– …. как и на войне, все средства хороши. – Вот-вот. Понять Роксану можно. Ты ведь собираешься заводить новую семью, однако женщину, которую ты выбрал, Роксана не одобряет. Я так понял, она хорошо знает её, так что вполне возможно, в ней говорит не просто ревность или каприз. Я лишь поджимаю губы – не нравится мне всё это. Да. Когда наша связь с Мариной вышла наружу, мы столкнулись с целой лавиной упрёков, не столько со стороны Нисар, сколько со стороны её матери. И всё же Марина с достоинством перенесла эту волну неприязни в свой адрес. Терпеливо сносила все нападки и козни, что устраивала ей Роксана, находя утешение и силу в моих объятиях. Я поддерживал её так же, как она поддерживала меня. И я очень ценю это. Если я решу жениться на Марине, мнение Роксаны я спрашивать не буду, однозначно. – Роксана переживает, что та женщина будет плохо обращаться с её внучкой, – продолжает Юсуф, неторопливо отпивая глоток и отставляя чашечку. Он всё делает неторопливо, степенно, с достоинством. Мудрый человек. Но это не даёт ему права рассуждать о том, что его не касается. И я отвечаю довольно грубо: – Я сам разберусь со своей женщиной, господин Челик. – Конечно, сынок, конечно. Хорошо, когда ты так уверен в себе, – толстяк складывает на животе руки и щурится на выглянувшее из-за деревьев солнышко. – Но так ли ты уверен в своей женщине? Как, кстати, узнать, что это именнотвояженщина,та самая? А я скажу тебе, как: смотри ей в глаза. Долго смотри, и ответ придёт. Женщина изменчива и непостоянна по натуре своей: утром она вода, в обед вино, вечером уксус или мёд – это уж как повезёт. Но есть в ней то, что неизменно: её глаза. Они не лгут. Не зря их называют зеркалом души. Смотрел ли ты достаточно долго в глаза Нисар, когда делал её своей женой? Нет? – Юсуф сочувственно качает головой. – А той, другой, что вот уже несколько минут топчет траву у куста барбариса и не решается подойти к нам? – Он указывает куда-то в сторону своими толстыми пальцами. Я не сразу понимаю, о чём он говорит, но когда до меня доходит смысл сказанного, резко оборачиваюсь: – Марина? Что ты тут делаешь? Марина с виноватым видом выходит из своего укрытия. Я встаю, Юсуф тоже. – Прости меня, Заир. Не хотела тебя беспокоить, но ты не пришёл вчера и на звонки не отвечаешь. А я переживала… – Представь меня, Заир. – Господин Челик. Марина, моя… близкая подруга. – Очень приятно. – Что эта женщина здесь делает? Мы оборачиваемся на сердитый окрик и приближающуюся к нам троицу: Роксана решительно выступает вперёд, Линара с Аськой немного отстают от неё. А я, затаив дыхание, залипаю на улыбке Линары, которая вдруг каменеет, словно из неё уходит жизнь. Она знает. Знает, кто такая Марина. О, чёрт! – Роксана, прояви уважение, – Юсуф дружелюбно подмигивает нам с Мариной. – Эта женщина, возможно, будущая мачеха твоей внучки. Марина вспыхивает, Роксана бледнеет, а я, пропуская мимо ушей провокацию Юсуфа, смотрю только на Линару, глаза которой сначала окатывают меня кипятком, но постепенно холодеют, холодеют, становясь далёкими и недосягаемыми, как звёзды. Почти физически чувствую, как она отдаляется от меня, уходит, захлопывая между нами двери. Я теряю её. Здесь и сейчас мой мир рушится. И не только мой. Прости… Прости, маленькая. Я не хотел, чтоб так… Линара. Слишком шумно. – …Раз уж все здесь собрались, я предлагаю отправиться в мой дом, и отпраздновать знакомство. Прямо сейчас. Что скажешь, Заир? Звон в ушах нарастает. Картина передо мной превращается в какой-то несуразный калейдоскоп с массой разноцветных осколков из стекла. Осколки кружатся, перемешиваются между собой и никак не могут сложиться в единый, осмысленный узор… – …Линара! Собери вещи, мы едем в гости к твоему дяде… Заир пытается поймать мой взгляд, его губы шевелятся, но я не разбираю слов. Отворачиваюсь, улыбаюсь Роксане, что-то отвечаю ей невпопад, иду куда-то. Слишком шумно… –Здравствуйте, Линара, я Марина… Мозг фиксирует чьи-то чужие голубые глаза – цепкие, холодные, оценивающие. Они преследуют меня, не отпускают. Дыши, Линара, дыши. И