Линли посмотрел на Хейверс. Та посмотрела на него. Выражение ее лица ответило на его молчаливый вопрос. До сего момента никто не упоминал ни о каких приказах из управления что-то сделать. – А от кого конкретно? – задал вопрос инспектор. – От ЗГК, – ответила Гандерсон. – От заместителя главного констебля? – уточнила Хейверс. – В управлении мы встречались с главным констеблем Уайеттом, – добавил Линли, – но больше ни с кем. Он ничего не говорил о ЗГК. Казалось, это совсем не удивило Гандерсон. Она сделала глоток лимонада и сказала: – Я об этом ничегошеньки не знаю. Все, что я могу сказать, это то, что ЗГК позвонила мне и сказала, чтобы ПОП из Ладлоу доставил Дрюитта в местный участок и там ждал офицеров из Шрусбери, которые доставят арестованного в ИВС. Это все, чего она хотела, и я сделала именно это: позвонила Гэри Раддоку – это тот самый ПОП – и передала ему инструкции. – Она? – повторила Хейверс. – Не поняла… – Вы сказали «она», когда говорили о ЗГК, – пояснил Линли. – Мы можем узнать ее имя? – А! Ну да. Простите, – сказала Джерри Гандерсон. – Ее зовут Фриман. Кловер Фриман. Я получила приказ от нее. Мач-Уэнлок, Шропшир – Что-то здесь не так, сэр. Хейверс остановилась прямо возле двери Джеральдин Гандерсон, ведущей в ее часть древней фермы, и сделала то, что и должна была, к несчастью, сделать, – извлекла из своей сумки пачку «Плейерс» и закурила. Линли хотел в тысячный раз спросить ее, когда она уже завяжет со своей пагубной привычкой, поскольку его серьезно стало беспокоить состояние здоровья сержанта. Но не стал. Ведь на это она напомнит ему, что хуже лицемерия бывшего курильщика могут быть только рассказы бывшего атеиста о том, как он пришел к Богу. Поэтому Томас произнес: – Вы это о чем, кроме портняжных способностей сержанта? Они прошли через заросли глицинии и невредимыми вышли на узкую дорожку, на которой неожиданно услышали резкие звуки «дзюррик-дзюррик», говорившие о том, что где-то рядом прячется выводок серых куропаток. Хейверс затягивалась без остановки. – Да уж, что не дано, то не дано, – сказала она. – Это не было похоже ни на одну гусеницу из тех, что я видела в своей жизни. – Значит, если мы говорим не о… – сухо заметил инспектор, взглянув в ее направлении. – То мы говорим о том, что нас только что ошарашили невероятно интересным совпадением. Эта ЗГК, о которой рассказала нам сержант Гандерсон. Та самая, которая позвонила ей и приказала доставить Дрюитта в участок… – Кловер Фриман, – подсказал Линли. – Кажется, она не единственная Фриман, с которой мы с командиром столкнулись в Шропшире, сэр. – Барбара еще раз глубоко затянулась, на этот раз глубже, чем раньше. «Честное слово, – подумал Линли, – ей немедленно необходимо лечение». – А кто другие? – поинтересовался он. – Сама я с ним не встречалась. Этим занималась командир. Но его зовут Финнеган Фриман, и он помогал Дрюитту в этом его детском лагере. Насколько я знаю, когда Ардери его допрашивала, он ни слова не сказал о том, что у него есть родственники в полиции. – Так, может быть, они не родственники? Фриман – не такая уж редкая фамилия. – Да уж, не Стравинский. Это точно. – Сержант, вы не перестаете меня удивлять, – произнес инспектор, приподняв одну бровь. – Не смогу напеть ни одной ноты… Просто вспомнилось. – Увы… Но продолжайте. – Я хочу сказать, что если его Ма и заместитель главного констебля Фриман одно и то же лицо… или, скажем, она его тетушка или даже бабушка, то, мне кажется, он обязательно упомянул бы об этом, когда старший суперинтендант беседовала с ним. Заместитель главного констебля? Да она гораздо старше Ардери по званию. На его пороге появляется лондонский коп, чтобы перекинуться парой слов, так почему бы вскользь не упомянуть, что у него есть собственный коп в заначке? – Если предположить, что они родственники. И для чего это ему? – Огорошить Ардери. Сбить ее с толку. Предупредить, что говорить с ним стоит только по-хорошему. Но