– У Гэри Раддока, – добавила Барбара. Уайетт взглянул на нее. Сержант ничуть не испугалась. – Он сказал мне, что получил приказ от своего сержанта. Но ведь тот тоже должен был получить приказ, особенно принимая во внимание тот факт, что никакого расследования не проводилось, правильно? – Вы не знаете, кто мог дать такой приказ сержанту? – поинтересовался Линли. – Я не лезу во все подробности деятельности своих подчиненных. И уже рассказал вам все, что мог. Дальше вам придется получать информацию от сержанта. Если она действительно отдала приказ арестовать Дрюитта, то только она сможет рассказать, кто отдал приказ ей. – И ее зовут? – задал следующий вопрос Линли. Звали сержанта Джеральдин Гандерсон, а ее адрес им посоветовали узнать в приемной. Мач-Уэнлок, Шропшир Пока они шли от здания управления к «Хили Элиотт», Хейверс закурила. Она затягивалась с такой силой, будто была приговорена к смертной казни и пыталась накуриться перед ней. – Чем больше я обо всем этом узнаю, тем меньше вижу во всем этом смысла, – раздался ее голос из облака табачного дыма. – Девятнадцать дней без всякого расследования, а потом мужика внезапно арестовывают… Если хотите знать мое мнение, то кто-то все об этом знает, и этот кто-то сидит в здании позади нас. – Тут она указала большим пальцем себе за плечо. – И кто бы это ни был, ему совсем не хочется, чтобы этим занялась Мет. С этим Линли не мог не согласиться. Арест и последовавшая за ним смерть диакона церкви Святого Лаврентия не укладывались в рамки «случайного». Ну а что касалось «кто?», «как?» и «почему?», то ему казалось, что получить ответы на эти вопросы в Вестмерсийском управлении будет затруднительно. – Не хотел бы я оказаться на месте главного констебля, – заметил Линли. – Ему хватает проблем со всеми этими сокращениями. А тут еще эта смерть в полицейском участке, которую, как он считает, уже расследовала КРЖП и пришла к выводу, что она прискорбна, но не криминальна… И вот он решил, что все наконец позади, а тут появляется Мет в лице своих представителей – суперинтенданта и вас. Он выдерживает и это и считает, что теперь все окончательно закончилось, но Мет возникает еще раз. На этот раз он собирает всю возможную информацию и рассказывает нам все, что знает, но у нас все равно остаются вопросы, на которые у него нет ответов. Получается, что давление продолжает расти. Никто не может ругать его за желание, чтобы все это прекратилось раз и навсегда. Они дошли до машины и встали по обеим ее сторонам, пока Хейверс докуривала сигарету. – Я потрясена, что вы можете так философски рассуждать обо всем этом, сэр. Особенно после того, как вам вторично пришлось перенести поездку в Корнуолл. Линли посмотрел поверх ее головы на телодвижения кадетов, одетых в экипировку для борьбы с уличными беспорядками, – зрелище было не для слабонервных. – Да. Что ж, – сказал он. – С самого начала поездка мало походила на то, о чем я мечтал. – Какие-то сложности в отношениях? – Дейдра стала настоящим экспертом в том, что касается выдумывания всяких отговорок. Хейверс бросила окурок на землю и затоптала его. – Что же она, по-вашему, думает о предстоящей поездке в Корнуолл? Что вы собираетесь сбросить ее в одну из заброшенных шахт, разбросанных по всему вашему поместью? – Возможно, что именно это ее и беспокоит, – сухо произнес инспектор и отпер машину. Когда они, забравшись внутрь, пристегнулись и Линли завел двигатель, Хейверс сказала: – Как всегда, сюда вмешивается ваша работа, сэр. И я, кстати, не перестаю твердить вам об этом. – Верно, но я продолжаю оставаться оптимистом. – И это одна из лучших ваших черт. Но могу я сказать… – Потому что вы не перестаете этого делать, – добавил инспектор. – Что не всякий согласится закончить свои дни в Корнуолле, в доме чьих-то предков