– Не выделывайся, пожалуйста! – попросила я. – Нечего тут вертеть свое «максимальное количество версий»! Сама же понимаешь, что говорили они о колье! Оно моё! Средний род! – Мало ли среднего рода бывает? – не желала просто так уступать Мегрэнь. – Пожалуйста: пюре… море… яблоко… облако… – Ну да! – саркастически усмехнулась я, поняв, что Тайку на нервной почве разбирает поговорить, – как я могла забыть, что видела там облака в яблоках! А Вика – это вовсе не Вика, а явно Викентий, если уж у тебя совсем фантазию отшибло! Так мы попрепирались ещё какое-то время, потом Мегрэнь махнула рукой и сказала: – Ладно! Всё это чушня! Главное теперь, как выразился наш общий друг, что делать дальше? Ведь теперь, насколько мне хватает фантазии, и вправду есть, за что ноги повыдёргивать? То есть, переломать? Одна давно подмеченная мной удивительная жизненная закономерность вновь подтверждала свою состоятельность: белые полосы в жизни человека почему-то гораздо короче чёрных и имеют тенденцию к размыванию, словно некачественная ткань после плохой стирки. Впрочем, как утверждает одна моя знающая приятельница, узкие белые полосы на чёрном стройнят… Итак, всё утро я пыталась дозвониться до друга детства, столь глубоко ушедшего в разведывательные дебри «Ормитса», что разыскать его доступными мне средствами не получалось. Витькин телефон, который Бублик оставил Алиске тоже глухо молчал, толи пребывая без связи, толи без зарядки. Полночи мы с Мегрэнью препирались и спорили, как поступать в сложившейся ситуации, за завтраком продолжили, но, честно признаться, к какому-то однозначному умному решению не пришли. Договорились так: Тайка съездит к Швергу, посоветуется и покажет колье. Держать такую вещь дома может быть небезопасно. В одном мы были едины: Алиске следовало вернуться из ссылки, торчать теперь там просто глупо. Однако адреса близнецовской бабушки я не знала, знал наверняка Бублик, но он, словно нарочно, сгинул и телефон не включал. Так я промаялась ещё с полчаса, как вдруг голову озарила гениальная в своей простоте мысль – родители близнецов по сию пору проживали всё в том же доме, где мы с Алиской выросли и уж они-то точно адрес своей матери знали. Было тут рукой подать, остановок пять, не больше. Воодушевленная своей находчивостью, я живо собралась и ухватилась уже за ручку входной двери, как телефон ожил. Видимо существует на свете телепатия или что-то подобное, поскольку на том конце провода (хм, а можно ли применить подобное выражению к использованию мобильника?) проявился Бубликов. – Жужу, судя по количеству пропущенных звонков, ты по мне сильно соскучилась! – усмехнулся одноклассник. – Колись, старуха, чего это тебе так приспичило? Что-то случилось? Я собралась было высказать Бублику всё, что я о нём думаю, но, собрав волю в кулак, решила сделать это позже и миролюбиво хмыкнула: – Пока ты себе в «Ормитсе» зад отращивал, здесь столько всего случилось, что и не унесёшь! – Готов слушать! – противным голосом отозвался журналюга, явно намекая, что у нас с Мегрэнью в голове кроме глупостей ничего быть не может. – Долго слушать придётся! – язвительно ответила я. – Разговор не телефонный, приезжай – расскажу! Но сначала дай адрес, где сейчас Алиска… Не успела я договорить, как Бублик отрезал: – Не дам! – В каком смысле? – я даже несколько опешила. – Ни в каком. Во-первых, мы договорились, что братья заберут её на обратной дороге, во-вторых, пока Алиске здесь делать нечего, в-третьих, это опасно… – А в двадцать третьих, – перебила я, – я тебе объясняю, что изменились обстоятельства и ей вернуться надо. Она же ни в чём не виновата, скрываясь, возбуждает