Эмили растеряна. Чувствую, что ей неприятно их присутствие. Взглядов нежеланных гостей и состояния Эмили мне хватает, чтобы понять, что эти дочка с маменькой лицемерны и, кажется, обижали мою жену… — Доброе утро… я… — Эмили говорит, но… — Вообще-то, уже день, милая, — сладко-лицемерно говорит «маменька», нагло перебивая мою жену в моем доме… — Поверьте, для молодоженов нет времени суток… — говорю, посылая убийственный взгляд на наглую мамашу. Неужели я это терплю? – У нас с женой, действительно, утро… Но, вижу, как Эмили смущается, зардевшись. Мне это нравится… Садимся с Эмили рядом друг с другом, напротив разочарованных дамочек. — Господин Гистли, у вас дома так… так прекрасно, словно мы в райском саду… — говорит графиня, осматривая многочисленные цветы. — Да, мой дом стал Раем, благодаря моей любимой жене, — смотрю на Эмили, видя ее смущение и недоумение, она смотрит на меня с вопросом «что я делаю?» Но, похоже, она догадывается, что я тут затеял. Смотрю на почерневших заново леди. Которые сверлят взглядом мою Эмили. Хочу их добить как можно сильнее. — У Эмили сегодня День Рождения, поэтому… — не договариваю. — Все эти цветы для нее? – взрывается Лукреция, не выдержав, но потом сжимает губы, часто моргая. Я улыбаюсь одним уголком губ. Скалюсь, скорее. Держу Эмили за руку. Чувствую, что она тянется ко мне внутренне. Ей некомфортно рядом с этими гарпиями. — Да… — отвечая, смотрю на Лукрецию. – Те, что в гостиной — в честь Дня Рождения моей Эмили! А те, что в спальне… — перевожу взгляд на ошеломленную Эмили, притягивая ее руку и целуя, смотря на нее, — в честь немного другого… — говорю, нарочито загадочно, но все понимают, о чем я. — Маменька! – излишне эмоционально пищит Лукреция, вставая. Но, упорная, или, упертая, маменька, притягивает ее на диван обратно. — Лукреция, наш кучер еще не успел починить колесо так быстро, — цедит сквозь зубы графиня Делли. – Господин Гистли, мы даже не знали, что вы женаты. Когда вы успели? – обаятельно улыбается, жадно и недобро разглядывая Эмили, которая, по определению, лучше ее Лукреции в миллионы раз. — На балу у вас и Эмили еще не было колец, — зло вырывается из Лукреции. И она испуганно смотрит на маменьку. — Думаю, Лукреция, вы просто не разглядели… Я был в перчатках… А пальцы моей жены на столько тонки и изящны, что кольцо, можно разглядеть только в непосредственной близости. Как, например, посчастливилось мужу. — Хм… Такой камень за километр видно! – цедит обиженно и стоит на своем Лукреция. Но я смотрю только на Эмили, вижу, что она держится уже спокойнее и увереннее. Не смущается. «Моя девочка тоже хочет проучить этих зазнавшихся дамочек…» Но что-то в ее взгляде обещает мне взбучку… — А, как вы познакомились? – роняет графиня, пряча негодование за глотком чая. Хочет больше информации для сплетен? Эмили переводит взгляд на меня. Слегка улыбается. Давая мне возможность самому выкручиваться. Ну тогда… — Я украл Эмили! – говорю бесхитростно, тоже запивая чаем. Сдерживая улыбку от того, что «маменька» поперхнулась напитком… Эмили ошеломленно смотрит на меня, приоткрыв рот. «Прости, милая, не удержался...» — К-как украли? – растерянно, но с нескрываемой завистью спрашивает Лукреция, задыхаясь от досады. И, кажется, сдерживает злые слезы. — Весьма хитрым образом, — бесхитростно и обыденно отвечаю. — Вы же стали ее опекуном! – с какой-то стати, возмутилась графиня. — Вот именно! — скалюсь. Эмили сдерживает улыбку за глотком чая. Смотрю теперь только на нее. — А вот, кстати, и Джерибальд, — я встаю с места, подавая руку Эмили. – Вас довезет до дома мой извозчик. — Кхм… Благодарим за теплый прием, — гордо встав с