Вещи сложены в коробки, чемодан с самым необходимым собран. Пересчитываю небольшую стопку оставшихся чаевых и делю ее пополам. Часть оставляю на подоконнике, а вторую убираю в сумку. Скажу Дашке о деньгах, когда уеду, иначе она точно вручит их обратно. Задеваю ногтем холодный металл и достаю из бокового кармана ключ от квартиры Кирилла. «Пусть будет у тебя. Приезжай в любое время». Вряд ли эти слова теперь имеют вес. Я так торопилась сбежать с нашей последней встречи, что забыла вернуть. Зашвыриваю ключ назад, снимаю телефон с зарядки и смотрю время на экране, игнорируя ноющее сердце. Пора! Выхожу в гостиную и улыбаюсь двум любимым девочкам. Даша качает головой, прикрывая глаза. Пришлось почти все ей рассказать, чтобы избежать лишних вопросов. Она не одобряет то, что я делаю, но и не осуждает вслух. Правда, это не мешает мне слышать ее мысли. – Влада, ты куда-то уезжаешь? – спрашивает Софа, нахмурившись. – Да, малышка. Проводишь меня? – Ага! Она спрыгивает с дивана и подбегает ко мне с желанием выхватить чемодан. – Он тяжелый, – предупреждаю я. – Мы же вместе покатим, так будет не тяжело. – Я могу и сама… – Но я хочу помочь! – заявляет Софа, ударяя фразой, точно палкой под колени. – Ладно, силачка. Помоги. Ловлю взгляд Даши, который прикрывает пелена непролитых слез. – Мать, прекрати. Вы меня не на казнь провожаете. – Тут уж как посмотреть… – вздыхает она. – Как это на казнь?! – спрашивает Софа, помогая везти чемодан в прихожую. – Это значит… навсегда. – Навсегда?! – Она удивленно запрокидывает голову. – Ты уезжаешь навсегда?! Мы тебя больше не увидим?! – Увидите! – Я глажу ее пушистые волосы. – А когда? Когда ты вернешься? Завтра? Через семь дней? Через десять? – Нет. Думаю, через несколько месяцев… – Или лет, – тихо бубнит Даша. Косо смотрю на подругу, она поднимает руки, показывая ладони, и складывает их на груди, опуская голову. – Когда?! – настойчиво повторяет Софа. – Через сколько дней? Присаживаюсь перед ней на корточки и сжимаю ее ладошки, заглядывая в ясные детские глаза: – Не знаю, красотка! Как получится, сразу приеду. Привезу тебе новую куклу. Какую ты хочешь? Софа мотает головой, уголки ее губ ползут вниз. – Ты нас бросаешь?! – Нет! Ты что! – Бросаешь и хочешь откупиться куклой! Я не хочу куклу! Откупиться? Откуда она вообще знает такие слова? – Софа… – ласково произношу я. – Влада, я не хочу, чтобы ты уезжала! – Я буду звонить тебе по видеосвязи каждый день и… – Нет! – топает она ногой и вырывает руки. – Куда ты едешь?! Джек едет с тобой?! Воздуха не хватает. В маленькой комнате становится слишком тесно от воспоминаний, воскрешенных при помощи этого дурацкого прозвища. Вымученно улыбаюсь и отвечаю: – Его я оставляю тебе. – Ты бросаешь Джека Фроста?! – Даш, ты ее подговорила? – поворачиваюсь к подруге. – Это низко. Она неопределенно пожимает плечами и отворачивается. – Зато ты у нас высоко. Упираюсь ладонями в колени и встаю. Надеваю лучшие из своих кроссовок, хватаю раскаленную сомнениями ручку чемодана и подхожу к двери, не желая больше ничего обсуждать. Софа подбегает и обнимает мою ногу, глядя снизу вверх: – Влада, не уезжай! Мы же тебя любим! И Джек тебя любит! Из ее глаз катятся слезы. Чувствую легкую щекотку в носу, но залатанная броня все еще слишком прочная, чтобы эмоции вырвались наружу. – И я вас очень люблю, малышка. Мы скоро увидимся. – Правда? – Правда. – Когда? Поднимаю строгий взгляд на Дашу. Хватит уже рвать мне сердце, она знает, что это решение не было легким. Даша наконец-то приходит на помощь – берет Софу на руки и целует меня в щеку: – Звони почаще. – А вы будьте умницами. Чмокаю Софу в красный нос, подмигиваю Даше и выхожу из квартиры с такой тяжестью на душе, что могу проломить пол и спуститься на первый этаж быстрее, чем на лифте. У подъезда уже ждет машина, водитель помогает уложить чемодан в багажник и открывает заднюю дверь. Медлю несколько мгновений и сажусь в салон. Набираю сообщение Роману и кручу мобильный в пальцах. Я стерла из него все воспоминания, жаль с головой так сделать нельзя. Гоню мысли и сомнения прочь. Я все делаю правильно. Кирилл свободен, не хватало еще и ему проблем навешать из-за моей глупости, а Роман – надежный вариант. Он легко поверил в наполовину выдуманную слезливую историю и пожалел бедняжку Лену, потерявшую работу и погрязшую в долгах. Только бы меня не стошнило от этого образа. – Вы не против музыки? – спрашивает водитель. – Нет. Из колонок звучит местная радиостанция, смотрю на знакомый город за окном. Город, где обрела и потеряла надежду, где нашла и уничтожила часть своей личности, где закалила и разрушила характер. Я еду практически в мечту, но отчего-то не чувствую ни трепета, ни удовлетворения. Я не боюсь Романа, а вот себя… Кем я становлюсь? Говорят, на пути к цели неизбежны потери, будь то люди, ресурсы, чувства. Я верю, что цель оправдывает средства, но как понять, что это именно та самая цель, ради которой любые потери оправданны? Она должна жить в тебе, откликаться в каждой клеточке, а сейчас они неистово пищат, что я не там, где должна быть. Need a place to hide, but I can’t find one near Wanna feel alive, outside I can’t fight my fear («Мне нужно место, чтобы спрятаться, но здесь вблизи таких не найти. Хочу почувствовать себя живой, Снаружи я не могу побороть свой страх»). Мне страшно. Страшно, что дальнейшее уничтожит меня и вместо развалин останется голая бесплодная земля. Страшно, что, даже добившись всего, счастья я так и не почувствую. Кирилл сказал, счастье начинается с любви. К кому? К людям? К определенному человеку? К миру? К кому?! Кого я должна полюбить, чтобы почувствовать хоть кусочек этого гребаного счастья?! Почему я должна вообще любить кого-то, если меня никто… никто… Автомобиль тормозит на светофоре, на аллее вижу маленькую девочку в сиреневых колготках, ее светлые волосы заплетены в длинную косу, руки сжаты в кулачки. Она стоит под высоким деревом, глядя вверх, а на ветке висит мужчина средних лет, пытаясь достать воздушный шарик, зацепившийся за сучок. Сердце сжимается до размеров точки, темнота застилает взгляд, оставляя проблеск цветного целлофана. Отец достает шарик в виде Эльзы и спрыгивает на землю. Девочка бросается ему на шею, широко раскрыв рот в пронзительном крике радости, который слышно даже через закрытое окно. Папа – ее герой, ее защитник. Отворачиваюсь, выкручивая указательный палец, ощутив себя снова пятилетней потерянной Владой, которая шла домой из детского сада следом за соседской девочкой и ее отцом, потому что… Владу некому было забрать. Isn’t it lovely, all alone