он этого не сделал, и мне непонятно почему. Несколько мгновений сержант молча крутила в пальцах сигарету, изучая ее тлеющий кончик. – Но между ними может не быть никакой родственной связи. – Правильно. А может и быть. А может быть, он сказал Ардери об этом, а она по какой-то причине не сказала об этом мне. Линли достаточно хорошо знал Хейверс, чтобы услышать скрытый смысл в ее словах. – Потому что она хотела побыстрее вернуться в Лондон, – предположил он, – и понимала, что родственные связи ЗГК с одним из допрашиваемых могут усложнить дело? Все равно что бросить кость стае собак, если можно так выразиться… – Мне не очень нравится такое сравнение. – Прошу прощения, – извинился инспектор. – Случайно вырвалось. И это скорее метафора, чем сравнение, если быть до конца точным. А то, что старший детектив-суперинтендант Ардери намеренно скрыла деталь, имеющую критическое значение для… – Это вполне возможно, да? Ей хотелось поскорее вернуться, и она прекрасно знала, что если расскажет мне об этом, то я захочу выпотрошить этого чудака не кнутом, так пряником. – Линли искоса посмотрел на нее, и Хейверс добавила: – Ладно. Ладно. Все знаю. Но ведь вы поняли, что я хочу сказать. – Любопытно. – Это было все, что смог ответить Линли. Они добрались до машины и облокотились на нее, пока сержант докуривала свою сигарету. С одной стороны машины находилась живая изгородь, по высоте превосходившая Линли. По другую сторону раскинулось поле с так искусно посаженной созревающей пшеницей, что, казалось, сам Господь Бог подравнивал ее своими ножницами. Легкий бриз колыхал колосья. Над золотистым полем висело чистое синее небо с редкими кучевыми облаками. Наконец Хейверс бросила окурок на землю и тщательно притоптала его носком ботинка. – Скажу даже больше, – произнесла она, и инспектор понял, что сержант имеет в виду «совпадение». – Предположим, что она родственница этого паренька Финнегана. Если это так, то она вполне могла знать кое-что о том, что педофилия, о которой говорилось в анонимном звонке, – реальность. Или, по крайней мере, она так думала и хотела побыстрее узнать это наверняка, так как ее сын-племянник-внук, или как-там-еще, работал вместе с Дрюиттом и мог оказаться замешанным во все это. Линли обдумывал ее слова, пока открывал машину и они усаживались в нее. Заведя двигатель, он сказал: – Или сын-племянник-внук мог позвонить сам. – Правильно. Но предположим, что он все-таки ее родственник. Он натыкается на что-то, – казалось, что Хейверс размышляет вслух, – что-то видит, что-то слышит… – Он просто заметил что-то конкретное, – предложил Линли. – Или кто-то из детей в клубе что-то ему рассказывает. Он не может в это поверить, но после проверки вынужден верить. Однако ему совсем не хочется, чтобы его считали доносчиком, – да и какому мальчишке этого хочется, а судя по словам Ардери, Финнеган все еще абсолютный мальчишка, – и он решает использовать интерком в полицейском участке и делает анонимный звонок. Он знает лишь одно – все происходящее необходимо прекратить. Но ничего не происходит… и что тогда? Он рассказывает обо всем своей мамочке, или тетушке, или бабушке, или кем там ему приходится эта ЗГК Фриман, и та запускает в действие весь механизм. – Звучит вполне реалистично, нет? – Вот только командир говорила, что он сразу же возбудился, разволновался и закипел от негодования, когда речь зашла о том, что Дрюитт путается с детьми. Конечно, думаю, что все это могло быть хорошим шоу и он был вынужден кипеть от праведного гнева, защищая Дрюитта, иначе все выплыло бы наружу – то есть стало бы известно, что это он заложил священнослужителя. Правильно? Все это Линли выслушивал, пока разворачивался на узкой дороге в сторону деревни. Ему пришло в голову, что пора встретиться с заместителем главного констебля Кловер Фриман и выяснить ее интерпретацию истории, приведшей к смерти диакона англиканской церкви. Пока они ехали, Хейверс занималась