Вдохновленная поданной идеей, Маша села рисовать новый эскиз, а я уже переключилась на работу Любы. С ее манекена на меня смотрело мамино (а то и бабушкино!) черное платье неудачной длины и с крайне тяжелой драпировкой. — Почему у тебя все черное? — усмехнулась я, окинув взглядом девочку в черном сарафане и черной водолазке. — Это цвет моей души, — угрюмо ответила она. — Это подростковая драматичность, — поправила я и, покачав головой, уставилась на манекен, — Есть идеи? — Может быть, сделать струящуюся юбку и короткую кофту с открытыми плечами и длинными рукавами? — неуверенно предположила девочка. Я одобрительно кивнула и добавила: — Юбку сделаем на запахе, а рукава у топа будут клеш и оставим по низу аккуратную рокерскую дрань. Девочка никак не изменилась в лице, но в ее глазах мелькнул знакомый огонек азарта. — Окей, — ответила она, продолжая смотреть на платье. — В тебе есть что-то от молодой Вивьен Вествуд, — зачем-то произнесла я, с любопытством глядя на короткие взъерошенные волосы Любы. — Это комплимент? — уточнила она, вероятно, даже не подозревая, кто такая Вивьен Вествуд. Я кивнула и поспешила покинуть рабочее место Любы, настроение которой сегодня напоминало грозовые тучи. Одарив девочек вдохновением, я перешла к своей собственной коллекции, которая была тщательно отрисована на множестве плотных листов. Перебрав эскизы в сотый раз подряд, я уронила голову на стопку советских книг по швейному мастерству, и тихо вздохнула. — Вы так здорово даете советы нам, — начала Маша, — Неужели у вас не получается так же со своими работами? Я показывала свои эскизы ученицам, чтобы похвастать и получить восхищенные отклики, но результат ввел меня в еще большую депрессию. Девочкам было скучно. Неинтересно. Моя коллекция не откликалась их сердцам. Но с моей стороны было глупо ожидать от них отклика, ведь одежда, которую я создаю, действительно больше подходит взрослым деловым женщинам. Тем, кто уже оставил позади детскую непосредственность и эмоциональность. — Не получается, — пробормотала я, не поднимая головы с книг. — Вам нужно вдохновиться, — задумчиво произнесла Леночка, — Чем-то красивым. — Никником, например, — прикусив губу, Маша кокетливо похлопала ресницами. — Что за Никник? — я подняла голову и вопросительно глянула на рыженькую ученицу. — Николай Николаевич. Физрук, — усмехнувшись, пояснила Люба. — Машка сохнет по нему, — Лена согласно кивнула. — А вот и нет! — возразила Маша, но тут же снова расплылась во влюбленной улыбке, — Ну может, только немного. — Мария, он для тебя слишком стар, — я строго пригрозила девочке пальцем, и все ученицы хором рассмеялись. Даже кислая Люба. — Да я же только посмотреть, — отмахнулась Маша, — Все равно он в вас влюблен. «А я влюблена в другого» — хотела ответить я, да только так и замерла с раскрытым ртом. А влюблена ли я в Антона на самом деле? Будит ли он во мне хоть какие-то романтические чувства? Или я закрыла себя в жестких оковах дисциплины и расчета настолько, что уже не могу по-настоящему влюбиться в мужчину, за которого выхожу замуж? Впрочем, у Антона и без того столько положительных качеств, что любовь нам только помешает. «Дай мне время. Ты поймешь, что настоящее, а что — нет» — сказал мне Николай, когда я сидела на его маленькой кухне и пила ароматный травяной чай. И почему его голос так часто всплывает в моей голове? И почему я постоянно жду, что он станет делать, чтобы убедить меня в своей правоте? — Это не взаимно, — коротко ответила я Маше. — Бедный Никник, — Лена покачала головой. — С разбитым сердцем он кажется еще более красивым, — протянула Маша, не переставая улыбаться. — А знаете, вы правы! — заявила я, резко поднимаясь из-за стола, — Нам нужно найти вдохновение. Пойдемте погуляем по школе и поищем что-нибудь красивое. Воодушевленные, мы бродили по школе, отмечая необычные сочетания цветов на плакатах или за окном, мягкость серых облаков и остроту линий строительных инструментов. Правда, маляры, красящие левое крыло, попросили нас не мешаться, и мы всей компанией спустились на первый этаж. — Что это за звуки? — заинтересованно спросила Леночка, стараясь уловить источник странных шлепков и мужских вздохов. — Это из спортзала, — подсказала Верочка. — Боюсь предположить, что там происходит, — Люба лукаво улыбнулась, а я уже чувствовала жар, растекающийся по телу от разгорающегося любопытства. — Сейчас мы это узнаем, — уверенно произнесла я и, звонко отстукивая каблуками по плитке, направилась прямиком в спортзал. У самой двери необычные звуки стали слышны гораздо сильнее, так что, подбадриваемая любопытством, я осторожно раскрыла дверь и проскользнула в спортзал, пропуская следом своих девочек. В центре зала в круг собралась куча разновозрастных мальчишек в спортивных шортах и трико. Они одобрительно присвистывали и хохотали, наблюдая за тем, что происходило в кругу. — Давай болевой! Захват! Рычаг! — кричали мальчишки, подсказывая незнакомые мне команды. Не сдержавшись, я поспешила к толпе учеников, одергивая задирающуюся от быстрой ходьбы