подозрения! Тот же Мельников… – Мельников её первый арестует! А не арестует, так братва за изделие голову свернёт… Длительные споры никак не входили в мои планы. Препираться с сосновой смолой дешевле, чем с журналюгой. Она быстрее превратится в янтарь, чем втолкуешь ему что-то путное. – Это ещё бабушка надвое сказала! Бубликов, гони адрес, а то я не знаю, что с тобой сделаю!.. Мне ещё надо подумать, как к Алиске ехать. Бублик молчал. Он задумался, хрюкая что-то себе под нос, потом, растягивая слова, уточнил: – Так ты мне не скажешь, в чём дело? – Конечно, скажу! Только ко мне приезжай, по телефону не могу! – Ладно… Вечером. Старуха, хоть намекни, что случилось-то? Плохое или хорошее? – Одно – ужасное!.. – хоть Бублик и не мог этого видеть, я схватилась свободной рукой за голову. – А другое… И не знаю даже… Мы кое с кем познакомились… и кое-что нашли! Подробности тет-а-тет. И адрес бабкин скажи! – Не знаю я адреса! – вздохнул журналюга, – я ж её туда не возил! Всё-таки он умудрился вывести меня из себя: – Чего ж мы час обсуждали? Сразу не мог сказать? Что за натура, вечно ему сначала надо собрать информацию! Потом объяснила, что еду к родителям Забалегра, ведь не могут они не знать адреса родной матери? Но Бубликов заявил, что категорически против этой идеи, что это опасно и всё такое. Мы снова препирались полчаса, я не вытерпела, плюнула и распрощалась. На улице было тепло, солнышко приятно пригревало и настроение у меня, несмотря на беседу с Бубликом, улучшилось. Я решила пройтись пешком, прогуляться и заодно заглянуть по дороге в булочную. В мыслях перебирала всё, что мы обсуждали с Тайкой, и пробовала спокойно взвесить, что говорил Антошка. Конечно, когда он узнает все новости, то заговорит по-другому. Тут уж он рюмкой водки не обойдется. Явно стакан понадобится! И если с Бубликом всё более или менее было понятно, то что делать со свалившимся на голову колье было неясно. Если отнести колье Мельникову, объяснить, что Алиска к его пропаже никак не причастна, тогда придется объяснять и всё остальное, включая труп в доме Змеёныша, брата Олеси Воронцовой, а это, согласитесь, больше тянет на бред, точнее на введение следствия в заблуждение. К тому же Мельников у Алиски судьбой колье не интересовался и вполне может не связывать убийство и его пропажу. Тогда есть ли смысл отдавать его в полицию? Не разумнее ли передать его друзьям покойного, попробовав получить взамен пистолет с моими отпечатками, да и обезопасить заодно любимые конечности? Так, размышляя, я и не заметила, как добралась до дома братьев, по дороге успев заскочить в булочную, где, не удержавшись, слопала свежую сдобную булку с изюмом и выпила кофе с молоком. Квартира родителей близнецов находилась на последнем этаже старой кирпичной пятиэтажки. Подойдя ближе, я заметила, что балконная дверь у них открыта и обрадовалась, поняв, что хозяева дома. Входя в подъезд, я едва не прослезилась: бог знает, сколько лет я здесь не была! Несмотря на то, что цвет стен здесь сменился с мрачно-зеленого на жизнерадостно-жёлтый, полузабытый дух счастливого детства прямо-таки витал в воздухе, напоминая, как весело мы с Алиской гоняли по этим ступенькам двух коротконогих сопляков, похожих друг на друга, как две капли воды! Благодаря этим воспоминаниям, я в один миг вспорхнула на пятый этаж, остановилась возле светлой деревянной двери с табличкой «18» и приложилась к звонку. Прошло несколько секунд, никто не торопился открывать, за дверью было тихо. Вспомнив, что папа Витьки и Митьки дядя Петя был чуть глуховат, позвонила ещё раз и постучала кулаком в дверь. Результат остался прежним и с досады я