поисками ЗГК. Начала она с Вестмерсийского управления полиции, но там сказали, что Кловер Фриман уже уехала домой. Тогда она умудрилась получить номер ее мобильного у секретарши главного констебля, сказав ей, что представителям Мет надо срочно переговорить с Фриман лично, потому что они «узнали о ее причастности к смерти Йена Дрюитта…». Большего не потребовалось. «Хорошая работа», – похвалил ее инспектор и, добравшись до деревни, остановился недалеко от разукрашенной деревом ратуши, перед которой дама с палкой для селфи скалилась в свой мобильный и таким образом портила, по мнению Линли, вид на самую фотографируемую достопримечательность города. Он вполуха слушал переговоры Хейверс, сводившиеся к тому, что ЗГК считала – офицеры из Мет могут подождать до утра, особенно теперь, когда она уже едет домой. За этим последовал обмен мнениями, во время которого сержант была сама обходительность, со всеми своими «нет, мэм», «это необходимо, мэм» и «мы вполне можем приехать к вам, мэм». В результате было достигнуто соглашение, что, принимая во внимание время суток, они с Линли смогут приехать в дом ЗГК в Вустере после того, как где-то пообедают. На месте они будут в половине девятого. «Вы не могли бы продиктовать адрес… Благодарю вас, мэм». – Она будет ждать нас, – сказала Хейверс Линли, разъединившись. – Но радости в ее тоне я не услышала. – Я это уже понял, – ответил инспектор. Вустер, Херефордшир Вернувшись с прогулки со «Странствующими бродягами», Тревор Фриман оценивающим взглядом осмотрел свои туристические ботинки. «Не пойдет, – решил он. – Слишком чистые». Желаемого эффекта он достиг в саду позади дома, где использовал для этого шланг с водой и цветочный бордюр, который в действительности был не цветочным бордюром, а скорее раскопанным и совершенно невозделанным куском земли возле изгороди. Здесь он создал некое грязевое пятно, которое хорошо перемешал одной из своих палок для ходьбы, чтобы земля превратилась в липкую грязь, и, не скрываясь, сунул в нее свою обувь и палки для ходьбы. Войдя в дом, Тревор нашел свой мобильный. Он не брал его с собой, поскольку во время прогулок со «Странствующими бродягами» мобильные телефоны были запрещены. Конечно, у лидера группы мобильный был, но использовать его можно было лишь в экстренных случаях. Клуб не хотел бы, чтобы один из его пожилых членов умер от сердечного приступа просто из-за отсутствия связи. Найдя телефон, Тревор увидел, что, пока он гулял, ему звонили четыре раза. Три звонка были от Кловер. Четвертый – от Газа Раддока. Сначала Тревор прослушал сообщения от Кловер и сразу же удивился, услышав ее просьбу: «Ты можешь позвонить Газу Раддоку?», «Не пригласишь ли ты его на обед на завтра?». И наконец: «Почему ты не перезваниваешь?» Все это показалось Тревору загадочным и, честно говоря, немного пугающим. «Почему, – подумал он, – Кловер не может сама позвонить Газу? Уж коль она нашла время трижды позвонить мужу, пока он находился на прогулке, то почему сама не сделала звонок, о котором просила?» Размышляя об этом, Тревор открыл холодильник и достал оттуда бутылку воды с газом. Ее он выпил, пытаясь найти ответ на свой вопрос, но ему это не удалось, и он почувствовал некоторую тревогу, хотя выполнил просьбу и набрал телефон ПОПа. Газ находился на рынке, где покупал продукты и приправы, чтобы вечером приготовить спагетти болоньезе. Но прежде чем он успел передать ему приглашение Кловер, Газ заговорил: – Скотланд-Ярд опять здесь. Мне сообщила об этом сегодня мой сержант. И всё по поводу самоубийства Дрюитта. Ты что-нибудь слыхал об этом, Трев? «Очень странный вопрос», – подумал Тревор. То, что Газа не вышвырнули на улицу после происшествия с Дрюиттом, случилось лишь благодаря вмешательству Кловер, ведь ПОП стал ее протеже, еще находясь в учебке. Естественно, Газ должен был догадываться о том, что Кловер все расскажет своему мужу. – Кое о чем я наслышан, Газ, – ответил он.