Напротив, свежий, выбритый и, как всегда, довольный жизнью, стоял Эдуард. Он переоделся. По случаю жары сменил мастерку на футболку в бело-синюю полоску, а туфли – на сандалии, при этом оставаясь все в тех же желтых носочках. Любимый картуз на голове он залихватски сдвинул набекрень, а на нос нацепил темные очки. В руке у маргинала был обычный пакет, который он крутил на указательном пальце. – Катерина, доброго вечера, – пропел он. – Уже откинулся? – пробурчала я, переходя на его язык. – От звонка до звонка, – согласно закивал недогопник. – Что надо? – я выпрямилась и посмотрела ему в лицо. Пыталась посмотреть, но с моими метр шестьдесят без каблуков пришлось сильно задирать голову. – Катя, мне ночью один фраер авторитетный подсказал, что путь к сердцу женщины лежит через желудок. Поэтому вот! Он залез в пакет и достал… Кабачок! Я смотрела на овощ круглыми от шока глазами и хватала ртом воздух: – У меня нет слов. – Слова не нужны, Катерина. Ну так что, пойдем мой день варенья отмечать? Я вино купил. Шато де пакет, удобная трехлитровая фасовка. Из уст вырвался нервный смешок, а вот дар речи пропал. – Как ты не понимаешь, мы созданы друг для друга, Катя. Ну и что, что ты создана чуть раньше… – Убью, – пригрозила я. – За что? – не понял Эдуард. – Ты же сама из-за возраста переживала. Мне вот вообще фиолетово, сколько там тебе стукнуло по паспорту. – За то, что никак не прекратишь издеваться надо мной! – я даже ногой топнула. – Когда будешь мое тело в лесу закапывать, то сверху посади исчезающие виды растений, так не раскопают, – авторитетно посоветовал Эдуард, пока я краснела и бледнела. – Я тебя в бетон закатаю, – пообещала я, – так точно не найдут. – Все из-за кабачка, да? Так и думал, что ты баклажаны больше любишь, – продолжал измываться он. Я громко сопела, не находя слов, чтобы достойно ответить. – Куда собралась? – продолжал Эдуард. – На стройку. – А ты серьезно настроена. Ладно, поехали. Катя, я совершенно для тебя безопасен, ты не думай ничего. И в стройке разбираюсь. – Я помню. По принципу – не понравится, спалим нафиг, да? – Нет стройки – нет проблем, – выдал он очаровательную улыбку. Эдуард прятал глаза за стеклами темных очков, но я была уверена, что они смеялись. – Да пошутил я. Кать, ты вон какая крохотная, и одна на стройку собралась. Непорядок. Я с тобой, вдруг обидят? И со мной никогда не скучно. – Я заметила, – выдохнула я. – Вот. Если боишься – позвони своей подруге, пусть тоже подгребает. Зуб даю, ты сегодня вернешься домой, целая и невредимая. Эдуард женщин не обижает, особенно таких обалденных, как ты. Тем более что у тебя нет выбора – я все равно никуда не уйду. Я возвела очи к небу, нервно хмыкнула и решила: – Хорошо. Но имей в виду: если со мной что-то случится, то все видели, что я сажусь в машину с тобой, и твое лицо есть на камерах в салоне. – Да безобидный я, честно. Поехали, так и быть, расскажу, как мы в обезьяннике ночью сидели. – Эдуард, а ты никогда не думал начать карьеру стендапера? – закрывая багажник, пробурчала я. – Не, я скромный, публики забоюсь. – Ты? Скромный? – ахнула я. Села за руль и наблюдала, как он садится на переднее сидение. Ноги не помещались, Эдуард осмотрелся, нашел рычаг, отодвинул сидение назад до упора и положил пакет на колени, скромно сложив на него ладони. Подумал и переложил пакет на заднее сидение, пристегнулся и счастливо выдохнул: – Ну, слушай… Глава 8 – В общем, Катюха, до отделения нас нормально довезли. Толковые пацаны попались, правильно нас скрутили, посадили в машину и повезли протокол составлять. По дороге, правда, эта плесень подзаборная снова нарывалась, чтоб я ему зубной состав двинул, но я, Катюх, сдержался. Потому что ну кто при ментах зубы считает, правда? Катя, а этот чепушила точно не твой? – А если и мой? – заинтересовалась