Да, это так. Наверное, каждая жена считает мужа «своим» во всех смыслах. Но еще я безгранично доверяю Виктору. Будь бы он другим, вел бы себя бесчувственно, морально бы меня подавлял… Я бы… Неужели, я бы все равно осталась? Я не знаю. Но я не ассоциирую Виктора с подлецом или с тем, кто будет издеваться над женщиной. Кто будет изводить ее холодным отношением. Кто будет устраивать эмоциональные качели. Кто угодно, но только не он! Он был рядом со мной и в моих страхах, помогая мне их победить. Он бы не вел себя с женщиной морально жестоко. О, что за существа мы — женщины! Ведь обо всем этом я думаю, даря себя Виктору. Который берет с жадностью и наслаждением. Я слышу его слова любви, слышу, что он говорит слова восхищения, притягивая меня ближе, впиваясь в губы поцелуем. Словно, знает, что я полна тревожных мыслей. Отсюда его порывистость и, возможно, умеренная жесткость, которая пришла на смену нежности и трепета. — Я люблю тебя, — говорит он мне, задыхаясь от чувств, снова и снова забирая мой вздох. *** Виктор изначально хотел мести… Я помню это. Но он изменился. Даже если не учитывать осколок в его сердце, который мог затуманить его разум, Виктор изменился… Но что-то еще меня гложет? Я чувствую, что упускаю важную деталь. Со мной рядом самый любимый мужчина. Который пропускает сейчас мои локоны сквозь пальцы, лежа на кровати моей комнаты… бывшей комнаты, должно быть… Виктор думает о чем-то, прижимая меня к себе. Я понимаю, что его мыслительная деятельность касается сейчас работы… Таинственного ключа, дневника и… моего отца… Я не могу напрямую все узнать у Виктора. Задать прямые вопросы… Я понимаю, что меня гложет. Больше всего на свете я не хочу узнать, что Виктор причастен к гибели моего отца, и что мой папа создал нечто страшное и опасное. Что Лорена действительно погибла из-за его непредусмотрительности. Лорена… Я не переставала думать о ней. Наверное, пытаюсь ее понять. Как так вышло, что она не полюбила Виктора. Со слов Донны, Лорена была слишком холодной и отстраненной. Но зачем тогда приняла его предложение. Зачем восемь лет сама мучилась в браке и мучила Виктора. У нее не было выбора? Или был расчет? Может она была в сложной ситуации, а Виктор был удобным вариантом? Но так или иначе, Виктор не заслуживал такого отношения и недосказанности. Эта женщина – загадка. Она будто взялась из ниоткуда. Да еще эти странные письма, которые нашел Симон… — Прости меня Эмили… — говорит мне Виктор, нависая надо мной и внимательно рассматривая мое лицо. Нежно водит пальцем, очерчивая контур скул и зацелованных им губ. — Виктор, я не обижаюсь, — улыбаюсь, притягивая его к себе и целуя. – Они сами нарвались, так как разрешили себе явиться к нам в «неудобное» время. — Ммм, — Виктор так мило закусывает губу, но… — За это тоже… Может мне не стоило поднимать такие темы для разговоров с гостями, пусть даже с нежеланными. Но я никому не позволю обижать мою жену, — Виктор говорит шепотом, который будоражит и опьеняет, а мое сердце тает в какой-то сахарной вате. Осознание, что муж будет на моей стороне, даже, казалось, в таких женских вопросах, приносит моему безнадежно влюбленному сердцу ощущение покоя и защиты. — Но я немного не об этом… Эмили, прости, что я подверг тебя опасности, отправив в Глемт, я очень сожалею, — Виктор сильно жмурится, так, словно ему физически больно. И опять он утопает в своей вине. — Расскажи мне, — обхватываю лицо Виктора ладонями, смотрю в глаза. – Ты забрал меня… Почему? – не думала, что этот вопрос вызовет переживания внутри меня. Присаживаюсь на кровати, подтянув к груди одеяло. Виктор присаживается также, задумчивый. Облокачивается спиной к изголовью кровати. — Тот день был очень странным. Вернее ночь… Мне снилась девушка со шрамами на лице, словно это разбитая фарфоровая кукла, которую склеили на спех. Она была красива все равно. Но она страдала. И я чувствовал, что я тому виной… Что это я разбил ее… Я проснулся с мыслю, что должен вернуть тебя, — Виктор оборачивается ко мне, притягивая меня к себе. Обхватив руками мои плечи, спуская одеяло, целует нежно. – Я чувствовал, что случится что-то непоправимое, что я должен успеть… Виктор говорит, а у меня дежавю… Я тоже помню свой сон… И той девушкой со шрамами была я… Виктору снилась я? Он чувствовал… — Когда я увидел, что тебя избивают… Я понял, что не хотел так… Зная бы тебя изначально… Я бы ни за что не причинил тебе боли и вреда, — Виктор крепче стискивает меня в объятьях, словно боится, что я исчезну. В следующий миг, вообще, пересаживая меня к себе на колени, нежно гладит спину, притягивая к себе. — Но мне кажется… Что уже тогда… Я чувствовал к тебе… — Виктор поджимает губы, не позволяя себе назвать это чувство, пожирая меня взглядом. – Я