с тремя сотнями комнат. – Ховенстоу мало на это похож, Барбара. – Может быть, но я думаю, что у вас есть громадная галерея с портретами ваших предков, начиная из самой глубины веков, которые выглядят так, будто от них стоит ждать подвоха. – Я бы не стал употреблять термин «громадная»… – Ага! Значит, галерея все-таки есть! Линли бросил на нее взгляд, который, он знал это, Хейверс поймет как надо, – один из тех взглядов, который Барбара всегда называла «послушайте, сержант!». – Я не предлагаю ей выйти за меня замуж, Барбара. Но это продолжается уже больше года, и я просто подумал, что Дейдре в какой-то момент захочется встретиться с моей матерью. Ну, и с другими, конечно. – Это вы о ком? О дворецком и посудомойках? – Последние появляются в доме только днем, сержант, да и то, к сожалению, не каждый день. О дворецком речь не идет; я готов принести вам свои извинения за его существование, но ему уже лет сто пятьдесят, и сейчас никто не помнит, кто его нанял, так что выкинуть его сейчас на улицу в угоду каким-то республиканским идеям будет выглядеть настоящей жестокостью с моей стороны. – Очень смешно, сэр. Вы можете продолжать ваши шутки, но я хочу сказать, что она, возможно, боится, что это какая-то проверка. Она вполне может подумать, что вы хотите проверить, знает ли она, какой из двадцати пяти вилок надо есть пюре с сосисками. Хотя я думаю, что вы не пачкаете ваш фамильный фарфор пюре с сосисками. – Вот именно, – согласился инспектор. – Ну, и что дальше? Будете продолжать увиливать от принятия решения? – Увиливать – это, пожалуй, единственное, что я умею. Они отъехали от полицейского управления, и Хейверс достала большой дорожный атлас, который Линли предпочитал любым другим средствам навигации. Инспектор любил ощущать ту местность, по которой они ехали, чего нельзя было сделать, используя смартфон или навигатор. Хейверс вечно ворчала по этому поводу, хотя ей не оставалось ничего больше, кроме как смириться. Она умудрилась довести их до самого крохотного городишки Мач-Уэнлок, ни разу не перепутав при этом поворот, хотя в центре Киддерминстера у нее возникли сложности, и она заставила Линли три раза объехать вокруг центра, поскольку не могла разобраться в дорожных знаках, чтобы найти правильную дорогу. Наконец они ее разыскали и оказались еще в одном живописном городке графства – средневековом поселении, застроенном зданиями, наполовину бревенчатыми и отделанными деревом, которые так и просили туристов направить на них объективы своих камер. Здесь же располагались несколько идеально пропорциональных зданий георгианской эпохи[131]. О возрасте города можно было судить по его древней ратуше, стоявшей на фундаменте из громадных дубовых бревен, в котором когда-то располагалась тюрьма. Это было здание из строевого леса, покрытого штукатуркой, с фронтонами, украшенными рядами окон со средниками, а стоявший перед ним позорный столб, стянутый металлическими скрепами, намекал на быстроту и неотвратимость наказания. Адрес сержанта Джеральдин Гандерсон был далеко не безупречен, как это и следовало ожидать в городе, где почтальон знает всех жителей по именам. В нем был указан № 3, название места «Фермерский дом» и еще «возле приорства»[132], и этим исчерпывалась вся информация. Приорство найти было несложно, потому что это были исторические руины, на которые указывали знаки, повсюду развешанные для любопытствующих, но даже следуя по этим знакам, рассмотреть само приорство было крайне сложно, потому что оно скрывалось не только за каменной стеной, но и за густыми посадками бука, липы и кедра, за которыми его не разыскал бы даже Кромвель. Проехав мимо него и продолжая двигаться по такой узкой дороге, что Линли стал беспокоиться за крылья «Хили Элиотт», они добрались до указателя «Фермерский