— Даже кофе попить? — Нет. — Почему? — Она пожала плечами. — А почему ты с таким смущением об этом сообщаешь? Я очень этому рад. Значит, ты не разменивалась и… — И? — Ждала меня! Она решила, что он опять прикалывается, но Иван подсел к ней вплотную, обнял и тихо, но очень убедительно проговорил: — Я из тех, кто, начиная отношения, надеется на счастливый конец. И под концом я подразумеваю: они умерли в один день, прожив долгую жизнь вместе. — Только не говори, что тоже меня ждал… — Врать не буду, связи были. Но не с теми, как я теперь понимаю. А как тебя увидел, озарило… — Он взял ее за подбородок и развернул лицом к себе. — Теперь моя очередь признаться: я не просто так оказался в том кафе. Понял, на какой пляж ты идешь, и отправился следом. Я видел, как ты плавала, как улыбалась закату. Но подходить не стал. Я сел в кафе и загадал: «Если это моя судьба, она зайдет сюда!» И ты вскоре появилась. — Просто сюжет для мелодрамы, — пробормотала Таня, снова смутившись. — Я романтичный идиот, каюсь. — Романтичный инженер с внешностью богатыря… Да ты просто чудо природы! — Так меня и называли в юности — Чудо-юдо. Я был огромным, нескладным, лохматым, очень застенчивым. Я прятался по углам, а когда неожиданно выходил, все пугались. Особенно девушки. Думал, умру девственником. — Когда же ты преобразился? — Я в глубине души все тот же. Но внешне начал меняться на втором курсе универа, когда занялся регби. Меня взяли в команду из-за габаритов, я в теории мог без труда снести несколько игроков. Но я же Чудо-юдо, прячущееся по углам, какой из меня нападающий? Спасибо тренеру, смог меня наставить. — Каким образом? — Сказал, начнешь побеждать, все девки твои. А мне как раз тогда очень нравилась одна сокурсница. Для нее я и старался. — И она стала твоей? — Много позже. Через три года после окончания универа. И она вышла за меня. Но успех у остальных девочек я имел. И ребята начали уважать. Появилась уверенность в своих силах. Я в отличие от других спортсменов вуза стал даже лучше учиться. Меж тем они уже отчалили. От разговора их отвлек капитан, предложил прохладительные напитки. Взяли по газировке и стали любоваться пейзажами. Днем сверху, сейчас с моря. С любого ракурса красиво. — Купаться будешь? — спросил Иван. — Обязательно. — Тогда иди переодеваться. Она спустилась в душевую, чтобы сделать это. Надев купальник, придирчиво посмотрела на себя в зеркало. Выглядит хорошо: занятия в зале даром не пропали. Правда, есть растяжки на теле, но она их не стеснялась. Нормально для рожавшей женщины иметь их. Таня вернулась на палубу, с нее же и нырнула, яхта как раз пришвартовалась. Она плавала, а Иван наблюдал за ней и улыбался. Его глаза прятались за темными стеклами очков, но она знала, что под ними сейчас собрались лучики морщинок. Белые, в отличие от загорелого лица. Ей нравились они… — Русалка, выныривай! — крикнул Иван. — Я уже соскучился. — Еще пять минуточек. — Скоро закат, а тебе еще нужно ополоснуться и переодеться. Она уже и сама видела, что солнце опускается к горизонту. Осень, темнело рано. Таня сделала один кружок и взобралась на яхту. Пока она приводила себя в порядок, им накрыли стол (продукты привезли на моторке из ресторана в порту). — Это для меня, — Иван указал на тарелку с креветками и кальмарами, — это для тебя, — салат и что-то похожее на блины с начинкой, — это для нас! — На столе в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского. Уселись. Чуть на расстоянии, но соприкоснувшись коленями. Иван открыл шампанское, разлил его, а тут и закат. Таня много их видела, все были прекрасными, но этот… Он показался особенным, ведь она вместе с Иваном наблюдала за тем, как солнышко тонет в глади моря. Они выпили за «Сансет» и принялись за еду. — Какая вкуснятина, что это? — набив рот «блинчиком», проговорила Таня. — Гюзлиме со шпинатом. Тут еще с картошкой и сыром. Не думал, что тебе придется по вкусу эта крестьянская еда. — Почему же? — Ты привыкла к другому, так ведь? — Я выросла в семье медсестры и водителя «Скорой помощи». В детстве для меня печенье с маслом было