— Ну да. Она же там работает. — я постарался ответить, как можно спокойнее. — С кем еще беседовал? — Насть, если тебя интересует видел ли я Брусникину, так и скажи. — Да мне все равно. Я так спросила, разговор поддержать. — хмыкнула она, разливая виски в стаканы. Один протянула мне. — Отлично. — я сделал большой глоток. — Был у Альберта Эммануиловича, ты помнишь, антиквар, он нам помог в деле Косого пару лет назад. — Помню, конечно. Занятный старичок. — Точно. Ну так вот, он утверждает, что вряд ли похититель мумии украл ее с целью наживы. Продать ее практически невозможно. А геморроя с ней не оберешься. Так что совсем не понятно, куда двигаться дальше. В общем, я зашел в тупик. А ты чем порадуешь? Настя только развела руками. — У нас тоже глухо. Мы с Сашкой полдня проторчали возле дома этого Синицкого, ничего особенного не заметили. Опросили его соседей, все говорят, что он отличный мужик, уважаемый и так далее. И жена его прекрасная женщина. Так что глухо, как в танке. — Завтра сам буду за ним следить. Если ничего интересного не замечу, снимаем наблюдение. Надоело. Столько времени на него потратили. — Пожалуй. Кстати, мы просмотрели всех молодых воришек, что есть у нас в базе, никто из них не подходит под описание человека, прострелившего тебе руку. И явно не один из этих ребят не способен спуститься с крыши девятиэтажного дома. Тут нужна особая подготовка, ты так не думаешь? — Альпинист что ли ты хочешь сказать? Настя кивнула. — Как вариант. Это было бы логично, ты не находишь? — Думаю, ты права. Но не можем же мы объехать все альпинистские клубы в городе с фотороботом человека в профиль, при чем весьма сомнительным. — Не можем. Мы помолчали. — Что еще новенького в музее? — Да ничего. Экскурсии оказывается бывают весьма занятные. Настя многозначительно взглянула на меня сквозь стакан. — Раньше ты терпеть не мог музеи. — заметила она. — Я и сейчас их не очень люблю. — подавив в себе желание сказать что-нибудь грубое, ответил я. — Дело не в музеях, а в гиде, который ведет экскурсию. — Значит, Брусникина покорила тебя своим талантом рассказчика? Ну-ну. Я залпом выпил свое виски и поставил стакан на стол. Макеева явно была настроена на очередную ссору. Меня это уже в конец достало. — Настя, при чем тут Брусникина? Я тебе уже сто раз говорил, что у меня с ней ничего нет, и не было. — А не будет — не сказал. Неужели это только вопрос времени? Я взорвался. Вскочил со стула, сунул руки в карманы, сделал несколько стремительных шагов по комнате, призывая себя к спокойствию. — Тебе не надоело выдумывать несуществующие романы? Ты меня уже скоро станешь к Сашке ревновать. Или, вон, к Махову. В конце концов, это просто нелепо. Ты сама разве не видишь? — Я вижу, Соболев, что ты от меня постоянно что-то скрываешь. Ты стал меня избегать, мы вдвоем не были уже так давно, что я и не вспомню дату. И после этого ты говоришь, что я выдумываю? — Ты сама виновата. Ты контролируешь каждый мой шаг. Мы сидим с тобой в отделе по восемнадцать часов в сутки, а тебе все кажется, что стоит мне уйти, как я тут же помчусь налево. Разве я давал тебе повод? Мне кажется, нам пора разобраться в этой ситуации. — Да, давай разберемся. Сколько мы так с тобой уже? Почти два года? Раньше все было замечательно. До появления этой Брусникиной. — Ты права, все действительно стало иначе. Только Брусникина здесь ни при чем. Тут Настя тоже вскочила. — Так что же изменилось, Кирилл? Я люблю тебя по-прежнему, я всегда рядом с тобой. Я посмотрел в ее умоляющие глаза. Никогда не думал, что этот взгляд когда-то сможет меня раздражать. — Ты сама сказала: что-то изменилось. Настя схватила меня за полы пиджака и нервно спросила: — Ты меня любишь? — Насть… — Просто ответь на вопрос! — Ты давишь на меня, Настя. — я расцепил ее пальцы и отошел к столу. Налил себе виски, снова залпом осушил стакан. Макеева стояла посреди комнаты с опущенным руками. Мне было ее так жалко, что я просто не находил никаких слов. — Я давлю. — наконец, произнесла она. И расхохоталась. Она смеялась так громко, что я уже подумал, что у нее началась истерика. Но вдруг она замолчала и вновь посмотрела на меня: — А как мне не давить, если ты так поступаешь? — Я не знаю, что тебе сказать. — А ты уже все сказал. Просто признайся, и мы, наконец, поставим все точки над i. — Да в чем я должен признаться? — устало спросил я. Этот разговор меня просто добил. — Ты боишься, Соболев. Ты всегда боишься перемен. Потому и ведешь себя, как полный придурок. Я поднялся. — Думаю, мне лучше уйти. Иначе ты сейчас наговоришь такого, о чем потом будешь жалеть. Я подошел к Насте и обнял ее. Она вцепилась в меня так крепко, словно боялась, что я сбегу. — Останься. Я так люблю тебя, я так скучаю. Я расцепил ее объятие, затем наклонился и поцеловал в висок. — Завтра поговорим. Она не пошла провожать меня до двери, как делала раньше. И я подумал о том, что Настя в чем-то права: все и правда изменилось. И теперь уже ничего не будет, как раньше. Хорошо это или плохо, я пока и сам не знал. Я действительно не любил перемены. Она и тут оказалась права. Я усмехнулся, подивившись тому, насколько хорошо знает меня эта женщина. Но, видимо, одного этого знания было недостаточно. Оказавшись в машине, я услышал, как разрывается мобильник в моем кармане. Но не успел ответить. Достав телефон, обнаружил три пропущенных от Брусникиной. Надо же, мы так ругались, что я не услышал звонка. Сейчас был не самый подходящий момент для разговора с этой женщиной, но я все же набрал номер. Думаю, она не стала бы звонить так поздно по пустякам. Трубку Кира Юрьевна взяла практически сразу. — Ну наконец-то! — это было первое, что я услышал. — Я вам уже три раза звонила! Голос взволнованный. Я насторожился. — Что-то случилось? — Мне только что звонили. — Кто? — Не знаю. Он не представился. У него такой голос…просто жуть. Я до сих пор трясусь от страха. — Кира Юрьевна, успокойтесь. И расскажите все по порядку. Она громко вздохнула, очевидно пытаясь справиться с эмоциями. Наконец, ей это удалось, и она продолжила уже более спокойным тоном. — Он позвонил полчаса назад. — Номер высветился? — Не определен. — Ясно. Продолжайте. — Он позвонил, я взяла трубку, а он и говорит: «Не будешь лезть не в свое дело — останешься жить.» И сразу пошли гудки. Ну я испугалась и вам позвонила. Все. Я присвистнул.