даже выругалась. Терпеть не могу возникающих препятствий, когда я уже что-то решила! В сердцах я стукнула по двери ещё раз и вдруг услышала щелчок замкового язычка. Возрадовавшись, я ухватилась за ручку и с радостным воплем: «Тётя Ира, дядя Петя! Это я, Аня Шмелёва!» шагнула внутрь. Хотя следовало бы мне, любительнице детективов и прочих криминальных историй, помнить, что бывает после того, как сыщики оказываются перед незапертой дверью! Свет в прихожей не горел. Захлопнув за собой дверь, я огляделась, и было насторожилась, но тут услышала шум льющейся воды в ванной. Я не без облегчения выдохнула. Ясно, с дядей Петей мы разминулись, он понёс мусорное ведро на помойку, дверь не запер, а тётя Ира моется. Услышала звонок, решила, что дверь захлопнулась, выскочила на секунду… Мне сделалось неловко, но куда было деваться? Я подошла к двери ванной и осторожно стукнула пальцем: – Тётя Ира! Это Аня Шмелёва! Я на кухне подожду… Я прошла на кухню. Стол был накрыт к чаю. Я села на табурет, терзаясь оттого, что могу насмерть перепугать выходящую из ванны тетю Иру. Все-таки человек уже в возрасте… Да я бы и сама в обморок грохнулась. Пару минут я терпела, потом поднялась, решив подождать на лестничной клетке. Взгляд упал в окно. Я увидела мусорные контейнеры, возле них никого не было. Значит, дядя Петя уже поднимается. Неловко будет столкнуться с ним, выходя из дверей! Я снова села. Прошло десять минут, потом пятнадцать. Дядя Петя не возвращался, тётя Ира не выходила из ванной. Положение моё из неловкого стремительно превращалось в тревожное. – Тётя Ира! Извините! – я громко стукнула в дверь ванной. – Я… Тут я взглянула на выключатели и поняла, что свет в ванной не горит. Подчиняясь внезапному порыву, я дёрнула дверную ручку. Вода из крана беспрепятственно лилась в раковину, а тётя Ира сидела, грузно опустившись на колени, на полу, спиной ко мне, чуть завалившись вперед, касаясь головой шкафчика и края ванны, по которой размазался узкий кровавый след… В первое мгновение, не в силах оторвать взгляда от тонкой красной полоски, я шарахнулась назад и, проглотив собственный вопль, ударилась спиной о стену узкого коридора. «Врача!» – сверкнуло в мозгу, и я на подкашивающихся ногах рванула в гостиную к телефонному аппарату… В дверях я второпях обо что-то споткнулась и упала, стукнувшись затылком о дверцу шкафа. Приподнялась, развернулась и поняла, что споткнулась об дяди Петины ноги… Он лежал, вытянувшись во весь свой огромный рост, на полу возле дивана и руки и ноги у него были обмотаны скотчем. А на шее, впившись в набухшую багровую кожу, туго накручен оборванный шнур от телефона, который валялся здесь же на полу… Я не смогла ни встать, ни заорать… Кое-как передвинулась по полу, прислонившись спиной всё к той дверце шкафа, подтянула ноги и уткнулась лицом в коленки. Дышать было нечем. Виски вдруг заломило, стиснув изо всех сил голову ладонями, я молча заплакала. Ни понять, ни осознать смысла произошедшего я не могла. Дядя Петя… Да он катал нас с Алиской вокруг песочницы на собственных плечах… Тетя Ира пирожки пекла с вишней! Слопав свою порцию, мы нередко тащили добавку из тарелок близнецов, мороча им головы якобы демонстрацией фокусов с исчезновением… Господи, Витька… Митька… Что это? Ограбление? Нет, надо что-то делать… И я поползла на четвереньках. – Сейчас, дядя Петя, сейчас… – шепотом пообещала я, – может ещё не поздно… Рука дяди Пети была ещё теплой. Пульса не было. Держась за стену, я смогла встать и дойти до ванной. Но чуда не произошло. Тетя Ира была мертва. Голова у левого виска проломлена, залившая грудь и колени кровь, затекла под