Глава 16. Линара. Глава 16. Линара. Сижу на настиле, пытаюсь реанимировать палочку, на которой уже живого места нет от скотча. Фейская пачке(или просто фе́йпачка – пр. Аси), сушится на крючке под зонтом, и больше напоминает теперь потрёпанную штормом рыболовную сеть. Аська в своём понедельничном купальнике (хотя сегодня среда, но, слава Богу, она об этом не знает), с увлечением таскает морскую воду в неглубокую ямку детским пластиковым ведёрочком, таким крохотным, что заполнять этот грот ей придется неделю. На ней панама, на панаме тиара, кое-как пришпиленная заколками. Вот, что мне нравится в Аське, так это упорство – она никогда не сворачивает с избранного ею пути. Скотч плавится под солнцем, липнет к чему угодно, только не к тому, чему надо. Очередная попытка выпрямить карандаш, сломанный пополам, и водрузить звезду на место, с треском провалилась. Я вздыхаю. – Сдаётся мне, Морская Фея из тебя выйдет ну, так себе. Вряд ли такой кривой волшебной палочкой ты сможешь наколдовать что-то путное. – Если бы дядя Женя на неё не сел, она бы не сломалась. – А зачем ты её спрятала под его полотенцем? – Я не прятала, она туда сама потерялась. А дядя Женя нашёл. Ты видела, какой он сразу стал красный-красный? И сказал плохое слово! – Трудно, знаешь ли, сдержаться, когда с размаху усаживаешься на шипастый шарик размером с грецкий орех, – ворчу я, вспоминая эпизод, когда Евгений с криком подорвался со своего лежака, потирая задницу. Бедняга. Я предложила ему свою помощь, но он отказался, покраснев при этом ещё больше. Если такое вообще возможно. – Может, просто купим другую? – предлагаю я, отдирая ошмётки скотча от пальцев, но Аська решительно протестует: – Нет! Нельзя! Эту папа подарил, она волшебная, а другие - нет. Присматриваюсь к племяннице: ребёнок редко вспоминает об отце, так же, как и о матери. Меня это удивляет, и даже удручает. Мне кажется, что Аська скрывает свои истинные эмоции за этими бесконечными играми в волшебников и фей. Что на самом деле она скучает по семье, ей не хватает родительского участия, поэтому так привязана к этим атрибутам, в виде дурацкого маскарадного костюма, который когда-то преподнёс ей в подарок отец. Может, пора с ней поговорить об этом? – Ты так сильно скучаешь по папе, котёнок? – начинаю осторожно прощупывать почву, на что Аська пожимает плечами. – Да нет, он же здесь. – Здесь? – недоумеваю я. – Где? – Здесь, – девочка прижимает ладошку к груди, и я вдруг очень ясно понимаю, о чём она. Как просто – он здесь, в её маленьком большом сердце, всегда с ней. Любит, помнит, сопереживает, защищает. Даже, когда его нет рядом, он думает о ней, и ребёнок это чувствует. Я ведь тоже когда-то чувствовала подобное, но однажды потеряла свой дар. Нет, не так. Я добровольно отказалась от него, вытравила из себя, заперла пустое сердце на крепкий замок, и выбросила ключ. Это случилось в тот день, когда я поняла, что отец оставил меня навсегда. На мои глаза наворачиваются слёзы, а нижняя губа начинает предательски дрожать. – Ась… иди ко мне, Ась, – крепко обнимаю её маленькое, горячее от солнца тельце, прижимаю к себе, как самое дорогое сокровище на свете. Эта девочка у меня теперь тоже ЗДЕСЬ, с левой стороны груди. Пришла, взмахнула своим кривым карандашом, и моё сердце, не спрашивая, распахнулось настежь, впуская её в себя. Люблю, люблю эту малышку всей душой. Как только я жила, не зная её? И ведь могла так и не узнать. Или узнать слишком поздно, когда бы она уже растеряла свою чистоту и искренность, присущую только детям. – Тёть Лин, ты чего? – Ничего, милая. Постой так минуточку, погрей меня. – А ты замёрзла разве? – Как ледышка. Но ты оттаяла меня. Мой отец не был сильной личностью. Как младший брат, он всегда находился в тени дяди Шамиля. Вот, кто был настоящей опорой рода Загитовых – жёсткий, напористый, умный, хваткий. А Эльшад… Отец любил море. И мою мать. Когда маму забрала болезнь, отец ушел в море и не вернулся. «Он был слаб». Вот, как о нём говорили на похоронах, шушукаясь по углам. А я не понимала смысла этих слов, мне до рези в глазах было обидно за него. Почему слаб? Я ведь видела, каким папа был сильным, когда одновременно поднимал нас с мамой на руки и кружил по комнате, когда ловко правил парусной лодкой, перехватывая толстенные тросы одной рукой. А еще он был добр. Щедр. Великодушен. Терпелив. Много знал. Многое умел. Отлично готовил долму и холодный чай. Любил смеяться. Любил меня. Любил маму… Он настолько сильно любил маму, что не смог без неё. Настолько сильно, что ушёл за ней, оставил меня одну в этом мире. Имею ли я право осуждать отца и сожалеть, что не стала тем якорем, который удержал бы его в этой жизни? Наверное, нет. Но я осуждаю. И