дом». Сам дом оказался древним, украшенным деревом строением, разделенным на три коттеджа приличных размеров. К счастью, на коттеджах были номера, так что им осталось лишь найти место, где машина была бы защищена от проезжающих тракторов. Найдя такое место, – Хейверс, как всегда, ворчала по поводу двухсот пятидесяти метров, которые им придется пройти от найденной Линли узкой парковки, – они быстро установили дом, где жила сержант Гандерсон. Ее часть постройки оказалась наиболее обветшалой, что в основном объяснялось заброшенного вида садом, давно уже выкинувшим белый флаг перед зарослями глицинии, которая успешно поглощала любое другое зеленое насаждение, пытавшееся отвоевать себе хоть чуточку пространства. Они пробрались через эти заросли к входной двери; на ней висел почти насквозь проржавевший металлический молоток. Звонка не было, поэтому молоток и пара хороших ударов по некрашеному дереву были единственным средством привлечь внимание хозяев к пришедшим посетителям. Высокая запыхавшаяся женщина открыла дверь. – Вы, наверное, из Мет, – сказала она. – Тогда проходите сюда. Я как раз… Сержант позволила им войти, закрыла за ними дверь и провела по вымощенному камнем коридору в столовую. Здесь длиннющий кусок зеленой ткани был брошен на стол, причем часть его уже была намотана на проволочный каркас. Для того чтобы закрепить материал, использовались ножницы, степлер и липкая лента. Те же самые инструменты позволили придать куску полистирола форму, отдаленно напоминающую жабо елизаветинской эпохи[133]. Сейчас жабо покрывал кусок упаковки с пузырьками, а желтая ткань в горошек, казалось, ждала своей очереди. – Да. Вот так, – откровенно призналась женщина. – Я совершенно не умею шить, но моя старшенькая первая подняла руку и крикнула: «Мамочка будет!», когда учительница спросила, кто из родителей сможет стать «гусеницей, которая курит кальян»[134]. На вечернем чае. Одно из этих треклятых школьных мероприятий по сбору средств, проводящихся всякий раз, не успеешь и глазом моргнуть. На этом – вы себе можете такое представить? – официанты будут в костюмах героев из «Алисы в стране чудес» или из «Алисы в Зазеркалье». Не имею понятия, откуда точно. Наверное, я должна радоваться, что Мириам не подняла руку, когда речь зашла о сладких пирожках с ягодами или о чем там еще, потому что на свете есть только одна вещь, которую я делаю еще хуже, чем шью, – приготовление пирожков. Но, с другой стороны, пирожки хоть можно купить. А где, черт возьми, купить костюм гусеницы? С кальяном все проще – их можно заказать через Интернет. Это-то меня не удивило, а вот то, что костюм гусеницы невозможно достать ни за какие деньги, – вот это действительно удивительно. – Вы сержант Гандерсон, – уточнил Линли. – Ой, простите… Конечно. Но вы лучше зовите меня Джерри. Линли представил Барбару и представился сам, и Джерри Гандерсон сообщила, что она с удовольствием оторвется от создания костюма, потому что уже почти сошла с ума и дошла до того, что готова здорово поколотить свою старшую дочь, если та войдет сейчас в дом. Она предложила полицейским свежий лимонад, предупредив, что он «довольно кислый, потому что я не использую много сахара». И Линли, и Хейверс согласились попробовать напиток. Гандерсон предложила им расположиться на улице, на «задворках этого места», как она выразилась, добавив, что день стоит хороший и если они не против цыплят, то смогут им насладиться. И на это они тоже согласились, после чего сержант провела их через опрятную кухню к двери, выходившей на задний двор. По земле расхаживали семеро цыплят, а еще двое грелись на деревянной столешнице круглого стола, вокруг которого стояли стулья, украшенные наслоениями лишайников. Их сразу же предупредили, что «не надо волноваться, они в это время