– Знаю. И поэтому звоню вам. – И что я должен сделать? Или сказать? Барбара, вы должны понимать, что у меня связаны руки. – Но… – Что «но»? «Вы же были любовниками, – хотелось сказать Барбаре. – А это значит, что вы можете повлиять на нее, и я умоляю вас воспользоваться этим». Но она не могла этого сказать, потому что существуют определенные барьеры и определенные границы, пересекать которые никому не позволено. Поэтому Хейверс промолчала. – Нет никакого «но», – продолжил инспектор. – Надо просто делать то, что вам поручено. Из всего, что вы мне рассказали, я понял только, что Изабелла – старший детектив-суперинтендант – делает ровно то, что ей приказали, то есть старается убедиться в том, что отчет КРЖП полон и непредвзят, чтобы сообщить об этом Хильеру, который передаст это члену Парламента, который просил об этом расследовании и который, в свою очередь, объяснит отцу умершего, что сделать больше ничего нельзя и что все выражают ему свои соболезнования. Барбара молчала – теперь она уже не понимала, что должна сказать в защиту своей точки зрения. – Вы меня слышите, Барбара? – спросил инспектор. – К сожалению. – Прошу вас, услышьте меня. Все, что вам необходимо в данный конкретный момент, – соблюдать правила. Уверен, что это не так сложно, как вам кажется. – Просто… – Сержант слышала в своем голосе пораженческие нотки и отчаянно хотела скрыть их, но не знала как. – Просто ее пьянка выходит из-под контроля, сэр. – Вы в этом уверены или вы так думаете? – Думаю, – ответила Барбара. – А не может ли влиять на ваши мысли желание сделать нечто, что она запрещает вам делать? – Когда сержант не ответила, Линли продолжил: – Барбара? – И в его голосе ей послышалась та доброта, то его терпение, которые делали его настоящим джентльменом. – Наверное, – ответила она. – Значит, именно в этом загвоздка, да? – Наверное, – призналась Хейверс. – Только… что мне делать? – Вы знаете что. Надо подчиняться ее приказам, и я уверен, что до конца вашей совместной поездки это вам удастся. – Наверное, – тяжело выдала сержант в третий раз, вновь поддаваясь доводящей ее до бешенства благожелательности этого человека. – Это может вам не нравиться, Барбара; никто от вас этого не требует, и я – в последнюю очередь. Вам просто надо пережить это. – Сэр, – произнесла сержант, – конечно, сэр. Но когда они закончили, Барбара бросилась на свою монашескую постель в этой монашеской келье, в которую ее засунула проклятая Изабелла. Она хотела, чтобы Линли вмешался, встал на ее сторону, выступил в качестве мостика через этот гребаный бурлящий океан жизни, сделал бы хоть что-то – черт его знает что, – и сейчас чувствовала сильное разочарование. На худой конец, она хотела, чтобы Линли позвонил Ардери и предложил что-то, что позволило бы ей – Барбаре Хейверс – двигаться в том направлении, в котором ей хочется. Она осознавала и не отрицала это. Был такой грех. А еще ей очень хотелось, чтобы он знал, что на этот раз именно старший детектив-суперинтендант, а не Барбара Хейверс, тормозит расследование. Но этого не случилось, и оставалось лишь сделать то, что было в ее силах. Сержант подошла к телефону, позвонила Ардери и сказала, что не будет обедать. «Устала как собака», – пояснила она. «Очень хорошо, – услышала Хейверс. – Завтра утром будьте готовы к отъезду». Ладлоу, Шропшир Изабелла уже поставила чемодан на кровать, но собираться еще не начинала. Она ждала, пока ей принесут заказанный лед, и не собиралась начинать сборы до того, как пропустит стаканчик на ночь. На этот раз Ардери потребовала, чтобы ей принесли ведерко со льдом, а не три-четыре жалких кусочка, болтающихся в стакане. «Наверняка, – сказала она вездесущему Миру, – в гостинице есть ведерки для шампанского или что-то в этом роде. Есть? Прекрасно. Это вполне подойдет». Свой первый «стаканчик на ночь» Изабелла уже успела пропустить в холле, служившем баром, и не собиралась никуда выходить из отеля. Она полностью контролировала себя, и на нее совершенно не повлияли ни вино, выпитое за обедом, ни бренди, которым она угостилась после. Так что еще одна водка с тоником ей не помешает. Когда появился Мир с ведерком для шампанского в руках, Изабелла быстро поблагодарила его и приступила к делу. «Водка с тоником как раз то, что надо», – решила она. Это дело хорошо ляжет на уже выпитые водку, вино и бренди, хотя последние уже давно разошлись по организму, впитанные едой, которую она съела за обедом. Изабелла приготовила выпивку, подошла с ней к дивану, стоявшему в ее номере, села и стала медленно пить, размышляя о расследовании: как его видит она и как его хочет видеть эта выводящая ее из себя Хейверс. Изабелле пришло в голову, что каждое из сомнений сержанта или несущественно, или может быть проигнорировано. Почему не была задействована КСУП? Да потому, что КРЖП решила, что в деле нет признаков уголовного преступления. А без этого КСУП некого преследовать. Почему Раддок не остался с диаконом в одной комнате? Да потому, что ему никто этого не поручал и никто не сказал ему, что диакона в чем-то обвиняют. Что ему сказали – и это подтвердила