сожалею. До сих пор сожалею. Но главное моё сожаление в понимании того, что мой отец действительно, оказался слабым человеком. Я не спрашиваю Аську про Нисар. Возможно, потому, что боюсь услышать ответ, который мне не понравится. А может, я поняла, что мне пора остановиться у той грани, за которую не следует заходить из простого чувства самосохранения. Слишком близко я подошла к ней, а это чревато. Они семья: мать, отец, дочь. А кто я? Чёрная овца, выдворенная из дома. Пария, о которой никто из многочисленной родни за все шесть лет так ни разу и не вспомнил. Для всех я отщепенка, ступившая на кривую дорожку, загубившая свою репутацию на корню. Никчёмная дочь слабого отца. Я не вписываюсь в их стройную схему успешных и благополучных. Правда, как выяснилось, не настолько уж и благополучных. Но, я уверена, ради Нисар семья встанет плечом к плечу, а вот ради меня никто и пальцем не пошевелит. Когда я отыграю свою роль, когда объявится Нисар, и они с Заиром решат свои проблемы, я потеряю Асю навсегда. Как я буду с этим жить дальше? На самом деле, не важно - как. Главное, что буду жить. Я не буду слабой, как мой отец, я выдержу. – Ой, тёть Лин, пусти скорей, у меня там вода опять сбежала! Аська вырывается и несётся со своим ведром к морю, чтобы снова наполнить опустевший грот. А я хлюпаю носом, и с решительным видом берусь за дело: я отремонтирую этот чёртов карандаш. Чего бы мне это не стоило. Евгений, наконец, появляется с нашими напитками, за которыми отправился с полчаса назад. – Дамы? Ваш посланник вернулся с дарами. Вам, миледи, безалкогольный мохито, как и заказывали, а Вам, прекраснейшая из фей, двойной молочный с шоколадной крошкой. Всё правильно? – Да! – Спасибо, Жень. Я откровенно любуюсь Евгением: высокий, атлетически-сложенный, уже успевший подзагореть. Его пляжные шорты интригующе-низко сидят на бёдрах, открывая взору такие рельефы, мимо которых ни одна женщина не пройдёт, не воздав им должное. И даже здесь, на мелководном пляже, выделенном специально для детей, я замечаю, как моего спутника внимательно изучают молодые мамочки, и даже не очень молодые бабушки, и, честное слово, я их не виню: тут действительно есть на что посмотреть. Короткие русые волосы Жени сейчас слегка взлохмачены ветерком, серые глаза лучатся, как серебряные пули, улыбка широкая, манящая. Такому парню нельзя не улыбнуться в ответ. Вот вы бы не улыбнулись разве Бреду Питу? Вот и я про то же. Евгений подсаживается к Аське. – Итак, госпожа Морская Фея, ваш преданный слуга прибыл, и теперь готов выполнить любое Ваше желание. Приказывайте! У Аси уже всё было распланировано: – Будем строить замок. С башнями, – заявляет она, вручая детский совочек Евгению. – Там будет жить замороженная тётя Лина, а я прилечу, взмахну палочкой, и её растаю. Я отставляю мохито и берусь за тюбик с кремом. – Только сначала давай-ка я тебе спинку еще на раз помажу, а то сгоришь. – И у меня тогда будет спина как у тебя? – Аська явно надеется на это, но я опускаю её на землю. – Как у меня не будет, слава Богу. – Жалко. Я хочу как у тебя, чтоб в крапинку. – Зачем? Это же не красиво! – Красиво! – Ася права. Очень даже красиво, – улыбается Женя. – Словно по тебе золотой песок рассыпали. Так и хочется его в горсть собрать. Женина ладонь вдруг легко проходится по моей голой спине снизу вверх, от копчика до застёжки бюстгальтера бикини. Но из-за разницы температуры своего нагретого солнцем тела и его прохладной руки, у меня слишком резкая реакция - я ойкаю, и выгибаюсь, как кошка, которую погладили против шерсти. Я с удивлением поднимаю на Женю глаза, а он наоборот, прячет свои – кажется, и сам не ожидал от себя такого фривольного жеста. – Кхмм… прости, – смущается он, а мне смешно, право. – Да брось ты, Жень. Просто у тебя руки холодные от стаканов, а я перегрелась малость. – Так иди, окунись, а мы тут с Асей пока замок сварганим. Мне хочется, и колется: разве я могу оставить ребёнка? Не то, чтобы я не доверяла Евгению… – Нет, лучше я с вами посижу. – Иди, иди, тёть Лин, – деловая Аська, уже по локти в мокром песке, жестом сгоняет меня с лежака, как курицу-наседку с гнезда. – А то ты нас с дядей Женей только отвлекаешь. – Ну, раз так, тогда ладно, уговорили, – смеюсь и подхватываюсь со своего насеста. Завязываю на талии полупрозрачное парео, – оно у меня красивое, с большими зеленовато-синими ирисами, специально купленное под мой любимый бирюзовый купальник. – Вы только никуда без меня не уходите, а то я потеряюсь. – Полотенце возьми, – Женя протягивает мне махровое полотенце. – И шляпу надень! – командует племянница. – И что бы я без вас делала? – всплёскиваю руками, нахлобучивая на голову соломенный блин. – Пропала бы.