года не пачкают одежду, а мне так даже нравятся». Это относилось к лишайникам. Цыплят согнали со стола. Гандерсон предложила своим гостям наслаждаться… «чем угодно», как она сказала, взмахнув рукой. Линли не был уверен, что понимает, что она имеет в виду: то ли цыплят, то ли лишайники, то ли вид сада, в основном захваченный домашней птицей, или, может быть, изгибы холмов, на которых вдалеке росла рощица из похожих на граб деревьев, представляющая собой участок неокультуренного леса. Но отсутствовала Гандерсон не так долго, чтобы они могли наконец решить, чем же именно будут наслаждаться. Хозяйка метнулась в дом и практически сразу же выскочила из него. В руках у нее вместо подноса была большая сковорода. На ней стояли стаканы с предложенным лимонадом. Пока она расставляла напитки, Линли внимательно рассматривал ее. В ней не было ничего английского, за исключением акцента, который сразу же показывал, что его хозяйка – потомок многих поколений жителей Мидлендс. Во всем остальном она, со своей оливковой кожей, иссиня-черными волосами и темно-коричневыми глазами, выглядела иностранкой. Ее нос напоминал нос римской аристократки. Джерри бросилась в кресло, проследила, как они сделали по первому глотку лимонада, и поинтересовалась: – Ну, как вам? Не слишком кисло? – Совсем неплохо, – откликнулась Хейверс. Видно было, что Гандерсон довольна, и инспектор тоже сделал глоток. Оказалось, что это практически одна вода, за что он был благодарен, вспомнив замечание хозяйки по поводу сахара. После этого Линли объяснил, что привело их в Шропшир. – Боже, я знаю, все знаю, – сказала Гандерсон. – Мне совсем ни к чему напрягать память. – В смысле? – В смысле той ночи, которая всех нас привела на эту дорожку. Я не забуду этого никогда в жизни, инспектор. – Томас, – поправил Линли. – Томас, – согласилась женщина. – А что вы можете рассказать нам о той ночи? Не успел он задать вопрос, как Барбара достала блокнот и карандаш. Инспектор обратил внимание, что она переключилась на те же карандаши, которыми пользовался Нката, – механические; это произвело на него впечатление. По их просьбе Гандерсон еще раз рассказала о всех событиях той ночи. Она подтвердила то, что отразила в своем отчете относительно патрульных из Шрусбери, которые занимались серией краж из домов и магазинов и поэтому не могли забрать Дрюитта из Ладлоу. Она также сообщила, что ничего не слыхала о каких-либо расследованиях случаев педофилии до того момента, когда поступил приказ взять Йена Дрюитта. Сказала только, что узнала уже после того, как «мужчина прикончил себя в участке», как она выразилась, что вся эта «гниль» началась с анонимного звонка. И вот от этого, сказала Гандерсон, у нее реально отвалилась челюсть. Но если говорить по существу, она ничего не знает ни о том, что в ту ночь думали другие, ни о том, какая хрень тогда творилась. – Конечно, кое в чем есть и моя вина, – добавила сержант. – Я так и сказала своему командиру. – Это как? – задала вопрос Барбара. – Мой муж сейчас в больнице. Рак толстой кишки. С ним все будет в порядке, но нервотрепка была та еще. Иногда я могу закрутиться, и нечто подобное произошло и той ночью. Но все равно моя задача – отвечать за полицейских общественной поддержки в данном районе. Мне было велено передать приказ насчет Дрюитта ПОПу в Ладлоу, и я так и сделала. Я ни о чем не стала спрашивать, да и причин для этого не было. Я думаю, что все мы подчиняемся полученным приказам. Линли решил не разочаровывать женщину, поскольку Хейверс была не единственным офицером Мет из присутствовавших, который в прошлом позволял себе игнорировать приказы. Вместо этого он спросил, откуда поступил приказ о том, чтобы ПОП из Ладлоу арестовал Йена Дрюитта. И ответ его сильно удивил. – Из управления, – ответила сержант.