самым лучшим лакомством. А когда меня отвозили к деду в деревню, я пареную репу уплетала за обе щеки. Так что к крестьянской еде я привыкла. — Но с мужем ты жила в достатке? — Да, и в ресторанах вкушали изысканные яства. А дома по-простому питались: сырники, пюре с котлеткой, борщ, капуста тушеная или морковный пудинг для… — Она хотела сказать «для дочки», но остановилась. О ней рассказывать Ивану рано. — Для того чтобы организмы получали больше витаминов. — У вас был повар? — Все сама. Этими самыми ручками. — Она поиграла пальцами. Иван перехватил ее кисть, поцеловал ее и не отпустил. Стемнело стремительно. И стало прохладно. — Пора возвращаться, — сказал Иван и обнял ее, чтобы согреть. — Да, пора. — Она вжалась в него, так не хотелось, чтоб этот день заканчивался. — Если я приглашу тебя в гости, это не будет наглостью? — Я с удовольствием посмотрю на твою квартиру в турецком квартале. — Она самая обычная, к тому же не моя, — хмыкнул Ваня. — И там легкий бардак, уж извини. — Ничего. Он что-то крикнул по-турецки капитану, и тут же заурчал мотор яхты. Когда она тронулась с места, Иван легко приподнял Таню и усадил себе на колени. Их лица оказались на одном уровне. Губы близко-близко. Она понимала, что сейчас ее поцелуют. Она желала этого, но и страшилась. А вдруг не произойдет чуда, и бабочки, что сейчас порхают в ее животе, сложат крылья… И вот его губы коснулись ее губ. Нежно, даже робко. Волоски его усов и бороды защекотали ей кожу. Это было непривычно. Тот, с кем Таня целовалась до этого, был всегда гладко выбрит. Что же касается юношеских Любовей, то они могли похвастаться только пухом над губами. А тут борода! Ей почему-то казалось, что целоваться с мужчинами с растительностью на лице неприятно. Оказалось, ошибалась. Губы Ивана стали более требовательными, но не наглыми. Бабочки в животе Тани не только не сложили крылья, а принялись махать ими более интенсивно. Они кружились в хороводе, а потом взмыли вверх, и непроизвольно… А еще неожиданно для самой себя… Таня застонала. Она ни разу в жизни не делала этого, целуясь. Это так ее смутило, что она отстранилась. Чтобы это не показалось странным, покрыла поцелуями его шею. Теперь Иван не сдержался и… Нет, не застонал, а охнул. — Быстрей бы на берег, — пробормотал он. — Да… — Надо остановиться. — Надо. — А губы сами тянулись к его коже. Она была чуть солоноватой, все же весь день на жаре, но Тане было плевать на это. К счастью, они причалили. Иван, дав чаевые капитану и матросу, взял Таню за руку и повел к дороге. Он ничего не говорил. Молчала и она. Они поймали первое такси, сели в него и поехали. Не целовались, чтобы не смущать водителя, но Иван гладил ее по ноге, а Таня теребила волосы на его затылке. На подъезде к дому встряли в пробку. — Выйдем тут, — бросил таксисту Иван. Хоть он говорил по-турецки, Таня его поняла. И, выбравшись из машины, они побежали. Дешевые туфли из дерматина пережимали ступни, но Тане было плевать на это. Она готова была в кровь их стереть, лишь бы поскорее оказаться с Иваном наедине. И вот они в подъезде. По ступенькам тоже бегом — лифт нужно ждать, он на пятом, а им на третий. Когда Иван отпер дверь, они ввалились в квартиру и тут же бросились в объятия друг другу. Глава 3 Она выбралась из кровати и на цыпочках прошла в кухню. Смертельно хотелось пить. Есть тоже, но голод Таня терпела с легкостью. Светало, и она не стала включать лампочки, чтобы не тревожить Ивана. Налив себе воды из кувшина, она жадно выпила стакан. Хотелось фруктов, но в холодильник за ними лезть Таня постеснялась (некрасиво без разрешения). Она знала, они там есть, ведь они перекусывали ими ночью. Иван приносил фрукты и напитки в постель. А в ванную относил Таню на руках. И мазал ее стертые до крови ступни мазью. Таня глянула на них. Уже не так страшно выглядят и почти не болят. Она налила себе еще воды и выглянула в окно. За ним — горы. Третья линия от моря, настоящий Турецкий квартал. Она глянула на часы, пять утра, значит, скоро зазвучит азан. — Ты чего встала? — услышала она голос за спиной. — Захотела пить.