Они шли за нами, я поняла это сразу. А потом и увидела их, хоть в зале с костями, куда втащил меня безумный сторож, было темно и пыльно. Но очертания их силуэтов проглядывались сквозь не закрытые жалюзи на окнах. Соболев держал в руке пистолет, направлен он был в нашу сторону. У Ковалева в руках тоже было оружие. Да что толку, вряд ли они станут стрелять, в такой обстановке скорее попадут в меня. В любом случае сторож будет прикрываться мной, как щитом. Поняв это, я застонала от собственной глупости. Ну предупреждал же меня Соболев, ну просил ведь остаться в машине. Почему я такая упрямая овца и всегда лезу куда не следует. — Шевелись, — прикрикнул на меня сторож, сильнее надавив ножом на горло. Я ощутила странное тепло на своей коже, но не предала этому значения. От страха у меня заплетались ноги, спиной двигаться было неудобно. А Михаил Иванович активно тащил меня в зал с ценностями. Я понятия не имела зачем, но он, видимо, знал это лучше меня. — Вам некуда деться, Сухов. Музей окружен. Сдавайтесь. И отпустите заложницу. — Нашли дурака, — процедил сквозь зубы старик, оглядываясь по сторонам. — Она станет моим пропуском. На свободу. И если будет вести себя хорошо, может быть останется жива. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я нервно сглотнула, чувствуя, как в уголках глаз защипало. Ну вот, я уже реву. Мало того, что испортила Соболеву задержание, попала в руки психа, так еще и могу погибнуть в самом расцвете сил. И даже никто обо мне не заплачет. Тут я уже заревела всерьез, умоляя сторожа о пощаде. Но он не внял моей просьбе. Наоборот посоветовал закрыть пасть и не рыпаться. Я рыдала молча, от испуга даже начала икать. Не понимала, зачем мы движемся в другой зал, ведь там не было выхода. Сухов нервничал, тащил меня за собой как куклу, но я видела, что он мечется. И совсем не знает, что ему делать дальше. И тут я услышала шаги за нашей спиной. Очень тихие, едва различимые. Кто-то приближался к нам со стороны зала с антиквариатом и делал это мастерски. Я молилась только о том, чтобы это был полицейский, а не подельник Сухова. Его знаменитому альпинисту не составит труда разделаться с молодой сотрудницей музея, которую он упустил в прошлый раз. Я уже мысленно смирилась с неизбежностью своего истребления, когда раздался выстрел. В ужасе я закричала, даже ничего толком не поняв. И вдруг стала падать на бок, увлекаемая навалившимся на меня сторожем. Он пытался утащить меня в сторону, но почему-то все время заваливался на правый бок. Однако, нож по-прежнему впивался мне в горло и делать резкие движения я поостереглась. — Стоять, иначе я еще раз выстрелю! — услышала я знакомый голос и облегченно вздохнула. Это была лейтенант Макеева. А в следующий миг мы упали на пол. Рядом со мной поскуливал сторож, и, воспользовавшись его минутной слабостью, я вырвалась из его рук. Нож отлетел в сторону, а я попала прямиком в крепкие объятия Анастасии. — Вы в порядке? — спросила она, схватив меня за руки. У меня нашлось сил только на то, чтобы кивнуть. От пережитого ужаса меня трясло. Не знаю, как это вышло, но в какой-то момент я поняла, что Макеева обнимает меня за плечи. Я даже не стала задумываться об этом странном обстоятельстве, а просто уткнулась ей в плечо и заревела пуще прежнего. Потом уже появились Соболев с Ковалевым и куча других парней в форме. Они скрутили корчившегося от боли сторожа, надели на него наручники. Он был ранен в ногу, но явно не настолько серьезно, чтобы волноваться за его жизнь. Даже дерзил и ужасно сквернословил. Соболев поднял его за шиворот, как нашкодившего кота, и заставил встать. Тот приседал на ногу, пытался схватиться за нее руками, да только это было сложно сделать в его положении. Поэтому единственное, что он мог, это метать яростные взгляды в нашу сторону. — Ну, а теперь поговорим. И запомните, чистосердечное признание может облегчить вашу вину, — едва ли не пропел ему в ухо Кирилл Сергеевич. — Нет, после сегодняшнего цирка, у него шансов ноль, — добавил Ковалев и оба заулыбались. Сторож еще немного повырывался, позлился, но боль от раны в ноге явно поубавила его пыл. К тому же, капитан предложил ему не торопиться, но сказал, что пока тот нам все не расскажет, «Скорая» к нему не приедет. Аргумент был весомый. И Сухов нехотя, через силу поведал нам свой рассказ. Частично мы и так все знали, подтвердилась версия, что его подельник альпинист — у него был свой скаладром в клубе «Экстрим», том самом, где я обнаружила его фотографию. К тому же, оказалось, что они с Суховым состоят в каком-то дальнем родстве друг с другом, вот и решили помочь друг другу по-семейному. Альпинист в криминале не первый год — имеет отсидку за убийство, так что ничего удивительного в том, что он в меня стрелял не было. Они со сторожем шантажировали Синицкого, зная о его слабости к прошлым заслугам. И о его особом отношении к бывшей супруге. Только, как и Ольга, раньше им видеть Маргариту Николаевну не доводилось, вот и получалось, что я сама себя поставила под удар, придя в музей с документами подруги. Правда, идея о шантаже Борис Иваныча его же собственным оружием пришла им не сразу. Сперва они решили убить меня, но не потому, что хотели напугать Синицкого, а именно из-за того, что я сказала, что слышала какие-то шаги в день похищения и наводила справки о пропавшей мумии. Они испугались, и стали думать, как им выкрутится. И от свидетеля избавиться, и подозрения повесить на бывшего друга, и легких денег срубить. Что говорить, если бы Соболев тогда меня не спас, у них бы все отлично получилось. — Где Хаемуас? — спросила я, когда сторож, наконец, замолчал. — Да пошла ты, — процедил тот сквозь зубы, за что получил от Соболева ощутимый пинок в спину. — Отвечай. Тот с минуту молчал. Но не долго. У одного из людей капитана на поясе висела рация. По ней мы и услышали, как передали информацию о задержании альпиниста на автовокзале. Его уже везли в отделение. Тут-то Сухов и понял, что его песенка спета. Сплюнул на пол, от чего я поморщилась и мысленно извинилась перед всеми древними костями, что находились в зале. А сторож, наконец, дал ответ на вопрос, который мучил нас всех так долго: — Да в подвале ваша мумия. — В каком подвале? — не поняла я. — Рядом с реставрационным залом есть старая мастерская, закрытая. Раньше мы использовали ее для хранения ненужных бумаг. Саркофаг там, будьте вы неладны. Соболев вдруг усмехнулся. — Это на цокольном этаже? Сторож кивнул. — Уводите, — приказал капитан, и лейтенант Ковалев с помощником повели раненого Михаила Ивановича к выходу. Я смотрела им вслед и думала о том, как же обманчиво бывает первое впечатление. На душе было так гадко, что я даже не обрадовалась тому, что все закончилось. Когда суматоха с отъезжающими машинами «Скорой» и патруля немного улеглась, ко мне подошел Кирилл Сергеевич. Я стояла у окна, обняв себя руками и пыталась осознать все, что со мной случилось за такой короткий период. Соболев смотрел на меня с минуту, потом полез в карман и протянул мне платок. — У вас кровь, — ответил он на мой недоумевающий взгляд и приложил платок к моей шее. Я вздрогнула от этого прикосновения и поспешила убрать его руку. К тому же, на нас смотрела лейтенант Макеева и я подозревала, что ей эта сцена совсем не понравилась. Соболев мне улыбнулся. — Очень испугались? — Достаточно. Но спасибо Анастасии, она меня спасла. Он кивнул. — Да. Она молодец, — после непродолжительной паузы капитан добавил: — Ну что же, ваш Принц найден. Пойдем? — Куда? — не поняла я сперва. — В зал реставрации, конечно. И как это мы во время обыска не заглянули в тайную комнату, ума не приложу. Намылит шею нам начальник за такой косяк. — Наверное, мастерская совсем маленькая и неприметная, вот и не обратили внимания, — предположила я, желая успокоить капитана. — Сама я вообще о ней впервые слышу. Он улыбнулся и кивнул. — Знаете, я думаю, мы можем взглянуть на него, пока не приехали эксперты. Я уставилась на Соболева во все глаза. — Правда можно? Вы не шутите? Капитан мне заговорщицки подмигнул. — Идемте, мне самому интересно. Только ключ возьмем на вахте. И мы пошли. Я даже не стала заострять внимание на долгом взгляде, брошенном в нашу сторону Макеевой, и трезвонящем мобильнике — Ритка до сих пор сидела в машине и мучилась от неизвестности. Все это было не важно, ведь впереди нас ждал Хаемуас. Спуститься на грузовом лифте в этот раз мне было уже совсем не страшно. Я ощущала какое-то странное возбуждение при мысли, что вот еще минута и я увижу его собственными глазами. Это была та самая эйфория ученого, который впервые видит свое детище после долгого труда. Я не была ученым, но тем не менее, пребывала в состоянии близком к безграничному счастью. У меня немного тряслись руки от нетерпения, и я покусывала губы. Наконец, лифт остановился на цокольном этаже, и мы оказались в длинном коридоре, освещенном только надписью «Выход». — Неприятное место, — заметил капитан, идя вперед. Я в нерешительности остановилась, припоминая. — Зал реставрации должен быть посередине. Нам туда, — указала я. Мы шли почти в кромешной тьме. И молчали. Было очень не по себе от этого местечка, но я все больше волновалась, понимая, что мы приближаемся к дверям. В какой-то миг я почувствовала, что Кирилл Сергеевич взял меня за руку. В темноте было жутковато, поэтому я была совсем не против такого поворота. Так что я не стала задавать ему вопросов, и думать, что это может значить, а лишь покрепче сжала его пальцы. Вот так, держась рядом, мы и вошли в реставрационный зал. Тут уже я высвободила руку, быстрым шагом пересекла помещение и стала искать дверь. А Соболев в это время нашел выключатель. Зажегся свет, и я без труда увидела заветную нишу. — Он там! — воскликнула я, доставая взятый с вахты ключ и вставляя его в замок. Распахнув двери, я влетела в маленькое помещение. И заулыбалась. Прямо посреди подвала стоял золотой саркофаг на железном столе с колесиками. Камни на саркофаге блестели так, что в первый миг я даже зажмурилась. Потом, немного привыкнув к сверканию, подошла ближе. И провела рукой по холодной поверхности. Пальцы ощутили гладкость золота и небольшую шероховатость в местах, где были рисунки. — Я тебя нашла, как и обещала, — тихо произнесла я, обращаясь к древним останкам. — Впечатляет, — протянул Соболев, подходя ближе. А потом рассмеялся. — Что? — спросила я, повернувшись в его сторону. — Все так легко. Они просто переложили саркофаг на стол, и спустили его в подвал. Мумия никогда не покидала пределов музея. А мы бегали, искали…Потому и смешно. — Главное, чтобы больше никому в голову не пришло как это просто. — Нет, — ответил капитан, осматривая и трогая нашу реликвию, — ваш Принц тут как за каменной стеной. А я улыбнулась, снова повернувшись к саркофагу. — Да. Теперь Хаемуас дома. Глава 22 Я шла вдоль дороги, засунув руки в карманы пальто. Денек выдался морозный. Ветер трепал волосы, ноги немели от холода, но я не обращала на это внимание. В моей душе творился такой кавардак, что внешние обстоятельства просто не имели значения. Я вышла прогуляться днем, чтобы еще раз все хорошенько обдумать. Вчерашние события окончательно сбили меня с толку. Я не спала всю ночь, вспоминая, как мы шли с Соболевым, держась за руки по коридору, как мы провели вместе ночь, как сидели в кафе и говорили по душам. И мне было так хорошо и спокойно рядом с ним. А потом я воскрешала в памяти момент, когда Макеева спасла мне жизнь, и весь мой любовный трепет куда-то испарялся. И чувство вины затмевало сознание. Очень надеясь, что свежий воздух остудит мой взрывающийся мозг, я активно передвигала ногами, не разбирая пути. Передо мной стояла нелегкая дилемма: ответить капитану взаимностью или оставить его Анастасии. Но я знала, что Соболев не питает к ней ответных чувств. Зато она его любит. И она спасла меня. Я просто обязана была сделать что-то хорошее в ответ. Но ведь капитан не переходящий приз, говорила я себе. И не знала, как поступить. Оставить все как есть, и уехать. Вот это был бы выход. Однако, я знала, что сейчас только от меня зависит, какое будущее ждет нас троих. Либо я буду счастлива с капитаном, либо Настя будет радоваться, либо мы все трое будем страдать. Соболеву предстоял нелегкий выбор, но он его уже сделал, теперь моя очередь. У меня все было сложнее, вина ужасное чувство, оно ломает все на своем пути. А начинать новые отношения на руинах старых было верхом безрассудства. Я это хорошо понимала. Но также я понимала и то, что если сейчас я соглашусь, то могу быть очень счастлива. Я это знала наверняка. Но двойственность натуры просто заставляла спросить: «А если нет? Что если вы расстанетесь?» Еще раз я такого точно не переживу. Я очень хорошо осознавала, что моя любовь как бы из последних сил. Такое бывает у тех, кто слишком много потерял или слишком сильно обжёгся в прошлом. Кто понимает, что готов снова отдать себя другому, но если чувство не будет понято тем, с кем связано, то окончательно исчезнет. И риск здесь очень велик. Что делать в такой ситуации, я понятия не имела. Подняв глаза к небу, я изучала облака и думала, как было бы здорово, имей мы шанс прожить эту жизнь хотя бы дважды. Тогда не пришлось бы мучатся, отпала бы необходимость выбора, можно было бы всегда переиграть то, что тебе не понравилось в первый раз. Но это было бы слишком хорошо.