ванну… Шатаясь, словно пьяная, я подобрала в коридоре свою сумку. Но напрасно судорожно шарила по всем закоулкам сумки и шлепала себя по карманам. Проклятого телефона не было. Я вспомнила, что поговорив с Бубликом, положила его на тумбочку, потом надела куртку и ушла… Соседи… Надо зайти к соседям. Нечего не видя вокруг, я выскочила на лестничную клетку, направилась к ближайшей двери и неожиданно поняла, что я здесь не одна. – Помогите! Здесь людей убили! Надо в полицию позвонить! Телефон… Трое крепких молодых людей в одинаковых черных джинсовках смотрели на меня с каким-то странным нездоровым любопытством. – Да ну! – перебил меня один из них, удивленно приподняв густые сросшиеся брови. – Кто ж их убил? Почуяв неладное, я замерла. – Ты чё там столько делала, коза? – почему-то спросил второй, а третий вдруг резко рявкнул: – Хватит базарить, твою мать! Поехали! И почему-то я сразу поняла, что это «поехали» относится и ко мне тоже. Я кинулась обратно к двери восемнадцатой квартиры, но в следующий же миг меня перехватили две пары крепких рук. – Куда, сука драная? И тут в меня словно бес вселился. Всё пережитое, весь ужас последних дней будто сконцентрировались в вязкий тугой клубок где-то между поджелудочной и сердцем. Я взвыла волчицей и с ходу, не примериваясь, вцепилась зубами в ближайшие пальцы на предплечье. Кто-то завопил. Одновременно лягнула ногой назад, с радостью ощутив, что ботинок достиг своей цели, да и возглас противника подтвердил попадание. Опешившие мужики отпрянули, но лишь на несколько секунд. Подстегивая себя выражениями, явно свидетельствующими о недополученном в своё время хорошем воспитании, они снова кинулись вперед, и отвешенные ими тумаки вполне были способны меня деморализовать, но только не сейчас. Я бешено рычала, лягалась, кусалась и царапалась, не чувствуя ни боли, ни страха. Грохот, стоявший на площадке, непременно должен был привлечь внимание любых добропорядочных граждан, но таковых, как видно, в подъезде не оказалось. Тот, кто непременно помог бы мне, лежал сейчас на полу своей квартиры связанный, мёртвый, холодный… – Да заткните ей пасть! – не выдержал третий, не принимавший пока участия в потасовке. – Боцман, ты чего ждёшь? Детина со сросшимися бровями ухватил вдруг меня своей огромной лапой за шею, желтые стены поплыли, и свет стал стремительно меркнуть… Второй скрутил обе мои руки за спиной и я сделала единственное, что могла в тот миг: ударила ногой вперед. Хватка на горле ослабла. Оказавшийся в этот момент как раз возле лестницы Боцман взмахнул руками и с воплем скатился по ступеням вниз. Последовала секундная пауза, и третий с каким-то странным выражением хмыкнул: – Ну не твою мать? – и с размаху ударил меня в челюсть. – Вот она! – открыв дверь, громко объявил сидевшему за большим письменным столом мужчине молодой человек, едва не вынесший мне все зубы, и подтолкнул в комнату. – Она Боцману руку сломала! Мужчина поднял голову и посмотрел на нас не без интереса. Голова у меня раскалывалась, и вдобавок здорово мутило, но я тоже оглядела хозяина большой светлой комнаты. Лучше бы я этого не делала, поскольку теперь мне окончательно взгрустнулось. Сидевшего за столом человека я уже видела. В саду у Алиски. Обладатель волевой американообразной челюсти встал, вышел из-за стола и, оглядев меня с головы до ног, усмехнулся: – Неужели? – Да точно! Ему гипс наложили! – радостно подтвердил мой конвоир. – Брыкалась как кобыла! Омару всю морду исцарапала! Змея, а не баба! Вспомнив того, кого он назвал Омаром, я не могла мысленно не согласиться – лупоглазый краснорожий детина и вправду напоминал омара, причем уже вареного…