места, графиня кивает своей помрачневшей дочери, и они направляются в сторону дверей. Наконец-то. Возле дверей они возятся. Пытаясь открыть. Направляюсь к ним. А Эмили убирает поднос, спеша убежать в столовую. Незаметно приблизившись, слышу: — Маменька, я же видела через окно ее полу обнаженную в мужской рубашке… У Виктора на коленях… Они правда женаты! Нужно было сразу… — Кто же знал! Я думала, что она его содержанка, у тебя мог быть шанс… Кто ты, а кто она… Поверь, это ненадолго! Цокаю языком, сложив руки на груди. Дамы вздрагивают, оборачиваясь. — Подсматривать — нехорошо… — отчитываю их, как школьниц, весьма театрально. Открываю дверь почти перед Джери, который растерянно осматривает наших нежеланных гостей. – Всего доброго. Джери отвезет вас домой, — "с моих глаз". Закрываю дверь за пристыженными дамами. Оборачиваюсь, видя, как мелькает платье моей жены и скрывается в ее, уже бывшей, комнате… «Моя маленькая решила повредничать!» Спешу быстрее по лестнице, кровь разливается теплом в предвкушении. Дверь, ожидаемо, закрыта. Ухмыляюсь, стучу. — Эмили, открой! – прислушиваюсь. Слышу ее шаги. Ответа нет. – Э-э-ми-ли, — мелодично пою ее имя. – Открой. Эту. Дверь. – звучу уже грубее. — Нет! – короткое. Она меня раззадоривает еще больше. Ну хорошо... Улыбаясь коварно, осторожно достаю отмычки. И тихо вставляю в замок. — Эмили. Открой. Иначе выломаю эту дверь… Я ведь могу, — улыбаюсь, закусывая губу. — Нет! Я устала, принимая гостей! — мне показалось, или это звучало обиженно? — Эмили, не обижайся, я просто не мог их не проучить… — скрываю голосом щелчки замка от отмычек. — Ну да! Говоря такие вещи… Да ты просто… просто… — слышу частые шаги. Моя девочка переживает, ходит из стороны в сторону. – И, вообще, ты всегда приглашаешь в дом мамочек с их дочерями, когда они приезжают посвататься? Так вот оно что! Ревность! Как же это вкусно! — Эмили. Я не знал, что ты такая собственница, — слышу, как она хмыкнула. Я прямо вижу, как она сердится, дуя губы, которые я скоро зацелую. – Впусти меня, и я покажу тебе, что мне никто и никогда не был и не будет нужен, кроме тебя! — Нет! – уже коварно говорит. Она специально провоцирует. Ну все! — Иди и проводи своих гостей! Скажи им, что, могут приходить в любое время дня и ночи, и ты откроешь им дверь, даже когда твоя жена… — не договаривает, а вздрагивает и вскрикивает. Потому что из-за своего эмоционального монолога не услышала, как я открыл замок и вошел в комнату. А теперь прижимаю ее спиной к себе, растворяясь в ней. — … даже, когда моя жена, обнаженная, на моих коленях? – шепчу субтоном на ухо Эмили, продолжаю ее речь, смущая. Целую в тонкую шею, чувствуя ее дрожь и трепет. — Ты невыносим! – говорит Эмили, откидывая мне голову на плечо, растворяясь в моих прикосновениях, но делает вид, что пытается вырваться. – Мой… — произносит так тихо и сладко, но я слышу это и ликую от счастья. — Я знаю… Я твой, Эмили. Я только твой. Я хочу быть только твоим... – это последнее, что говорю. И сминаю платье жены, подтягивая выше, целуя шею, желая продолжить то, на чем прервался в столовой… *** Глава 37. Касаясь души Эмили Гистли «Я хочу быть только твоим!» — в этих словах Виктора так много всего для меня. Это желание мужа быть только со мной. И ведь я не просто верю в эти слова, я еще чувствую его. Чувствую, что он отдает всего себя мне. И я приму. И сберегу это, как что-то драгоценное. Растворяясь сейчас в его страсти, я тоже дарю ее Виктору, а еще нежность, я хочу, чтобы он чувствовал мой отклик, не только знал, но чувствовал, ощущал, что я его люблю. Что я никогда его не оставлю. Что я его, а он мой. Я собственница… Неужели…