понимаю, что, когда увидел тебя впервые… уже тогда захотел себе… Словно ты мое спасение… Так оно и оказалось, — теперь Виктор смотрит так нежно, с трепетом, но и с тоской. Неужели то самое, когда он «увидел меня впервые» — это тот момент, когда увидел мой портрет на кулоне… Но Виктор не признается… Про кулон он не хочет рассказать… Неужели, Виктор все же как-то причастен к смерти моего отца? — Эмили, увидев тебя впервые... что-то поменялось внутри меня. Но я всеми силами старался это заглушить и убить в себе. Но, одновременно, я останавливал себя, останавливал поток мыслей и желаний, чтобы не навредить тебе больше, — словно чувствуя мое смятение, Виктор не дает дальше продвинуться этим мыслям, снова забирая меня себе без остатка. Я чувствую эту тоску. Его тоску по мне. — Эмили, верь мне... — мучительная просьба, произнесенная с надрывом. Взгляд полный желания и страсти. Поцелуй, словно укус, но он полон безграничной любви. — Я сделаю все, чтобы ты была счастлива со мной! — слова, произнесенные в губы, а после сметащее порывистое доказательство любви. Своими присваивающими объятьями, прикосновениями и действиями, он не просто просит, а требует быть его. Он показывает, что не отпустит меня в любом случае. Что я — его. «Ах, если бы ты признался, Виктор… Может, мы вместе залечили бы твою душевную рану» Но больше у меня не получается думать об этом. Только о том, что я люблю своего мужа, умирая и возраждаясь в его объятьях. *** Уже порядком стемнело. Поужинав вместе тем, что приготовили мы с Виктором, чувствуем себя более спокойно. Но мои мысли вертятся вокруг странных писем. — Виктор… Как звали твою маму? – неожиданно задаю этот вопрос вслух. — Диана… — Виктор, наклонив голову немного набок, смотрит изучающе. – А почему ты спрашиваешь? — В садовом домике, под досками, Симон нашел странные письма… Их писала некая Нероли своему возлюбленному Ардану… Виктор хмурится, на его лице замешательство. — Я сейчас, — быстро поднимаюсь в свою комнату, нахожу письма. Они уже подсохли. Текст виден. Виктор принимает из моих рук эти старые послания от некой Нероли. — Этот дом всегда принадлежал нам, — Виктор присаживается. – И здесь никогда не было женщины по имени Нероли… Никогда прежде не слышал такого имени… Как и имена Ардан и Эдлана… — Виктор с минуту изучает тексты, хмурясь все больше. – Мне нужно отлучиться на работу… Я вернусь скоро. Не бойся. Дом защищен охранным артефактом. Мы прощаемся… Понимаю, что мне не хочется расставаться с ним… Но… теперь у меня есть возможность изучить дневник отца… *** Проводив Виктора, спешу в его… то есть, уже нашу спальню. Дневник отца нахожу там же… Как и линзу… Первые несколько страниц я читаю спокойно, пытаясь вникнуть. Но после, я теряюсь. Понимаю, что то, о чем пишет отец, не может существовать в реальном мире… Или может? Я сбита с толку. Отец был серьезным и здоровым ментально. Он не был сумасшедшим. Но строки в дневнике повествуют о том, что мой отец создавал аппарат, способный вместить часть души. А еще… он хотел попасть в иной мир и вернуться. Зачем? Научный интерес? Нет! О, отец… Ты шагал за гранью! Я погрузилась в мир его исследований. Он был в неком новом мире… Параллельный мир… Неужели, это правда! Межмирье – как настоящее и оно реально. Это не завуалированный объект, который скрывал отец. А все это действительно есть. — Зачем, папа? – говорю в слух так громко… — Ты погиб напрасно… — слезы застилают глаза, я не могу больше читать. Но во всем этом должен был быть смысл. Не знаю, но я чувствую отца. Во всех его записях спешка и тревога… Он одержимо хотел успеть сделать что-то важное. Вспоминаю ту запись, что показал луч в моей бывшей квартире: «Что не забыть, оставив в прошлом. Вернуть несмотря ни на что». — Что ты хотел вернуть, папа? – произношу сквозь слезы… Я вытираю влагу с щек, пытаясь успокоиться. Нужно покормить Скай и поиграть с ней. Определенно. Встаю из-за стола и уже направляюсь к двери. Как слышу, что что-то упало со стола. Оборачиваюсь. Подхожу ближе. Возле ножки стола что-то мерцает, словно рубин… — Это же… — не верю своим глазам. Кулон моего отца. Собранный со второй частью. Виктор оставил его, видимо в спешке… Тянусь к нему… А внутри меня — трепет. Я вижу, как небольшие камни в основании шестеренок мерцают, словно внутри них перемешивается северное сияние серо-бордового цвета. Прикасаюсь и… Я чувствую… О, что же я чувствую... Это невероятно... Теплоту и ласку… Любовь… Меня любят… Радость. Я чувствую радость… Не свою… Это радость обо мне? Да! Но почему? Что это значит? На глазах наворачиваются слезы. Я… я чувствую, будто меня обнимают, как после долгой разлуки. Обнимают мою душу. Прижимают к сердцу... Это же... — Неужели… — я встаю с кулоном в руках. – Неужели это ты… Папа?