поэтому, наверное, я посчитал, что она выглядит куда старше своего реального возраста. Женщина растерянно уставилась на меня, а затем слегка поклонилась Фелимиду. — Муж мой, я не видела тебя с утра. Добр ли был твой день? — Всё хорошо, Мириам, — я расслышал в голосе нотку раздражения. Похоже, Фелимид был недоволен, что нам помешали. — Позволь представлю тебе моего друга. Это… Это… — Иван, — подсказал я. — Приятно знать тебя, примо Иван, — она поклонилась мне, и я всё же не стал говорить, что совсем не «примо». — Я готова отойти ко сну. Ждать ли тебя, муж мой? — Нет, не жди, — небрежно отмахнулся он. Женщина опять поклонилась, ничего не сказала в ответ и удалилась. Я поморщился, глядя на Фелимида. Хоть я, что называется, сам не без греха, но так пренебрежительно разговаривать с собственной женой, никогда бы не стал. Особенно при посторонних. К своей я относился с ненавистью и считал, что мне есть за что её ненавидеть. Она убила в моём сыне все хорошие чувства, которые он ко мне когда-либо испытывал. Но, в отличие от этой женщины, она была виновата. Эта же, не имея возможности выполнить своё природное предназначение, на мой взгляд, не заслуживала такого отношения. Беда приключилась не с ней одной, а со всеми сразу. И вряд ли Фелимид имел право оскорблять её своим отношением. Мне показалось, что он смотрит на неё брезгливо именно потому, что она не может подарить ему дитя. Возможно, я ошибался, конечно, ведь чужая семья — потёмки, но промолчать не смог. — На ней нет никакой вины, Фелимид, — произнёс я. — Весь ваш мир поражён болезнью, а не только она. Она ни в чём не провинилась перед тобой. — Провинилась, — после продолжительного молчания ответил он. Затем посмотрел на меня, словно собирался исповедоваться. — Она была очень-очень молода, когда нас обручили. И не желала зачинать, пока не будет готова. Тогда я ещё любил её, и прислушался к просьбам. Поверил, когда она говорила, что всегда успеем. Сам приносил дорогие настойки и предавался вместе с ней плотским утехам. Но, как оказалось, триединый Бог посмеялся над нами. Он зажёг в небе яркую звезду и покарал всех, кто считал, что времени у них предостаточно. Да, у нас было его предостаточно. Но мы потратили его зря. И в этом повинна она. Я опять неловко поморщился и пять раз назвал себя дураком. Потом десять раз выругался и двадцать раз сказал: «Никогда не суй нос в чужие дела!». — Ладно, всё равно ничего уже не изменить, — Фелимид налил себе вина и полностью осушил кружку. — Аниран Иван, погости у меня. Я завтра попробую встретиться с принцем и договорюсь о встрече. — Только не рассказывай сразу всем, кто я такой, — попросил я. — Я хочу поговорить только с ним. Посмотреть на него. Понять, что он из себя представляет. Никаких колдунов, жрецов и магистров не надо. Для них ещё будет время… — А может и не будет? — горько усмехнулся он. — Время — это единственное, что у вас ещё есть. Прошлое уже не имеет значения. Настоящее разрушается. Будущего нет… Но я не хочу спешить. Я уверен, что не каждый возрадуется, увидев анирана. Так что, если искренне желаешь помочь, сделай так, как я прошу. Я не намерен бросаться грудью на амбразуру. Я всё буду делать постепенно. — Чудны аниранские речи, — усмехнулся Фелимид. — Но я обещаю, что помогу. Потому, что верю тебе… Ты спрашивал лишь о нашей жизни. Интересовался, тяжела ли она. Легка ли… Ты стал на защиту простолюдинов, спас их детей, покарал дезертиров. Тебя не интересует золото, ты равнодушен к вину, за время нашего разговора ни разу не спросил про распутных женщин. Если бы они узнали, что ты — аниран, самые прекрасные, самые дорогие красавицы Равенфира пали бы к твоим ногам. Они бы добровольно выполняли любые твои прихоти. Им не нужна была бы оплата… Но мирские удовольствия, я вижу, тебя не интересуют. Тебе небезразлична судьба нашего мира. Возможно, ты действительно сможешь стать милихом. Не просто посланником небес, а нашим спасителем… Рэнэ! Рэнэ, ко мне быстро! Моего друга разместишь в гостевых апартаментах наверху, — сказал он, когда стремглав примчался мужичок. — Обращаться с ним как с самим принцем Тревином, когда тот гостил у нас. Ясно?