юбку. Растолкав тройку старшеклассников, я вошла в круг и увидела, как на расстеленных матах лежит прижатый к полу парнишка лет шестнадцати-семнадцати, а на нем, грубо вытянув подростковый локоть, восседает Николай в одних красных шортах. Раскрасневшийся мальчишка свободной рукой похлопал по мату, и физрук, ослабив хватку, слез с крупного и неповоротливого на вид подростка. Я поджала губы, наблюдая за тем, как обычно смешливый физрук превратился в строгого мужчину — в сильного наставника. И мне вдруг стало страшно от того, что я не могу отвести глаз от этой примитивной мужественности. — Теперь ты иди на захват, — скомандовал Николай, вставая в стойку спиной ко мне. Невольно я засмотрелась на то, как перекатываются забитые мышцы под кожей, покрытой синяками и царапинами. В пальцах неприятно покалывало от желания коснуться мужского тела. Я тряхнула волосами, скидывая с себя странные чувства. В тот момент, когда ученик попытался ухватить Муромцева за край шорт и потянуть на себя, Николай поддался и позволил поджать себя в странное тесное объятие. Вдохновленный успехом, мальчишка сделал подсечку и с громким шлепком уложил тяжелого физрука на мат. Нарочно медленно двигаясь, Коля дал ученику шанс выкрутить свою руку так, что у меня самой в приступе эмпатии что-то резко кольнуло в области локтя. Ученик обрадовался и зазевался, и физрук, желая наказать его, грациозно перевернул пацана и прижал его спиной к мату. — Правило номер один — не отвлекайся от боя, — сбивчиво дыша, напомнил Коля и слез с мальчишки. Подняв голову, он заметил меня и переменился в лице. Жесткая мужественность, которой горел его стальной взгляд, сменилась удивлением, а за ним и мягкостью. На плотно сжатых губах мужчины снова расцвела привычная мне улыбка, а щеки покрылись румянцем то ли от активного спорта, то ли от того, что Коля смотрел на объект своего вожделения — на меня. Мальчишки заулюлюкали, заметив, с каким особым вниманием мы с Николаем смотрим друг на друга, и Муромцев, на мгновение снова ставший серьезным, отдал очередную команду: — Делимся на пары и отрабатываем прием! Толпа ребят быстро рассосалась. Часть заняла уже лежащий на полу мат, остальные отправились в конец зала, где были сложены другие маты. Я обернулась на девочек и улыбнулась тому, как они наблюдают за старшеклассниками и шушукаются между собой. Николай отер тыльной стороной ладони пот со лба и приблизился ко мне. А мне стоило больших усилий натянуть на лицо холодную маску, ведь я совершенно забыла, что обиделась на этого обаятельного полуголого физрука с богатырской фамилией. — Что за мордобой ты тут устроил? — возмутилась я, прежде чем Коля успел сказать хоть слово. — Это самбо, — он махнул рукой на ребят, валяющихся на матах, — В самбо морду не бьют. — А что вы делаете в самбо? Обнимаетесь на полу в полуголом виде? — я прищурилась, бегло осмотрев торс физрука. Смутившись, тот отошел к скамье, на которой лежала желтая футболка, и вернулся ко мне уже одетый. — Я просто веду секцию самбо. Не нужно на меня злиться из-за этого, — миролюбиво попросил парень, но я в ответ покачала головой. — Я злюсь не из-за того, что ты учишь парней насилию, — фыркнула я, скрестив руки на груди, и тут же опомнилась: То есть я не злюсь. Вернее, злюсь, но не совсем. Я… — Ты злишься на меня. Постоянно злишься на меня, — уверенно произнес Николай, — А это значит только одно — я тебе нравлюсь. Я вскинула руки в возмущении и чуть не захлебнулась тем количеством воздуха, которое заглотила, чтобы вывалить на физрука все мое презрение. — Да что ты о себе возомнил⁈ — вскрикнула я, забыв о том, что в зале полно учеников, — Я никогда не опущусь до уровня школьного физрука, ясно⁈ Николай Николаевич смотрел на меня с довольной улыбкой, будто я была глупой, но очень симпатичной собачонкой, которая даже в приступе злости остается любимой мохнатой врединкой. — И вообще все эти побоища, что ты тут устроил, — я обвела рукой зал, в котором мальчишки учились боевым искусствам, — Уверена, у тебя нет на это разрешения! И еще…Еще… Мне отчаянно хотелось ухватиться за что-нибудь еще, чтобы хоть как-то задеть самовлюбленного физрука, но тот продолжал изучать меня терпеливым взглядом, от чего я злилась еще больше. Подумать только — он мне нравится! Да как такая чушь могла прийти в его дурную голову⁈ Решил опозорить меня перед ученицами? Ну я этого так просто не оставлю! — Я все расскажу Людмиле Сергеевне! — пригрозила я и, не оборачиваясь на улыбающегося физрука, постучала каблуками на выход, — Девочки, мы уходим! С трудом отлипнув от созерцания спортивных старшеклассников, девочки поплелись за мной. — Вы что, правда пойдете к директору жаловаться на Никника? — испуганно спросила Маша, а я, все еще подпаляемая наглостью Коли и тем, как бесцеремонно он выгнал меня из своей квартиры, кивнула и, оставив девочек, поспешила к Людмиле Сергеевне. К счастью, директриса оказалась на месте. Увидев меня на пороге, она заметно удивилась. — Что-то случилось, Наденька? — спросила она, окинув меня участливым взглядом.