я. – Засада. Надо было челюсть доломать. Он ко мне всю дорогу приставал, мол, к кому подкрадули подкатываешь, чтоб завтра тебя рядом с ней не видел. Я ему и говорю: слушай, малой, вот ты в курсе, у пингвинов колени есть? А он завис и смотрит на меня как на идиота. Вот я его и просветил, что у пингвинов нет, и у него не будет, если он снова к тебе причапает, так вмажу – лося обгонит. Вот. А он оптимизма не терял и мне на ринг предложил выйти с ним. Я внес встречное предложение – встретиться за гаражами, не люблю я ринги. Зассал, прикинь? – Угу, – сжав губы, чтобы не рассмеяться, кивнула я. – Ну вот. Привезли нас, значит, в участок, а там дежурный мент с выпученными от бдительности глазами на меня смотрит и ржет. Я ему хамить не стал, ну, при исполнении же вроде, но харю себе срисовал на всякий случай. Вдруг он мне где в другом месте попадется, там я ему и скажу все, что я о нем думаю. Пока протокол составляли, к нам все отделение забежало на меня глянуть, глаза у всех как у мопсов, я уж собрался автографы раздавать, но в мусарне это опасно, потом мне под мой автограф столько дел пришьют, что сидеть я буду три пожизненных. Я поэтому скромно улыбался и показания давал. Объяснил все чин чинарем, как было, рассказал. Сказал, что за женщиной классной ухаживаю, мол, пришел, красиво спел серенаду под окнами, днем, в разрешенное время, а этот заботливо-агрессивно мне помешал. В общем, Катюх, всем отделением ржали, а потом меня отпустили с миром, но нафиг. Сказали больше не попадаться. – Ясно. И куда ты ночью пошел? – Интересно, да? Катерина, у меня никого нет, честное слово, – Эдуард приложил ладонь к груди, снял очки для убедительности и захлопал длинными ресницами. – Вообще, Катерина, женщины такие коварные существа. Разведут на интим, а потом исчезают, даже борща не сварят. – У меня для тебя плохая новость, Эдуард, – проглотив смешок, выдавила я. – Ой, не надо. Я в постели Аполлон! – Две плохие новости, – не сдержалась я, – ты статую Аполлона видел? – Че мне на нее смотреть? Еще я мужиков не разглядывал. – А ты посмотри, любовник-гладиатор, – посоветовала я. Эдуард достал из кармана старенький смартфон с разбитым экраном, что-то напечатал, присмотрелся, увеличил и выдал: – Они там богов совсем не уважали, да? Это ж надо такую закорючку прилепить вместо нормального агрегата! Никакого уважения. Я бы за такое тоже Помпею спалил. Катя, мамой клянусь, я не Аполлон. Хочешь, сама проверь! – Я поверю тебе на слово, – отрезала я. – Зря… Кать, а ты борщ умеешь варить? У меня бабуля в деревне знаешь, какой варила, ух!.. Правда, из вредного петуха бульон отказалась варить, сказала, что только он нас и гоняет по всему селу, берегла пернатого, двойную пайку выдавала за то, что нас с брательником воспитывал. И нас заставляла его хлебом кормить, правда, потом снова кричала, что мы его чуть хлебными крошками не закидали до смерти. А мы, Кать, просто упражнялись в меткости, кто в клюв попадет, тот и молодец. А бабушка мои с дедушкой знаешь, как познакомились? Я сейчас расскажу. Дедуля в город поехал, там бабушку увидел, говорит, красивая была, аж глаза слепило. Ну вот он к ней не знал, как подкатить, взял и брякнул, мол свинья убежала, не видели? А помогите найти. В общем, как Сусанин весь день бабулю по городу гонял, свинью сбежавшую искал. Потом на свидание пригласил и через полгода к себе в село увез, женился, все как полагается. – Повезло бабушке твоей, – выдавила я, все еще пытаясь сдержаться и не рассмеяться. – А то! – Значит, ты такой креативный в дедушку? – я не оставляла попыток что-то выяснить о сказочнике, сидящем рядом. – Ага. – А кем работаешь? – Я тебе песенкой отвечу, – радостно предложил он, – мы не мыши, мы не птахи, мы ночные ахи-страхи… Мы летаем, кружимся, нагоняем ужасы… – Мент? – ахнула я.