КРЖП, – так это то, что за арестованным приедут патрульные и отвезут его в Шрусбери. Что же касается камеры, положение которой изменили перед телефонным звонком, то какой смысл делать анонимный телефонный звонок, если твои «фас и профиль» появятся на пленке? «Мы, – решила Изабелла, – сделали гораздо больше, чем поручил нам Хильер, направляя нас в Шрусбери». Они разыскали Ломакс из ежедневника диакона и переговорили с Финнеганом Фриманом из списка членов детского лагеря. Встретились с отцом Спенсером и поболтали с Флорой Беванс. И даже опросили патологоанатома, несмотря на то что ее полный отчет имелся в материалах КРЖП. Конечно, они могли бы продолжать двигаться по пути, выбранному Хейверс, но их сюда прислали не за этим. Ардери допила стакан и встала. На мгновение у нее закружилась голова. «Слишком резко поднялась. Надо быть поосторожнее». Она как раз пересекала комнату, чтобы заняться своими вещами, когда зазвонил ее мобильный. Подойдя к нему, Изабелла взглянула на номер. И немедленно почувствовала злобу. Ее уже достали и этот Боб, и его будущая счастливая жизнь в Новой Зеландии, и его намерение убрать от нее ее сыновей еще дальше, чем это было раньше. Взяв трубку, Изабелла сказала: – Ну что? Что еще тебе надо? – На последних словах она слегка запнулась. Распрямив спину, подошла к окну и распахнула его. – Ага! Это водка или вы уже перешли на виски? – раздался в трубке голос Сандры. Изабелла почувствовала дуновение свежего воздуха на лице. – Чего тебе надо? – спросила она. – Вопрос вполне риторический, не согласны? – Что. Тебе. Надо. Сандра? – А я-то думала, что вы посмотрите на номер, на время и хоть раз в жизни спросите: «Что-то случилось с мальчиками? Или с Бобом?» – после того как услышите мой голос… – Так ты ждала именно этого? По-видимому, я еще не доросла до твоего уровня святости. – Чувствовалось, что «с» даются ей с трудом. – Это не святость, Изабелла. Это материнские чувства. «Боже, какая же она сука…» – Не думала, что ты с-способна произнести такое, когда отлично знаешь, что сделал твой муж… – это слово Изабелла прошипела как змея – ничего не смогла с собой поделать, – чтобы лишить меня материнства. – И опять «у меня», это ваше вечное «я», – заметила Сандра. – А ведь вам хорошо известно, что решения с самого начала принимал суд. – Ах да. Ну конечно. Обязательно. – Изабелла подошла к постели. На прикроватной тумбочке стояла водка, ведерко со льдом и тоник. Язык был как наждачная бумага. Но она не поддастся. – Что тебе надо, С-сандра? Говори, и давай заканчивать. – А вы слышите, как вы еле говорите? – раздалось в ответ. – Вы что, пили? Хотя мне не надо было спрашивать. Это же ваше обычное состояние. – Я с-с-сейчас прекращу разговор. Ты меня не с-с-слышишь. – Вы же понимаете, что не сможете выиграть. – Сандра наконец сменила тему. – Я хочу, чтобы это прекратилось. Боб на грани срыва. И мальчики тоже. Неужели вас это совсем не волнует? – А тебя с-совсем не волнует то, что Боб с-с-собирается навсегда разлучить их с-с-с матерью?.. Ах да, он ведь с-с-сделал очень щедрое предложение касаемо наших встреч, если только они будут происходить в Новой З-зеландии. – Мне нравится, что вы сделали ударение на самом главном слове – «щедрое». Он предложил, чтобы они жили у вас, когда вы в Новой Зеландии; он предложил вам забирать их на каникулы, когда вы в Новой Зеландии. Чего еще вам нужно? Когда же это все закончится? – Мне нужно, чтобы мои с-с-сыновья находились недалеко от матери. И все закончится, когда я получу то, что мне нужно. – Но вы же не можете думать, что в стране найдется суд… – Об этом я уже с-с-слышала. – …который позволит вам ставить палки в колеса карьере Боба. – Я никуда не хочу ничего вставлять. Он может продвигаться вверх как угодно и где угодно, даже на Марсе. А вот чего он не может, так это забрать с с-с-собой моих с-с-сыновей. – Своих сыновей, – прошипела Сандра. – Которые растут у него в доме с момента вашего развода. И мы обе знаем, почему так получилось. Так что не заставляйте меня говорить об этом вслух. Но в суде это все выплывет наружу, вы же понимаете: алкоголизм, запрещенные вещества… – Я никогда не пользовалась… – А сколько чайных ложечек водки вы добавляли в их бутылочки? Или это были большие ложки? – Не с-с-смей мне угрожать! Сандра издала один из своих фирменных вздохов, который должен был продемонстрировать, насколько она благоразумна в разговоре с сумасшедшей женщиной. – Я не пытаюсь вам угрожать. Я просто указываю на то, о чем пойдет речь в суде. – Ну и пусть. Его с-с-слово против моего. – Против слова алкоголички. Изабелла, вам стоит все это обдумать. И решить, действительно ли вы этого хотите. То есть чтобы все это выплыло в суде, где вы уже не будете выглядеть такой безумно любящей матерью, как бы ни рисовал это ваш адвокат. Данный путь приведет вас лишь к растущим счетам от него. – И что из всего с-с-сказанного должно беспокоить меня больше всего? Дай трубку Бобу. – Он с мальчиками. Я думаю, вы знаете, что в это время они ложатся спать. Он их контролирует. – Им уже по девять лет. Им не нужен никакой контроль.