улыбайся, чёрт возьми. Ты должна! Только вот зачем? Не знаю… – …Тётя Марина! А ты привезла мне Барби в шубе?.. – …Я вызвал ещё машину, а то в одной мы все не поместимся… Мне надо уйти отсюда, здесь слишком тесно, слишком много острых осколков, они режутся, впиваются, дышать больно… – … Линара! Линара, ты слышишь меня? Я сказал вещи… – Слышу. Вещи. Конечно. Надо собрать вещи. Мои ноги чётко вышагивают по дорожке, хотя я их и не чувствую. Заворачивают направо, поднимаются по ступенькам. Хорошие у меня ноги, на них можно положиться… – Линара! – Привет, Жень, – ему я тоже улыбаюсь и прохожу мимо. Почему-то меня не удивляет его присутствие в коттедже. Захожу в спальню, достаю чемодан. – Что ты делаешь? – Женя стоит в проёме двери, смотрит на меня с подозрением. – Собираю вещи. – Зачем? – Уезжаю. Всё кончено. Всё же кончено? Теперь я могу уехать. Методично и планомерно я вытаскиваю из шкафа вешалки, снимаю с них одежду и аккуратно складываю в открытый зев чемодана. – Линара… Подожди, брось это. Иди сюда… Евгений выхватывает у меня очередную вешалку, берёт за руки, заводит обратно в гостиную и усаживает на диван. – Вот, присядь здесь, ладно? – Ты чего, Жень? Мне становится смешно. Я начинаю хихикать, как ненормальная – ну, правда, у него такое испуганное лицо, что я просто покатываюсь со смеху! А он мягко мнёт в руках мои пальцы – они действительно какие-то холодные, ледяные просто. – Сиди здесь, никуда не уходи, – говорит Женя. – Я сейчас. Ну, сижу. Почему бы и не посидеть? Здесь хорошо, тихо. Прислоняюсь затылком к мягкому подголовнику, закрываю глаза, продолжая кружиться в дурацком калейдоскопе. Сейчас бы в море, покачаться на волнах, а потом в глубину. Но чтобы обязательно вынырнуть. Обязательно вынырнуть. – Вот. Женя суёт мне в ладонь стакан с какой-то жидкостью. Вокруг распространяется резкий запах спиртного. – Что это? – Пей. Послушно выпиваю до дна. О! Отличный коньяк. Морщусь, чувствую, как тепло разливается по всему телу. Глубоко вдыхаю и выдыхаю. Калейдоскоп, наконец, притормаживает, и все предметы вокруг возвращаются на свои места, приобретая нормальный вид. Но вместе с тем я начинаю ощущать такую тяжесть, будто меня придавливает к земле могильной плитой. – Сигареты есть? – спрашиваю хриплым голосом, утыкаясь лбом в кулак, и упираясь локтём в коленку. Евгений мнётся, но, всё же вытаскивает пачку из кармана вместе с зажигалкой, и присаживается передо мной на корточки, пытаясь заглянуть в опущенное лицо. Я закуриваю, судорожно затягиваюсь. Горький дым проскальзывает в лёгкие, смешивается с острой болью внутри меня, и я выдыхаю эту ядовитую смесь в потолок. Вроде как даже легче становится. – Ты откуда родом, Жень? – Из Пскова. – Ааа... – Ты как? Как? Как обухом по голове, вот как. Значит, Марина всё это время была здесь, с ним, а я… Ой, дурааа… Сражаюсь с очередным приступом смеха. Я вполне осознаю, что это истерика, и стараюсь не поддаться ей. Но, чёрт, как же трудно-то… – Прорвёмся, Жень, – подмигиваю Евгению, на что он только ещё больше хмурится. Слышу тяжёлые шаги в коридоре. Знаю, что это Заир, поэтому спешу опустить глаза в пол – не хочу смотреть на него. – Выйди, Смирнов, – отдаёт приказ Тураев. – И проследи, чтобы нас никто не беспокоил минут десять. Евгений шебуршит, недовольно кряхтит, вставая с корточек, вздыхает, но, в конце концов, оставляет нас одних. Заир подходит ко мне вплотную. Я молчу. Любуюсь его легкими мокасинами ручной работы. Делаю очередную затяжку. Вдруг сигарету выдёргивают из моих рук. Как есть, тлеющую, Заир сминает её в кулаке, перетирает, словно сухой лист, а затем отшвыривает в сторону. Поднимаю на него пустые глаза, смотрю снизу вверх. – И к чему эта демонстрация силы и воли, Заир Самирович? – К тому, что ты не куришь больше. Его взгляд из-под полуопущенных век давит, как та самая плита. Губы плотно сжаты. Этот человек чужой для меня. Я его не знаю. И знать не хочу. – Что-нибудь ещё? – Сейчас идёшь и собираешь вещи Аси, и мы едем к твоему дяде. Машина уже ждёт. Скрещиваю руки на груди, без интереса рассматриваю его.